Тиран в шелковых перчатках

* * *

Купер готовилась к предстоящему визиту Кармел Сноу. Главный редактор журнала «Харперс базар», опубликовавшая за последние два года огромное число ее статей, приезжала во Францию впервые с 1939-го — года начала войны. В мире моды ее визит приравнивался к визиту главы государства. Ее отчеты о новых коллекциях 1947 года будут жадно читать по обе стороны Атлантики. Ее одобрение или неодобрение означают взлет или провал модельера.

Она ясно дала понять, что за те десять дней, что ей удалось выкроить в своем напряженном графике, она собирается сделать и увидеть как можно больше.

Накануне приезда миссис Сноу Купер позвонила сестра Гибсон из санатория Марии-Терезии. Звонок был по поводу Амори.

— Я подумала, вы рады будете узнать, что мистер Хиткот полностью поправился. Мне кажется, ваше посещение явилось поворотным моментом в его выздоровлении.

— Я рада это слышать. Он все еще в Париже?

— Он отбыл в Нью-Йорк на пароходе «Звезда Америки». По возвращении домой он вольется в семейный банковский бизнес.

— Это здравое решение.

— Он сказал, что последовал вашему совету.

— Да, припоминаю, именно это я ему и посоветовала сделать.

— Есть один момент, который я хотела бы с вами обсудить. Это касается его ранения. Хирург вставил ему в череп стальную пластину, но понятно, что волосы на этой половине головы у него теперь не растут. У него навсегда останется очень заметный шрам. И вопреки вашему предположению, — неприязненно заметила сестра Гибсон, — он не сможет носить в помещении шляпу.

Значит, Амори поделился с ней и этим маленьким комментарием.

— К чему вы клоните, сестра Гибсон?

— Мы все сошлись на том, что неплохо было бы приукрасить истинную причину его ранения.

— В смысле — приукрасить?

— Так много молодых людей возвращаются из Европы в Америку с ранами, полученными на войне. Принимая во внимание будущие дела с клиентами его фирмы и для удачного роста его карьеры, мы решили, что будет лучше, если мистер Хиткот даст понять, что был ранен осколком шрапнели в ходе военных действий, а не сам поднял на себя руку.

— Боевое ранение?

— Именно. И поскольку вы бывшая жена мистера Хиткота, мы бы хотели попросить вас…

— Поддержать легенду? — спросила Купер, потому что сестра Гибсон замялась.

— Поддержать его в его новой карьере.

— Он мог бы сам попросить меня об этом.

— Он подумал, что лучше, если с просьбой обратится незаинтересованное лицо. Ему не стоит тащить до конца своих дней груз вины за один глупый поступок.

— Не волнуйтесь, — холодно ответила Купер. — Я никому не проболтаюсь. Если ему хочется поиграть в героя войны, я не стану разрушать эту иллюзию.

— Спасибо. Я напишу его семье, чтобы подтвердить ваши слова. Уверена, их это обрадует. Желаю вам приятного дня, миссис Беликовская.

— И что это было? — спросил Генрих, когда она, смеясь, повесила трубку.

— Тщеславие и самообман, мой дорогой. Амори хочет выдать свое увечье за рану, полученную в сражении.

— Полагаю, — сказал Генри, укачивая на руках сына, — в какой-то мере все наши раны получены в жизненных битвах.

— Надеюсь, эта рана его не искалечила, — сказала она, обнимая мужа с ребенком на руках и глядя в сонное личико сына. — Надеюсь, когда-нибудь он будет так же счастлив, как я. Вокруг меня творилась сплошная разруха и несчастья — но моя жизнь все равно похожа на волшебную сказку.