Они украли бомбу для Советов

ДВОЙНИК ГЕРОЯ КГБ ТРУДИЛСЯ ТАМ ЖЕ

Не совсем понятная тема: почему же арестованный в США Вильям Генрихович Фишер назвался именно Абелем? Допустим, для американцев фамилия не воспринималась чем-то отпугивающе иностранным, тем более произносят ее в Штатах «Эйбел» с ударением на первом слоге. Сам полковник годы спустя объяснял, что, взяв имя друга, попытался дать понять нашим: да, в тюрьме именно я, и я — молчу. Только каким образом в Москве обязаны были уразуметь, что взят как раз нелегал Фишер, оставалось непонятным. Ведь в США он действовал под фамилиями Голдфус, Коллинз, под именем Марк… Однако на Лубянке разобрались довольно быстро.

И даже вернувшись домой, полковник терпеливо переживал. До конца дней своих оставаться для народа Рудольфом Абелем, а для домашних и сослуживцев Фишером или Вилли, оказалось испытанием не из приятных. Однако легенде было уготовано оставаться легендой, а тайне — тайной.

Хотя бы потому, что и настоящий Абель был нелегалом из НКВД-НКГБ. Этой главе никогда б не появиться, если бы:

а) не улетело столько лет;

б) не изменилось время;

в) не естественное желание дочери разведчика Фишера — Эвелины Вильямовны Фишер — рассказать правду об отце и его ближайшем друге.

И появились на моем столе аккуратно отпечатанные странички из личного дела «Рудольф Иванович Абель» с пометкой:

«Все предоставленные в приложении документы являются выписками из дела № 308797 без изменения оригинальных текстов».

Не изменил «тексты» и я. В них все, как есть.

Самая пора поведать о нем — одном из десятков тысяч, если верить номеру досье, бойцов не совсем видимого довоенного и военного фронтов. Начнем?

Автобиография от 18 февраля 1943 года, написана собственноручно:

«Родился я в 1900 г. 23/IX в гор. Риге. Отец — трубочист, мать — домашняя хозяйка. До 14 лет жил у родителей. Окончил 4 кл. элементарного училища. В 1914 году работал мальчиком-рассыльным в Риге. В 1915 году переехал в Петроград. Вечерами учился на общеобразовательных курсах и сдал экзамен за 4 кл. реального училища».

И тут началось — революция. Северный флот, доброволен на военно-морских кораблях красных.

«В должности рядового-кочегара отбыл на фронт. Участвовал на миноносце «Ретивый» в боях за Казань, по очистке рек Волги и Камы от белых, ходил на операцию в тыл белых на миноносце «Ретивый». В этой операции отбили у белых баржу смерти с заключенными».

А дальше понеслось: бои под Царицыном, где флотилия обороняла город, класс радистов в Кронштадте… Чу, вот и первая зацепка для будущей профессии. Пока же плавал на кораблях, заведовал радиостанцией на острове Беринг, служил радистом на Командорских островах. А в июле 1926 года — приглашение работать комендантом в шанхайское консульство. Здесь дороги Абеля и ОГПУ окончательно пересеклись:

«Был направлен в Пекин, где работал радистом в Советском посольстве до разрыва дипломатических отношений с Китаем в 1929 году. С 1927 года работаю в органах ОГПУ в Иностранном отделе».

От себя добавлю: кажется, в Пекине был шифровальщиком.

Но вот дальше семи лет как не бывало. Потеря для биографов, но не для госбезопасности:

«В 1929 голу был направлен на нелегальную работу за кор-лон. На этой работе я находился по осень 1936 гола».

Нет, не долгий провал в памяти и личном деле. Записей не будет. Маленькая ниточка могла бы потянуться в прошлое, а там — копание в архивах, и вдруг если не свидетели, то следы, догадки… Так в какой все-таки стране трудился сын трубочиста, свободно владевший немецким, английским, французским? В справке по архивному личному делу № 308797 — уклончивый ответ:

«В октябре 1930 г. назначен на должность уполномоченного ИОН ОГПУ и находится в долгосрочной командировке в разных странах».

