Тиран в шелковых перчатках

• • •

На следующий день Купер проснулась с жуткой головной болью. Весь день ее мучило похмелье, и она не находила себе места. Генрих заглянул справиться о ее самочувствии, но она была едва способна говорить. Она сидела сгорбившись, глядя в пол, и на все вопросы отвечала односложно.

— Что произошло между тобой и Сюзи Солцдор прошлым вечером? — тихонько спросил он.

— Ничего, — пробормотала она.

— Тогда почему ты так себя чувствуешь?

— Похмелье. Слишком много выпила. И…

— И что?

— И еще я курила гашиш.

— Кто его тебе дал? — спросил Генрих. — Молчи. Сам догадаюсь.

— Вот и молодец.

Он оглядел ее своими темными глазами:

— Эта женщина для тебя неподходящая подруга, Купер.

— Ты ревнуешь, — огрызнулась она.

— Я беспокоюсь.

— Не стоит. Я прекрасно справляюсь со своей жизнью без твоей помощи.

— Это добром не кончится, — мрачно предрек он.

После того как Генрих ушел, она попыталась сосредоточиться на работе. Гашиш, решила она, не ее наркотик. Она, конечно, простила Сюзи за этот эксперимент, но повторять его не собиралась.

А вот другой опыт — тот, в котором Сюзи прижималась к ней обнаженным телом, — оставил ее в замешательстве и странном возбуждении. Перл, конечно, отвлекала тем, что дулась на нее и ворчала при каждом удобном случае. Но тело Купер будто ожило и испытывало чувственное томление.

Спустя несколько дней к ним на площадь Виктора Гюго явился Диор.

— Бебе уже несколько дней не появлялся дома. С самой вечеринки. В Павильоне уже разыскивают его с фонарями. Нам нужно его найти. Я одолжил автомобиль. Ты сядешь за руль?

— Как ты думаешь, что с ним случилось? — спросила она, когда они отъехали от дома.

— То же, что и всегда, — ответил Диор. — Запой, переходящий в загул, а потом в оргию. А потом он исчезает.

— И где он может быть?

— Сначала поищем под мостами. Обычно он в конце концов оказывается там.

— Ты шутишь?

— Нет, — печально ответил он, — не шучу.

Они ехали вдоль набережных Сены, останавливаясь у каждого моста. Под сводами некоторых из них находились целые поселения клошаров — бездомных, дезертиров, бродяг, почти все они были алкоголиками. Стояли морозы, и Купер заметила по крайней мере одно тело, слишком неподвижно лежавшее у кромки воды. Диор оставлял ее дожидаться в машине, а сам быстро переходил от одной группы клошаров к другой, заглядывая в угрюмые бородатые лица.

— Здесь его нет, — сказал он, возвращаясь в машину в третий раз. — В Париже тридцать семь мостов. Поиски могут занять много времени, Купер.

— Неважно, — откликнулась она. — Располагай мной по своему усмотрению.

— Я так тебе признателен. — Щеки Диора раскраснелись от мороза. Он всегда умудрялся выглядеть безупречно, даже при малом количестве денег. Вот и сегодня на нем были тоненький английский плат и шляпа.

— Едем к речному вокзалу Гренель. Это одно из его любимых мест.

Когда они отъехали, он плотнее запахнулся в плащ, нахохлившись, как птица.

— А как у тебя дела с Генри?

— Он давно не объявлялся.

— Я слышал, что на вечеринке произошла какая-то неприятность, — осторожно заметил Диор.

— Я перепила мятного ликера, — небрежно ответила Купер. — Только и всего.

— Смотри, не потеряй его.

— Тиан!

— Больше ничего не скажу… Осторожно, та ре-titel — внезапно воскликнул он.

Она ударила по тормозам. Толпа мужчин перегородила улицу, вынуждая ее остановиться. Они направлялись маршем к реке, в руках у них были плакаты. В последние недели Париж охватили политические волнения, сопровождающиеся регулярными забастовками, из-за которых движение в городе останавливалось на много часов. Но эта демонстрация была самой многолюдной из всех, что она видела.

— Я сделаю несколько снимков, — сказала она, потянувшись за фотоаппаратом, который повсюду брала с собой.

— Будь осторожна, — заволновался Диор. — Они могут быть опасны — посмотри, как отвратительно они одеты!

«Это высказывание, — подумала Купер, — вполне можно использовать в качестве анекдота и рассказывать его после ужина в ресторане».

Она вышла из машины и двинулась в сторону бастующих, на ходу наводя объектив. Мужчины с мрачными лицами громко скандировали лозунги. Купер заметила на многих плакатах серп и молот. Как и отметил Диор, это были рабочие в простых комбинезонах и кепках. Грохот деревянных башмаков становился тем оглушительнее, чем больше их выходило из подворотни на широкую улицу. Какое-то время они игнорировали фотографирующую их Купер, но затем двое или трое начали злобно выкрикивать что-то в ее адрес.

