Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир

* * *

На следующий день рано утром на моем пороге появилась Клэр Берген в сопровождении смуглого молодого человека. Когда он пожимал мне руку, его пальцы чуть ли не искрили. А мне-то казалось, что издатели должны быть дородными и непогрешимыми. Еще одна утраченная иллюзия.

Сама Клэр была в светлой шерстяной шапочке, светлом шарфе, аляске, желтых атласных лыжных штанах и отороченных овчиной сапожках. “Ну, — подумал я, — она половину лошадей перепугает. Нервную половину”.

Я отвез их в Даунс на взятом у Гарольда ради этого “Лендровере”, и мы посмотрели на домики. Затем я провез их по деревне, показал, в каких домах живут тренеры. Потом я отвез их назад в коттедж, чтобы выпить кофе и обдумать планы.

Издатель сказал, что хочет немного побродить по округе, и вышел. Клэр прикончила вторую чашку дымящегося кофе и спросила, как это мы выносим такой ветер, что прямо-таки режет все пополам.

— Да, тут вроде бы всегда ветрено, — согласился я, подумав.

— Все эти голые холмы...

— Это хорошо для лошадей.

— А я, похоже, даже и не прикасалась никогда к лошади. — У нее был слегка удивленный вид. — Большинство тех, кого я знаю, презирают лошадников.

— Всем нравится чувствовать свое превосходство, — сказал я без обиды. — Особенно когда превосходства-то и нет.

— Ого! — сказала она. — Весьма находчивый ответ.

Я улыбнулся.

— Вы удивились бы, узнав, как некоторые ненавидят лошадей. От издевательств до истерики доходит.

— И вы не обижаетесь?

— Чувства этих людей — их проблема, не моя.

Она посмотрела мне прямо в лицо своими широко открытыми серыми глазами.

— А что же задевает вас? — спросила она.

— Если мне говорят, что я прыгнул за борт, когда я на самом деле потонул вместе с кораблем.

— Ч-что?

— Если говорят, что я упал, когда на самом деле упала лошадь, а я уж вместе с ней.

— А есть разница?

— Очень даже большая.

— Вы мне голову морочите, — сказала она.

— Немного. — Я взял ее пустую чашку и положил в посудомойку. — А что задевает вас?

Она моргнула, но, помолчав, ответила:

— Когда меня держат за дуру.

— Вот, — сказал я, — совершенно правдивый ответ.

Она отвернулась от меня, будто бы в смущении, и сказала, что ей нравится мой коттедж и кухня, и не может ли она занять мою ванну. Вскоре она вышла оттуда уже без шапочки, но с заново подкрашенными губами, и спросила, в нормальном ли состоянии все остальное в доме.

— Хотите посмотреть? — спросил я.

— Очень даже.

Я показал ей гостиную, спальню и, наконец, проявочную.

— Все, — сказал я.

Она медленно отвернулась от проявочной и повернулась ко мне — я стоял у нее за спиной в прихожей.

— Вы говорили, что снимаете.

— Да.

— Но я думала, что вы имеете в виду... — Она нахмурилась. — Мать сказала, что я была резка с вами, когда вы предложили... но я не знала...

— Да ничего, — сказал я. — Все в порядке.

— Могу я посмотреть снимки?

— Если хотите. Они в картотеке, вон там.

Я открыл один из ящиков и покопался в папках.

— Вот. Деревня Ламборн.

— А остальные?

— Просто снимки.

— Снимки чего?

— Пятнадцати лет жизни.

Она остро глянула на меня, словно я нес какую-то чепуху, потому я добавил:

— Я снимаю с тех пор, как получил в подарок фотоаппарат.

— О! — Она просмотрела ярлычки на папках, читая вслух: — Америка, Франция, дети, дом Гарольда, жизнь жокея... Что такое жизнь жокея?

— Просто повседневная жизнь, если ты жокей.

— Можно посмотреть?

— Конечно.

Она вытащила из ящика туго набитую папку и уткнулась в нее. Затем она унесла ее на кухню, а я пошел следом с папкой снимков Ламборна. Она положила свою папку на кухонный стол и стала просматривать объемистое содержимое, снимок за снимком, упорно, нахмурившись.

Никаких замечаний.

— Можно посмотреть на снимки Ламборна?

Я дал ей Ламборн, и она просмотрела и эту папку, тоже молча.

— Я понимаю, что великолепными их не назовешь, — кротко сказал я. — Так что не ломайте голову и не придумывайте, чего бы такого хорошего мне сказать.

Она зыркнула на меня.

— Врете. Вы прекрасно знаете, что они хорошие.

Она закрыла папку с видами Ламборна и побарабанила по ней пальцами.

— Не вижу причины, почему бы нам их не использовать, — сказала она. — Но решать, конечно, не мне.

Она порылась в своей большой коричневой сумке и выудила оттуда сигареты и зажигалку. Сунула сигарету в рот и зажгла ее. И тут я с удивлением заметил, что у нее дрожат пальцы. “С чего это она разнервничалась?” — подумал я. Что-то глубоко взволновало ее, поскольку вся ее общительность исчезла, и я увидел просто темноволосую юную женщину, напряженно обдумывавшую какую-то мысль.

