Они украли бомбу для Советов

СВЯЗНИК ПОЛКОВНИКА АБЕЛЯ

Полковник Службы внешней разведки Юрий Сергеевич Соколов был связным легендарного Абеля. Кажется, он остался последним из тех, кто работал с символом нашей разведки не в московских кабинетах Ясенева и Лубянки, а рисковал на поле тогдашнего ГП — главного противника — в Штатах. Его фамилия известна лишь горстке коллег. Да и высокие награды обошли стороной, так и не найдя героя.

Соколов словно исчез, растворился в зоне повышенной секретности, где людей знают лишь по оперативным кличкам. Во времена Абеля он звался Клодом.

Мне страшно неловко, но и я, вот уже несколько лет пытающийся разобраться в немыслимых хитросплетениях советского атомного шпионажа, внес свою постыдную лепту в эту покрытую мраком историю. В одной из статей публично «похоронил» Соколова-Клода.

Юрий Сергеевич позвонил, представился, принял мои запоздалые извинения, и мы познакомились. Знаете, что поражает в людях той, к сожалению, уходящей когорты? Они, будто на подбор, скромны, интеллигентны. Не совсем уверены, что уже можно рассказывать, а чего никогда нельзя. И еще они очень не богаты. Офииерская пенсия плюс крошечные блага, никаких сбережений, зато гордость за профессию — не выставляемая напоказ, однако весьма заметная.

— Юрий Сергеевич, сколько же лет вы проработали в США?

— С 1947 по 1952-й. У меня был дипломатический ранг — третий секретарь. Сначала консульство, потом перевели в представительство при ООН. Около шести лет — и без всяких стпускоз.

— Напряг наверняка огромный. Теперь, по-моему, так не бывает: дают передохнуть.

— Да, сегодня кажется невероятным. Но приходилось работать с ценной агентурой — какие там замены? Линия научно-технической разведки, в которой всю жизнь трудился.

— У вас были ценные источники информации?

— Серьезнейшие. Достаточно много интересных людей, от которых я получал материалы по тому же атому. А когда и наши взорвали свою бомбу, интерес все равно не угас: дело совершенствовалось, ученые двигались уже к бомбе водородной, возникал трудный вопрос о средствах доставки.

— И откуда вы брали агентов? Вербовали? Кем были эти люди? Где находятся сейчас?

— Они мне достались от предшественников. А кем они были и есть сегодня, говорить не буду. Меньше всего наши помощники нуждаются в газетной славе.

— Ну, Юрий Сергеевич, ведь столько лет прошло…

— Хорошо. Например, в Штатах я работал с Моррисом и Лоной Коэн. Имена в нашем мире известные.

— Ла, это одна из самых прославленных семейных шпионских пар.

— Слово «шпион» здесь грубо и неуместно.

— Простите. Моррис и Лона добыли для СССР чертежи атомной бомбы. Увы, оба скончались и похоронены в Москве. Звание Героя России им присвоили только посмертно.

— В США меня как раз и отправили, чтобы восстановить связь с ними. Встретились, познакомились, подружились. С ними мы оставались друзьями до конца.

— А с Абелем? Как получилось, что пришлось работать и с ним? Ведь вы трудились в посольстве.

— В ООН.

— Все равно легально. Но он-то был нелегал. Рассказывают, что контакты между действующими под какой-то официальной крышей и нелегалами запрещены.

— Вы правильно слышали. Но связь с Абелем только налаживалась. Требовали, чтобы информаиия передавалась быстро. Помошь Абелю нужно было ускорить.

— Какую помощь?

— Всевозможную. Дожидаться связников? Потеря времени. И решили, что без связи через посольство тоже не обойтись. Я как-то в резидентуре услышал разговор двоих своих начальников. И один из них, Владимир Барковский, который работал по линии научно-технической разведки, рекомендовал нашему резиденту использовать в этом сложном деле Глебова.

— При чем здесь Глебов?

— Глебов, как и Клод, это тоже я.

— Сколько же вам тогда было?

— 27 лет. Мне только лейтенанта дали. Так вот, слышу разговор, а потом мне объясняют: установить связь с нелегалом, помогать ему в решении оперативных вопросов, и срочно, срочно…

— А вы знали, чем занимается Абель?

— В общих чертах сведения о нем я получил. Но сразу же пришлось преодолеть один серьезный момент. С ним связались по радио из Цeнтpa…

— …Из Москвы?

— Да, из Центра, и назначили встречу недалеко от моего дома. Случайность, но это запрещено. Очень опасно. Я несколько раз менял автобусы. Кружил, проверялся — нет, чисто. Выхожу из автобуса, естественно, первым, и узнаю его еще на подходе.

— Вам показали фотографию?

— Никаких фото. Это был человек с острыми чертами липа. Иду, прыгаю себе, а проходя мимо него, нагнулся, шнурок поправляю и говорю ему по-русски: «Товариш Марк, через пять минут в кинотеатре, внизу, в туалете».

— Как-как?

— Марк. Такое у него было оперативное имя. Сначала быстренько заскочил в кинотеатр, там — в бар, чего-то перекусить. Еше раз проверился — нормально. Спускаюсь, а он уже там. Ко мне подходит, обнимается. Говорит: целый год своих не видел. Я ему: сначала пароль. Обменялись. И пошли новые встречи.

— Вы с ним сразу на «ты»?

— Что вы. Это только теперь ведущие на телевидении всем «ты» да «ты». А мы уже потом, когда хорошенько поработали.

— Как же вы работали?

— Были интересные встречи. И личные, и тайниковые.

— Юрий Сергеевич, где были тайники? Как их готовили? Что закладывали?

— Тайники устраивали в местах разных — в лесу, в парке, где деревьев побольше, только не в Нью-Йорке и не на открытой местности. Однажды случилась у нас с тайником история забавная. Рассказать?