— Купер, — дрожащим голосом окликнул ее из машины Диор. — Уезжаем!

Над толпой колыхался огромный транспарант, растянутый на двух шестах. Она хотела его заснять.

— Минуту! — крикнула она Диору.

— Купер!

Что-то просвистело рядом с ее головой. Но только когда позади раздался звон разбитого стекла, она поняла, что в нее запустили бутылкой. Купер испуганно выглянула из-за объектива, и как раз вовремя: она успела заметить, как другой мужчина замахивается на нее булыжником. Она ловко отпрыгнула в сторону, и камень проскакал по мостовой, не причинив ей вреда.

— Эй! — крикнула она рабочим. — В чем дело, придурки? Я на вашей стороне!

В ответ понесся целый шквал ругательств. Еще несколько человек замахнулись, собираясь метнуть в нее импровизированные снаряды.

Купер развернулась и бросилась к машине, в которой Диор сидел ни жив ни мертв от страха.

— С ума сошла?! — выдохнул он. — Нам нужно убираться отсюда!

Она вцепилась в руль и развернулась так быстро, как только сумела, заехав в спешке колесами на тротуар.

Еще несколько камней прилетело в их сторону и угодило в корпус автомобиля.

— Они немного нервные, ты не находишь? — задыхаясь, выпалила она, сражаясь с коробкой передач. — Я не против оскорблений на французском, но летающие булыжники — это уж слишком.

— Просто поехали!

Пока машина набирала скорость, что-то врезалось в заднее стекло, по которому тут же разбежалась паутина трещин.

— Святой Моисей! — воскликнула Купер, разглядывая в зеркало заднего вида урон, нанесенный машине. — Да что мы такого сделали?

— Мы ведь на машине, — дрожа, ответил Диор. — Sr Они коммунисты. Они считают богачом любого, у кого есть машина. Бога ради, никогда больше так не делай. Едем, поищем под мостом Пасси.

Они доехали туда без дальнейших происшествий и вместе вошли подарку моста, обходя кучи мусора. Бездомная собака зарычала на них, прежде чем отбежать в сторону; несколько клошаров, скорчившихся, чтобы спастись от ветра, проводили их мутными подозрительными взглядами. Кое-кто жег дымные костры и, несмотря на ранний час, уже держал в руках бутылку дешевого вина. Над головой, осыпав их черной пылью, медленно прогромыхал поезд метро, направляющийся к станции «Пасси». В этом месте царили грязь, холод и запустение.

Внезапно Диор вскрикнул и бросился к куче тряпья, валяющегося под одной из металлических опор моста. Трясясь от холода, Купер последовала за ним. Куча тряпья оказалась на поверку человеком, а человек — Бераром.

По щекам Диора текли слезы, пока он помогал другу сесть.

— Mon pauvre ami[49] , — произнес он сдавленным голосом. — Бебе! Ти m’entends?[50] Господи, да он совсем окоченел! Купер! Помоги мне!

Купер опустилась на колени рядом с Бера ром и в ужасе уставилась на него. Его почти невозможно было узнать. Лицо раздуло, одна половина полностью превратилась в синяк — от удара или падения. Борода, ив лучшие времена спутанная, сейчас свалялась от грязи; от него несло перегаром и кое-чем похуже. Он чуть приоткрыл заплывшие глаза, когда они попытались его поднять, но ни на что не реагировал.

— Бебе! — Голос Диора дрогнул. — Peux-tu m’entendre[51]

Берар только простонал в ответ. Идти нормально он не мог, и, при том что он был тяжелым мужчиной, прогулка до машины их полностью вымотала.

— Никогда не видел его в таком плохом состоянии, — задыхаясь, проговорил Диор. Он закинул на плечо руку Берара, оседая под грузом его тела. — Бедный мой друг! Это я виноват. Я был так занят своими чертовыми куклами, что совсем его забросил.

— Ты не виноват! — возмутилась Купер. — Зачем он сам с собой так поступает?

— Он доработался до нервного истощения с этим проклятым «Театр де ла Мод». Это его способ бегства от действительности.

Они погрузили Берара на заднее сиденье. Диор, продолжая тихо плакать, обшарил карманы его замызганного пальто и извлек оттуда несколько закопченных опиумных трубок, шприц и бутылку с чем-то, похожим на растворитель.

— Merde![52] — сказал он, выбрасывая все это.

Купер заметила, что маленькие, грязные руки Берара до сих пор заляпаны небесно-голубой краской, с которой он работал несколько дней назад. Эта незначительная подробность почему-то заставила ее тоже разреветься.

— Куда нам его отвезти? — спросила она.

— В Питье-Сальпетриер. Там есть врач, который знает, как вывести Бебе из этого состояния.

— Что с ним будут делать?

— То, с чем не справится никто из нас, — мрачно сказал Диор. — Его запрут в палате и не станут обращать внимания на его вопли.