Она несколько раз глубоко затянулась, слепо посмотрела на свои пальцы, которые все еще продолжали дрожать.

— Что случилось? — спросил я наконец.

— Ничего. — Она коротко глянула на меня и снова вела взгляд. — Я искала что-то вроде вас.

— Что-то? — озадаченно повторил я.

— М-м. — Она стряхнула пепел. — Мама говорила вам, что я хотела стать издателем, правда?

— Да.

— Многие мои друзья не верят в успех, потому что я еще молода. Но я работаю в издательстве уже пять лет... и я знаю, что делаю.

— Не сомневаюсь.

— Да нет. Мне нужно... я хочу... мне нужно выпустить книгу, которая сделала бы мне репутацию в издательском мире. Мне нужно, чтобы меня знали как человека, который сделал такую-то и такую-то книгу. Очень успешную книгу. Тогда все мое будущее, как издателя, будет гарантировано. Понимаете?

— Да.

— Я уже год или два ищу такую книгу. Ищу и разочаровываюсь, поскольку я хочу чего-то необычного. И теперь, — она глубоко вздохнула, — теперь я это нашла.

— Но, — озадаченно сказал я, — Ламборн — это же не ново, и к тому же, я думал, что это книга вашего босса.

— Да не это, балда вы этакая! — сказала она. — Вот это. — Она положила руку на папку “Жизнь жокея”. — Вот эти снимки. Им не нужен текст. Они сами рассказывают. — Она достала сигарету. — Если их расположить в нужном порядке... как жизнь... как автобиографию. Социальный комментарий, взгляд в глубь человеческой души… ну, как действует вся эта индустрия… это будет эффектный переход от цветочков и рыбок.

— Книг с фотографиями цветов было продано около двух миллионов экземпляров, не так ли?

— Вы что, не верите мне? — запальчиво спросила она. — Вы просто не видите... — Она осеклась и нахмурилась. — Вы раньше не публиковали ни одной из этих фотографий, да? В газетах, журналах, где-нибудь еще?

Я покачал головой.

— Нигде. Никогда и не пытался.

— Удивительный вы человек. У вас такой талант, а вы зарываете его в землю!

— Но ведь все снимают...

— Конечно. Но никто не делает большой серии фотографий, иллюстрирующих целую жизнь. — Она стряхнула пепел. — Они тут все, да? Тяжелый труд, самоотверженность, плохая погода, повседневная рутина, триумф, страдания... Я только раз посмотрела на эти фотографии, причем без всякого порядка, и уже поняла, что такое ваша жизнь. Нутром поняла. Потому что вы так все это засняли. Я увидела вашу жизнь изнутри. Я вижу то, что вы видите. Я вижу восторг в глазах владельцев лошадей. Я вижу их типажи. Вижу, чем вы обязаны конюхам. Вижу волнение тренеров. И это везде. Я вижу смех и стоицизм жокеев. Я понимаю, что вы чувствуете. Я вижу, что вы понимаете людей. Я вижу людей, как никогда не видела прежде, потому что так увидели вы.

— Я и не знал, — медленно произнес я, — что эти снимки так все раскрывают.

— Посмотрите на этот, последний, — сказала она, вынимая его. — Вот этот человек в спецодежде, который снимает сапог с этого юноши со сломанным плечом. Тут и слов не надо, чтобы понять, что он делает это осторожно, как может, чтобы не причинить боли. Это видно в каждой черточке лица, в каждой линии тела. — Она положила снимок в папку и серьезно сказала: — Потребуется много времени, чтобы расположить все так, как я хочу. Вы гарантируете мне, что не пойдете прямо сейчас и не продадите эти снимки кому-нибудь еще?

— Конечно, — сказал я.

— И не говорите ничего о них моему боссу, когда вернется. Я хочу, чтобы это было в моей книге, а не в его.

Я слегка улыбнулся.

— Хорошо.

— Может, у вас и нет амбиций, — сказал она, — но у меня есть.

— Да.

— И мои амбиции ничем не повредят вам, — сказала она. — Если книга станет бестселлером... а она им будет… то вы получите авторский гонорар. — Она замолчала. — Как бы то ни было, вы сможете получить аванс, как только подпишете контракт.

— Контракт?

— Конечно же, контракт, — сказала она. — И пожалуйста, сохраните эти снимки, ладно? Я скоро сама за ними приду.

Она сунула папку мне в руки, и я отнес ее в картотеку, так что когда ее энергичный молодой босс вернулся, он увидел только снимки Ламборна. Без особого энтузиазма он сказал, что они вполне подойдут, и скоро они с Клэр принесут их назад.

Когда они уехали, я подумал, что уверенность Клэр по поводу книги скоро улетучится. Она скоро вспомнит, что большинство из тех, кого она знала, презирают лошадников. Она поймет, что книга фотографий, сделанных жокеем о собственной его жизни, будет иметь очень ограниченный спрос, и с сожалением или очень коротко напишет, что, в конце концов...

Я пожал плечами. Когда придет письмо, так все и будет.