Можно ли предположить, что где-то вдалеке встретились и подружились нелегал Абель и нелегал Фишер? В вышедшей на Британских островах книге Найджела Уэста «Нелегалы» приводится утверждение, будто Фишер, для англичан — Абель, шпионил именно там. Или, может быть, они познакомились в китайской столице?

Как бы то ни было, к началу войны они уже были друзьями. В столовую и то ходили вместе. На Лубянке шутили: «Вон Абели пришли». В военные годы оба жили в маленькой квартирке в центре Москвы. Жены, дети были отправлены в эвакуацию, а трое вечерами собирались на кухне: и близко от работы, и, главное, вместе. Их даже окрестили, что было по тем временам оригинально и смело, «тремя мушкетерами». Кто же был третий? Воспоминания о нем неприятны. Когда несколько десятилетий спустя после войны разрешили выезжать за границу и навсегда, третий, от работы уже отошедший, собрался и уехал. К удивлению, отпущен был мирно, без скандалов, пообещав хранить молчание. Молчание, возможно, и хранил, однако книгу о Вильяме Фишере и его последних мгновениях написал.

«Ляля Рудольф появлялся у нас часто. Всегда был спокоен, жизнерадостен, умел ладить с детьми, — вспоминает Эвелин Фишер. - И с отцом они общались прекрасно».

Я же рискну высказать маленькую, совсем не обязательно достоверную догадку. Было в судьбах двух разведчиков нечто общее, что, как мне кажется, сближало невольно. Оба не походили на баловней фортуны. Жизнь их била жестоко: душевные раны от ударов своих же заживают трудно. И заживают ли? Ведь всенародно прославленного (в далеком будущем) Вильяма Фишера в довоенные годы чисток и расстрелов увольняли из НКВД. А с Рудольфом Ивановичем Абелем было даже гораздо сложнее. В биографии он пишет:

«Женат с 1925 года. Жена Александра Антоновна, урожденная Стокалич. Детей не имею».

А в справке к архивному делу Абеля супруге уделяется особый пассаж:

«Жена — урожденная Стокалич, происходит из дворян, отец ее до 1917 г. имел помещичью усадьбу в фольварке Осипавка, Витебского пригородного района, в прошлом был чиновником казенной палаты… Брат жены Стокалич Григорий и сестра жены Стокалич Нина в 1919 г. выехали в Китай в гор. Тяньзин».

С братом было совсем худо:

«Родной брат Абель Вольдемар, бывший начальник политотдела морского пароходства, являлся участником латв. к/p националистического заговора и за шпионско-диверсионную деятельность в пользу Германии и Латвии в 1937 г. осужден к вмн».

ВМН расшифровывается трагически просто: высшая мера наказания. Расстреляли бывшего латышского стрелка, охранявшего Смольный, члена РКП (естественно, «б») с 4 декабря 1917 года. Был Вольдемар Иванович комиссаром ВЧК Кронштадтской крепости, крупным партработником в Ленинграде и даже делегатом XVII съезда партии. Она, партия, и кинула его в 1934 году в начальники отдела Балтийского государственного морского пароходства, чтобы 10 ноября 1937 года арестовать и постановлением «двойки» (Ежов, Вышинский) от 11 января 1938 года приговорить к смерти. На верхнем углу списка синим карандашом подпись: «И. Сталин». И через семь дней, 18 января, его, Вольдемара Абеля и еще 216 человек, членов «контрреволюционной латвийской националистической организации», не стало. Тела сбросили в котлован Левашовского кладбища в Ленинграде.

Такова судьба брата. И как же понятна строка, собственноручно выведенная Рудольфом Ивановичем в автобиографии:

«В 1938 году в марте м-це уволен из органов НКВЛ в связи с арестом моего брата Вольдемара».

