Тиран в шелковых перчатках

18

Портье впустил ее в здание, и Купер тут же погрузилась в царящий здесь хаос. Рабочие по-прежнему стучали молотками и красили стены. Отыскать Диора не составило труда: он сидел на ступеньках в центре лестницы, окруженный волнами стекающего по ней разноцветного шелка, и без конца чертыхался.

— Тиан! — окликнула она. — Что это ты делаешь?

— В этом чертовом доме слишком мало места! — крикнул он в ответ. — Придется пристроить целое крыло. И мне нужно по меньшей мере еще три этажа.

Купер поднялась к нему, осторожно обходя каскады ткани.

— А шести миллионов Бюссака на это хватит?

— Шести миллионов? — Он уставился в пространство пустыми глазами. — Те шесть миллионов закончились давным-давно. Мы уже почти потратили следующие шесть.

Купер была потрясена. Деньги, как вода, утекали сквозь пальцы Диора. Ставки в этой игре стали слишком высоки, даже для самого богатого человека во Франции. Она поднялась по лестнице в бельэтаж, ремонт в котором все еще не был закончен. Человек шесть рабочих, выставив кверху обтянутые синей саржей зады, ползали по полу, укладывая бледносерое ковровое покрытие. Она поднялась этажом выше.

Третий этаж превратился в зону военных действий, где вместо пулеметов стрекотали швейные машинки, а швеи из-за тесноты задевали друг друга локтями. Жара здесь стояла невыносимая, и воздух пропитался запахом пота двадцати молодых тел: как пожаловалась работница, сидящая в первом ряду, девушки трудились по восемнадцать часов в сутки, и у них не было времени даже поесть, не то что помыться.

Вряд ли кто-то из истинных ценителей моды когда-либо задумывался, сколько долгих часов напряженного труда мастеров своего дела требуется для создания одного модного наряда. Красота дается ценой усталых глаз, сведенных судорогой плеч, исколотых пальцев.

— У нашей управляющей случился нервный срыв, — рассказала Купер одна из портних. — Из-за напряжения она слетела с катушек.

Остальные немедленно добавили свои голоса к хору жалоб:

— Месье Диор раньше был таким деликатным.

— А теперь его как подменили!

— Никто не справляется с его требованиями. Из-за малейшей оплошности он впадает в ярость.

Остальные девушки согласились. Кристиан Диор из застенчивого неприметного человека превратился в тирана, подобного Наполеону. Он отдавал своим «войскам» приказы, которые они иногда с трудом понимали, поскольку он намеревался возродить давно забытые приемы шитья, утраченные еще в восемнадцатом веке, и требовал от работниц такого уровня совершенства, какого в наше время и не видывали.

Купер снова спустилась вниз, на каждом шагу сталкиваясь с рабочими, швеями и манекенщицами. Выбрав себе просторный кабинет, Диор собирался работать за огромным столом в стиле ампир. Но некоторое время назад его выжили оттуда закройщицы, которые задвинули ампирный письменный стол в дальний угол, а в центре установили длинный рабочий верстак, на котором кроили ткань видавшими виды ножницами. Сам Диор теперь обосновался в чулане без окон, известном как «каморка». Там едва хватало места для рисунков, которые он набрасывал с невероятной быстротой, перерисовывая каждую модель по нескольку раз, чтобы часть из них в конце концов полностью забраковать. Она застала его, когда он в полной темноте пытался поменять перегревшую лампочку в настольной лампе.

— Merde! Похоже, эта лампа сломалась.

— Дай я попробую. — Она принялась за дело, а он, пыхтя от усталости, откинулся на спинку стула.

— На меня возложили слишком много надежд, та petite. Как я смогу оправдать все эти ожидания?

— Ты их превзойдешь, — заверила она. — Просто верь в себя.

Он схватился за голову:

— Если бы я знал, во что все выльется, я бы ни за что в это не ввязался.

— Девушки говорят, ты превращаешься в тирана, — заметила она. Новая лампочка вошла в патрон, и стол залило светом. — Они жалуются, что ты доводишь их до отчаяния.

Не удостоив ее ответом, он схватил со стола стопку рисунков и начал их судорожно листать.

— Где этот «Бурбон»? Кто-то перепутал порядок всех моих рисунков!

