Лёд и порох

* * *

— Михаил Борисович, может расскажете, что нового в мире творится? — роняю за завтраком.

Раньше у нас так каждый обед проходил — он рассказывал о новых делах в департаменте, а я комментировала.

— Ничего особенного, Ксения Александровна. — голос уже намного сильнее стал и почти похож на прежнего статского советника.

— Ну хоть о чем-то мы можем разговаривать?

— Конечно. — он даже улыбнулся. — Например, я давно интересуюсь, кто эта вторая барышня, госпожа Шестакова, и когда вы с ней так близко познакомились.

— Люся — моя младшая сестра.

Он привычно поднял брови домиком и теперь это удалось даже на правой половине лица. Против воли я улыбнулась.

— Но Вы же круглая сирота? Ваши родители были женаты единственным браком и даже умерших детей не имели. — то есть справочки-то наводил всерьез.

— Пока Вы… В общем, пока мы с Вами не виделись, я нашла маму и сестру. Они издалека приехали. — вот и узнаем, насколько хорошо я подготовила документы.

Он чуть постучал пальцами о стол, явно сделав в уме пометочку.

— И Ваша сестра тоже хорошо разбирается в медицине? Видимо, ее тоже обучал Ваш батюшка, человек недюжинных талантов, как я погляжу.

— Мама рассталась с моим отцом вскоре после моего рождения. — вот хоть на кресте в этом поклянусь. — Люсин отец служил в полиции, не очень давно скончался. А Люся сама серьезно занялась медициной и все, что я знаю и умею — это благодаря ей.

— Насколько я помню, господин Шестаков служил в гвардии года три после учебы, а впоследствии не проявил особых привязанностей ни к чему, кроме карточной игры.

Вот как надо домашнее задание делать, Ксюша. Учись у профессионала.

— За господина Шестакова мама вышла замуж только летом. Он успел дать свое имя Люсе, и вот такое несчастье…

— Да, ей очень не повезло в брачной жизни, осмелюсь заметить.

— Видимо, это у нас наследственное. — судя по его поведению в эти недели, ушивать свадебное платье пока не стоит.

Он продолжал смотреть на меня. Ну дернулась жилка на шее пару раз, так мы оба сделали вид, что это случайность.

— И как же семья Шестаковых нашла Вас?

— Михаил Борисович, как только Вы снова сможете пить спиртное, мы обязательно это обсудим. Это длинная запутанная история, и на трезвую голову не ложится, поверьте. — цензурная версия фразы «Я еще не придумала, что тебе соврать, чтобы не попадаться».

— Ксения Александровна, мне все же очень интересно, откуда у двух юных барышень такие уникальные познания, которых больше нет ни у одного ученого во всей Империи? Господин Сутягин, уж насколько образованный человек, эрудит, знаком со всеми современными открытиями, так и не смог понять, что вы тут со мной сделали.

Да, визит доктора надолго запомнился. Мы с Люськой поминутно одергивали его руки от слишком сильного давления на зарастающие операционные раны, а насчет пластики лица тот до сих пор поверить не может. Когда похвастались снимками грудной клетки из серии «до» и «после», вообще ушел в себя надолго. Похоже, готов простить мне тот ночной разговор за секретные технологии.

— Михаил Борисович, Вы еще любите меня? — этот вопрос мне важен по многим причинам, но и для дальнейшей беседы имеет определяющее значение: только что я пришла к знаменательному решению рассказать Тюхтяеву всю правду, ведь все равно же докопается, раз вцепился.

— Да. — Быстро, но твердо ответил он. — Но как это связано?

— И верите, что я с Вами искренна?

— Я в Вас верю, Ксения Александровна. — уставился на меня янтарно-коричневый глаз. — Вы крайне редко обманывали меня, порой лукавили, но прямой лжи не допускали. Вот сейчас что-то недоговариваете, но не лжете.

В общем, сражаться с ним просто бессмысленно, до уровня мегамозга мы не дорастем. Да и в самом крайнем случае, не сдаст же он нас. И как: покойник рассказывает министру внутренних дел о пришельцах из будущего.

— Вы очень близко подошли к ответу на свою загадку, так что я просто честно отвечу на все Ваши вопросы. — я вдруг расслабилась, словно погрузившись в бассейн с чуть теплой водой.

— Вы шпионка? — опасливо спросил он.

Да что же тут за мания у всех?

— А Вам попадалось много шпионов с таким образованием, знанием всего одного иностранного языка и настолько бестолковых в прочих областях жизни? — уточнила я. — Нет же.

Ну давай, милый мой, осталось немного. Если догадаешься сам, то и спорить не придется.