— Конечно.

— Это было на краю Нью-Йорка, в парке, на горе. Природа красивая — внизу играют в футбол, бейсбол. И я должен был заложить ему там шифрованные материалы — текст на тончайшей бумаге. И вот накануне подходит ко мне мой коллега с куриной косточкой. Она не маленькая и не броская, я ее поскоблил, почистил, просверлил, и действительно получилось внутри этакое хранилище толщиной в палеи. Помочил в керосине, чтобы была гарантия: собака или кошка не утащит. И всунул туда листочки, получилось нормально. До этого от Абеля я получал через тайники различные контейнеры типа болтов и гаек: он их внутри высверливал и вкладывал материалы. Я мою косточку пластилинчиком аккуратненько заделал и бросил в тайник. Через день подхожу и смотрю: Абель выставил сигнал, что контейнера не нашел.

— Какой сигнал?

— Наш, условный. У нас же все на сигналах. Опасность! Если кто засек, то им надо бы и меня накрыть. Хочу пойти, проверить, может, где-то моя косточка рядом валяется и над нами с Абелем смеется. Но не могу, права не имею. Я обо всем резиденту. Он тоже предположил, что Абель контейнер просто не узнал. Запросили Центр.

— Неужели даже по такому поводу — и сразу в Москву?

— У нас все на нюансах, и повод — серьезнейший. Немедленно был получен ответ. Другого сотрудника вводить не стали, разрешили проверить тайник мне. И, не доходя до него, смотрю: лежит себе в высокой траве около каменной гряды злосчастная моя куриная косточка и в глаза никому не бросается. Тут же проверил: контейнер никем не вскрывался.

— Почему вы в этом были настолько уверены?

— Мы обычно меточку оставляем. Но перенервничал я страшно. Ошибку допустил явную.

— Так чья ошибка? Разве не Абеля? Ведь мог бы догадаться, что послание в косточке.

— Я не предупредил его о новой форме контейнера. Потом он мне рассказывал: «Я действительно взял косточку, подержал в руках. На контейнер не похожа. И отбросил ее в кусты». Абель был человек тактичный, только и заметил: «Перехитрил ты меня». Пунктуальности и огромной выдержки у него всегда хватало. Я лишь раз видел его не таким.

— Когда же?

— Однажды мы встречались с Абелем в другом городе, не в Нью-Йорке. Я хорошо проверился, мы встретились, поговорили, и я передал ему письма от жены и от дочки Эвелин. Он читает, и смотрю — лицо у него краснеет, по щеке капельки слез. Больше никогда не видел, чтобы он давал волю нервам. И тут я проявил бестактность, осведомился, не случилось ли чего печального. А он мне: «Что ты! Совсем наоборот. Но я очень скучаю. Мне снятся мои, Родина». И тут Абель попросил меня узнать, нельзя ли сделать так, чтобы его жену приняли на работу в наше представительство в ООН. Я подумал, что сначала он, бедняга, посмотрит на жену, потом мы устроим ему встречу с выездом на конспиративную квартиру, и где-нибудь нас тут могут и прихватить — вдруг неприятности? Видимо, об этом же подумал и Абель. И сказал тихо: «Как бы мне на нее посмотреть хотя бы издали…» Попросил купить жене музыкальный инструмент: она была профессиональным музыкантом.

— Такая была любовь?

— И любовь, и тоска — все вместе. Не уверен. Но когда Юлиан Семенов описывал в «Семнадцати мгновениях весны» встречу Штирлица с женой в маленьком ресторанчике, он, наверное, все же намекал и на то несостоявшееся свидание, о котором упоминал я.

— А где вы об этом писали? В какой-нибудь книге? В воспоминаниях?

— В своих отчетах. Романов не сочиняю, а стихи… Некоторые посвятил Абелю, Моррису и Лоне Коэн.

— А если хотя бы четверостишие?

— Мы как-то встретились на одиноком пустынном берегу. Абель взобрался на камень и стоял долго, словно всматривался в океан. Молчал долго. Потом подошел: «Знаешь, а там, за океаном, мой дом». Подобное чувство испытывает каждый разведчик. И я тоже:

Ощутить, как меняются блики и краски,Шум и буханье волн и спокойствия миг,И побыть одному хоть минутку без маски,Неизбежной, не нашей, к которой привык.

Мне очень не хотелось бы, чтоб наши чувства показались вам наигранной банальностью. Нервы, напряжение, отрыв от родного. Любой разведчик постоянно рискует. Нелегал рискует вдвойне. Все это изматывает, иссушает.

— Юрий Сергеевич, вы считаете, что Абеля арестовали только из-за предательства его связника Хейханена, тоже нелегала?

— Да. Ведь он так ждал другого связника — Роберта. Тот должен был приехать, и я, десятки раз проезжая по наземной линии метро, чуть ли не сверлил глазами телефонную будку на одной из станций. Именно на ней связник должен был поставить фигуральный сигнал — прибыл.

— Что это за символ?

— То ли треугольник, то ли черта, сейчас уж не помню. Или более сложный сигнал: встречаемся в такой-то день и час. Я ездил по этой линии месяц — бесполезно. А потом исчезла и сама будка. Ее снесли. Нервничали, переживали. Неужели пропал, провалился? Через какое-то время из Центра сообщают, что Роберт погиб при переходе.

— Его убили?

— Погиб в море. В Балтике. Переправлялся через залив, и корабль затонул. Словом, роковые обстоятельства.

— А вы знали этого человека?

— Я — нет. Абель знал и очень горевал, очень.

— Если бы Роберт добрался до Штатов, быть может, не было бы и тех проклятых лет, которые Вильям Генрихович просидел в американской тюрьме?