Старец Ефрем Катунакский

Зилотство

Безусловно, одним из духовных достижений наших старцев была их позиция относительно зилотства, которое в то время находилось на острие недавно возникшей проблемы.

Начиная с 1924 года, в жизнь Элладской Церкви вошел новый календарь[13], новый стиль. Святая Гора, дабы не нарушать многовековую традицию, сохранила старый календарь, старый стиль. Однако Афон не прервал молитвенную связь и административную зависимость от Вселенского Патриархата и общение с другими Православными Церквами. Но некоторые святогорские монахи, назвавшись зилотами[14], прервали духовную связь со Вселенским Патриархатом и остальной Святой Горой, не участвуя, таким образом, ни в литургиях, ни в общих торжествах. Катунаки были одним из центров зилотства. Отец Ефрем, происходивший из старостильной семьи, жил в каливе Святого Ефрема, где все отцы были зилотами. Живя в пустыне, он, как и его старцы, мало интересовался происходящими в Церкви нестроениями и расколами и, отдавшись весь, без остатка молитвенному деланию, так, что ничто другое его уже не интересовало, он в простоте сердечной и послушании старшим не размышлял о проблемах каноничности зилотов. «То, что нашёл, то и воспринял». Но когда он узнал старца Иосифа, то уже вдвоем, движимые сильной духовной ревностью, но в простоте своего незнания, они примкнули к крайней группировке «матфеевцев»[15]. Причиной послужило то, что глава умеренного крыла «флоринитов»[16], к которому они до этого принадлежали, епископ Хризостом Кавуридис, признавал таинства новостильников действительными.

Как-то раз старца Иосифа навестил иеромонах Варфоломей, который был «флоринитом» и хотел обсудить с ним проблемы зилотов. Старец Иосиф отказался принять его, говоря: «Давай не будем. Зачем вести эти тяжелые разговоры? Только одно расстройство». Тот же настаивал, так что старец Иосиф вспылил и высказался весьма резко в адрес «флоринитов».

Но затем, уйдя в свою келлию, чтобы успокоиться, он почувствовал, что диавол возымел какую-то власть над ним. Что-то шло не так, как нужно. Он начал молиться. И когда пришел мир, прилег отдохнуть. Во сне он увидел некое знаменательное видение: как будто сидит он на маленьком подводном камне посреди моря, волны захлестывают его, и он недоумевает, как оказался в таком опасном месте, в то время как чуть поодаль находится вековечная гора. Тут он решил, что как только камень немного приблизится к горе, — он прыгнет на нее и так спасется, а то, рано или поздно, волны могут смыть и камень, и его самого. Действительно, при первой же возможности он прыгнул и оказался на твердой почве. «Слава тебе, Боже», — сказал он и проснулся. Такой сон старец Иосиф не посчитал случайным.

Но и отец Ефрем, молясь об этой проблеме, услышал голос: «В лице Флорина ты отверг всю Церковь». После этого они опять вернулись к «флоринитам»[17].

Впоследствии, молясь, отец Ефрем опять услышал голос: «Подчинись Патриарху. Не подчиняйся Флорину». Это его ошеломило, он не поверил голосу, посчитал это за прелесть. Позже, указанием Божиим, они соединились с Церковью и только тогда их души обрели покой.

Отец Никифор немного упорствовал, однако отец Ефрем, не желая разлучаться со старцем Иосифом, убедил о. Никифора присоединиться к Церкви. Таким образом, вся калива Святого Ефрема вернулась в каноническое единство со всеми афонскими монастырями. Пасху 1952 года они пошли встречать к соседям, в пустынь Пророка Даниила. «Добро пожаловать! Добро пожаловать, отец Никифор, пожалуйте в игуменскую стасидию[18]. Отец Ефрем, окажите милость, послужите у нас», — с радостью принимали их исполненные любви отцы. «Когда братия запела «Богородице Дево», то я такую благодать чувствовал в алтаре, что разве только лишь Саму Пречистую Деву не видел!» — признавался отец Ефрем.

Однако отец Никифор, проведший всю жизнь с соседями зилотами, закапризничал и стал сильно расстраиваться. Он настаивал на возвращении к зилотам. Отец Ефрем оказался в трудном положении. Перед ним возникла дилемма: остаться в послушании у отца Никифора или бросить его и соединиться с Церковью? Он много молился, попробовал убедить старца, нажать на него. Безрезультатно. Молиться стало очень трудно. Он чувствовал, что Бог как-будто наложил на него епитимью. Молитва не идёт. Нужно было принять решение. Он посоветовался со старцем Гавриилом[19], игуменом монастыря Дионисиат, и с отцом Герасимом Песнописцем[20]. Оба сказали ему: «Отец, позаботься о спокойствии твоего старца». Безусловно, это был переломный момент в жизни отца Ефрема. Его желанием было жить в канонической полноте с Церковью, но это означало бы уход от своего старца!

Отец Ефрем молитвой познал, что нет большего падения для монаха, чем пренебрежение своим старцем, этому учит и глубокая святогорская традиция. Ведь и божественный Устроитель Церкви стал «послушлив даже до смерти, смерти же крестной» (Флп. 2, 8). И тогда отец Ефрем делает свой выбор: он остается в послушании у Старца[21]. Он выстрадал это решение, и потому Господь и показал его впоследствии великим учителем послушания. Он не раз говорил: «Старец стоит выше церковноначалия и если твой старец не разрешил тебя от своего слова, то вся Церковь уже не сможет этого сделать».

Его, однако, не покидали муки совести и душевная боль. Он, получивший извещение воссоединиться со Вселенским Патриархатом, опытно познавший, что Церковь — прежде всего любовь, он, у которого при слове «Церковь» сердце подпрыгивало, как ребенок, много лет не обнимавший свою мать; он, считающий старца Иосифа и его братство самыми близкими людьми, перед которыми он преклонялся, — теперь он должен был все это оставить. К счастью, недолго его мучили эти сомнения. Он решил так: «Сердцем я буду всегда с Церковью, телом же, — не надолго, с зилотами, до тех пор, пока не закроются глаза моего Старца». Этим и утешился. Отцу Ефрему пришлось ждать до 1975 года, то есть целых 23 года. Он остался образцовым послушником, никому не подав соблазна ни в чем. После смерти старца Никифора, когда у него уже образовалось братство, отец Ефрем оставил зилотов навсегда.