И пошли скитания: в 1938 году в 38 лет — пенсионер, стрелок военизированной охраны, увольнение, снова пенсия. А дальше, как и у Вильяма Фишера, предложение вернуться в НКВД. 15 декабря 1941 года, когда немца от Москвы немного отогнали, Абель вновь встал в строй — и опять невидимый. Без опытных работников деваться некуда.

Здесь опять много неясного, которому никогда не сделаться слишком ясным. Хотя «Аттестация от 16.04.45» полна вроде бы понятных, однако недосказанных фраз:

«Обладает одной из специальных отраслей агентурной оперативной работы. Тов. Абель на практической работе успешно выполнял порученные ему ответственные задания».

Видимо, Абелю доверяли. Впрочем, и тут «подвели» родственники:

«В отдел кадров НКВД СССР.

Рапорт.

Довожу до сведения, что на временно оккупированной немцами территории Латвийской ССР в г. Риге остались проживавшие там мои родители и младший брат.

О судьбе моих родных мне ничего не известно.

Зам. нач. 3 отделения 4 управления НКГБ СССР, майор Госбезопасности Р. Абель».

К счастью для майора, он был страшно нужен:

«…С августа 1942 г. по январь 1943 г. находился на Кавказском фронте в составе опергруппы по обороне Главного Кавказского хребта. В период Отеч. войны неоднократно выезжал на выполнение специальных заданий».

И ключевая фраза, дающая ответ на вопрос, что же приблизительно делал:

«Выполнял спецзадания по подготовке и заброске нашей агентуры в тыл противника».

Здесь можно предположить, лишь предположить, что в немецком тылу действовал сам Абель и (еще одна гипотеза) вместе с Фишером. А если и дальше идти по скользкой тропинке догадок, то не исключается и его знакомство с другим знаменитым в будущем разведчиком Кононом Лонсдейлом-Молодым. По крайней мере, английские авторы книг по истории разведки-шпионажа полагают, будто связка Фишер — Лонсдейл впервые возникла в годы Второй мировой. Кто скажет, так ли это и не было ли в ней третьего — Рудольфа Абеля? Как бы то ни было, по некоторым неофициальным и документально не подтвержденным сведениям, Вильям Генрихович Фишер еще в период войны время от времени работал под фамилией Рудольфа Ивановича Абеля.

А сам Рудольф Иванович был человеком не из робких. В воспоминаниях его племянника Авангарда Вольдемаровича Абеля (быть может, единственного из оставшихся в живых из рода Абелей) приводится и такой эпизод. В феврале 1938 года его, сына расстрелянного Вольдемара Абеля, вместе с матерью выслали в Туркмению как ЧСИР — членов семей изменников Родины. «Оттуда, — пишет Авангард Вольдемарович, — в 1941 г. меня вызволил дядя Рудольф». Что ж, благодарю племянника за присланные материалы и особенно за уникальные фотографии дяди. Я уж не чаял их отыскать. Лицо у Рудольфа Ивановича Абеля симпатичное, русоволос, плечист. Внешность, я бы сказал, весьма приятная, типично арийская. Так что догадок по поводу того, как же использовала его наша разведка, возникает немало.

Благодарю и коллег из владимирского «Всполья». После моей газетной публикации заместитель главного редактора Елена Смирнова прислала мне статью из своей газеты. Полковник Шевченко, участник обмена на мосту Глинике, который тогда сопровождал Пауэрса, передал во «Всполье» фотографию, на которой сняты два Абеля — истинный, Рудольф Иванович, и Вильям Генрихович Фишер-Абель. Фотографию Шевченко подарил сам Фишер в знак признательности.

А если возвратиться к настоящему Абелю, то замечу, что награды, относительно высокие, вручали Рудольфу Ивановичу уже в конце войны: орден Красного Знамени, две Красные Звезды, медали… И довольно неожиданно выглядит приказ МГБ СССР № 1867 от 27.09.46:

«Уволен из органов безопасности по возрасту».

Хорош подарок «заслуженному работнику НКВД», которому накануне исполнилось всего 46.