Она помогла ему найти нужные эскизы и проследовала за ним в другое помещение. Здесь стояло несколько безруких деревянных торсов — так называемые штокмановские или портновские манекены, на которых, прежде чем шить, одежду скалывали булавками. Диор отогнал в сторону одну из портних и оглядел платье критическим взглядом. Это была первая попытка реализовать модель в ткани, в качестве которой использовалось белое полотно.

— Да, это «Бурбон», но оно никуда не годится! — простонал он. — Оно должно быть намного пышнее в бедрах. Вы его испортили!

— Платье скроено в точности по вашему эскизу, месье Диор.

— Не перечьте мне! Это мерзость! Я хочу больше объема!

— Но, месье Диор, — робко возразила портниха, — пропорции манекена не позволяют…

— Не позволяют? Не позволяют? — Обычно розовое лицо Диора приобрело угрожающий багровый оттенок. — Кто мне тут будет указывать, что мне позволено, а что не позволено?

— Никто, месье, — прошептала девушка.

— Снимите его, — потребовал он жутким тоном.

— Да, месье.

Трясущимися руками портниха отколола «форму», обнажив деревянный торс манекена. Диор с минуту сверлил его взглядом.

— Да, вот где ошибка. Пропорции действительно неверные.

Штокмановские манекены можно было полностью настроить. Диор взялся за работу, сражаясь с целой системой винтиков и рычажков, дававших возможность изменить пропорции. Но именно этот манекен был старым и тугим и не поддавался его манипуляциям. Лицо Диора еще больше потемнело. Он полез в коробку с инструментами и достал оттуда деревянную киянку. Все прекратили работать и в молчании взирали на Диора, который лупил молотком по манекену, выбивая дощечки в одном месте и вбивая в другом. Никем не замеченная, Купер сделала несколько фотографий этого экстраординарного представления.

Наконец, задыхаясь, Диор отбросил киянку в сторону и придирчиво осмотрел результат своих трудов.

— Voila! — триумфально воскликнул он. — Вот совершенная женщина! — Он повернулся к портнихе, которая все еще прижимала к груди полотняную форму, глядя на него широко распахнутыми от страха глазами. — Вот теперь вы можете продолжать.

Он вылетел из комнаты, оставив всех в изумлении взирать на перенастроенный штокмановский манекен с осиной талией, широкими бедрами и низко расположенной грудью.

— Mon Dieu! — пролепетал кто-то. — Он сошел сума.

— Ни одна женщина так не выглядит.

— Нам придется снова затянуть женщин в корсеты.

— И этого будет недостаточно, — заметила другая портниха. — Еще понадобятся вкладыши в бюстгальтер и турнюр.

Купер наблюдала, как эти мастера своего дела, лучшие во всем Париже, пытались разрешить профессиональную головоломку, которую поставил перед ними хозяин. Диор просто взял молоток и выбил женскую фигуру в форме песочных часов, столь милую его взору.

Купер вернулась вслед за Диором в его каморку.

— Сколько платьев ты собираешься представить? — спросила она.

— Сотню.

Она ужаснулась. Неудивительно, что в Доме «Диор» царит безумие.

— Но для первой коллекции это невероятное количество, — рискнула заметить Купер. — В прошлом году Жак Фат выпустил свою первую коллекцию всего из двадцати вещей.

— Сотню, — твердо повторил он. — Если я сделаю меньше, я не смогу передать свое видение. Я должен повлиять на моду. — Ее насторожил его слегка безумный взгляд. — Если я сошью десяток, два десятка платьев, ни до кого ничего не дойдет. Я знаю, что они скажут: «Ну, это же Кристиан с его одержимостью, что с него взять». Но если люди увидят сотню моих платьев, у них распахнутся глаза. Никто не сможет проигнорировать сто платьев.

— Но расходы…

— Бюссаку придется дать мне больше денег, — произнес он ровным тоном. — Мне потребуются ткани, аксессуары, обувь.

У нее упало сердце.

— Но… где ты найдешь покупателей на такое количество моделей?

Он посмотрел на нее как на сумасшедшую:

— Да за ними выстроится очередь вдоль всей авеню Монтень. Они будут на коленях умолять меня продать им платье. — Он широко развел руки. — Наступает эра Диора, mа petite.

Десять минут назад он стенал, что не сумеет оправдать ничьих ожиданий, и жалел, что вообще в это ввязался. А теперь он провозглашает наступление эры Диора. Его забрасывает с самого дна самоуничижения на вершины мегаломании, с которых он вновь срывается в бездну сомнений.