Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 2

Директор школы, с которым Манштейн познакомил Бориса, пожилой высокий человек в больших круглых серебряных очках, предложил тому написать автобиографию, и дал анкету для заполнения. После того, как все эти документы были готовы, приложил к ним отношение из ВКП(б) с просьбой об утверждении Алёшкина вместо Манштейна, предусмотрительно захваченное последним, вызвал секретаря и поручил ей отослать все эти документы в отдел кадров управления железной дороги. При этом он сказал, обращаясь к ребятам:

– Хорошо, я возражений против кандидатуры товарища Алёшкина не имею. У него законченное среднее образование, и это для школы даже лучше, но вопрос о допуске к работе решаю не я, а управление дороги, находящееся в Хабаровске. Я надеюсь, что там вопрос рассмотрят быстро, и через неделю или дней через 10 поступит ответ. Тогда я вас, товарищ Алёшкин, вызову. Вы познакомитесь с нашими вожатыми, их у нас в школе два, так как мы же имеем два отряда, они из местных комсомольцев, но тоже получают небольшую зарплату и от нас. Познакомитесь и с вожатыми других школ, которые вам предстоит обслуживать.

Возвратившись в Шкотово и доложив обо всём Смаге, Манштейн получил распоряжение готовить дела к сдаче, а Алёшкину разрешили продолжать отгуливать свой отпуск.

В этот же вечер, проходя с Мурзиком по линии железной дороги, с которой хорошо виднелся огород и часть двора Катиного дома, Борис, с тоской поглядывая в этом направлении, увидел Катю, шедшую между грядок. Её красненький платочек и тоненькую фигурку он теперь мог бы узнать и не на таком расстоянии. Он сразу же засвистел уже полюбившуюся всем комсомольцам и пионерам недавно появившуюся песенку: «Наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка…»

Катя услышала свист, обернулась, заметила парня и приветливо помахала ему рукой. Через несколько минут, как только Борис поравнялся с аптекой, находившейся в одном из домов, принадлежавших Пашкевичам, и расположенной рядом с воротами Катиного двора, калитка в воротах открылась, и из неё выскользнула хрупкая девичья фигурка. Поравнявшись с парнем, она быстро направилась в сторону железнодорожного переезда, поспешил за ней и Борис:

– Катя, ты надолго? Здравствуй!

– Здравствуй! На сегодня и на завтра, послезавтра опять в поле уеду. Мы приехали с Андреевой женой Наташей за продуктами и по другим делам, все остальные в поле остались. Я потому и выскочила. Наташа себя что-то плохо чувствует, мы помылись в бане, и она спать легла, вот я и смогла выйти, а то, думаю, он будет полночи свистать мне и всем соседям спать не даст. Ну, чего ты рассвистелся? Услышат соседи, посмотрят, опять болтать будут. Я бы и так вышла на улицу.

– Вот хорошо, что ты приехала!

– Приехала? Пешком пришла, это Наташа приехала! Сначала хотели её одну отправить, а уж потом, когда она уехала, я стала проситься. Андрей, видно, догадался, что я кого-то увидеть хочу, он маму и уговорил: «Пускай уж и Катерина в село сходит, может чем-нибудь там Наташе поможет, а послезавтра вместе приедут». Я сразу же и пошла, почти три часа шла!

– Так ты устала? А мне тебе столько рассказать надо!

– Ну ничего, я двужильная, как Андрей говорит, выдержу. Сходим в клуб и отосплюсь!

– А сегодня в клубе ничего нет, да я и не хочу в клуб, там народу много, ребята начнут с разными расспросами приставать. А я хочу с тобой, только с тобой быть! Мне тебе так много рассказать надо, – повторил Борис.

– Ну ладно, но куда же мы пойдём? Здесь по улице ходить у всех на глазах я не согласна.

– Слушай, Катеринка, поедем на лодке кататься?

– На лодке? На ночь глядя? Да ты с ума сошёл! Да и где мы сейчас лодку возьмём?

– Это ничего, что вечер, на море-то сейчас самая красота и есть. И насчёт лодки не беспокойся, я теперь могу, когда хочешь, лодку достать. Ну поедем, а?

Девушка посмотрела на своего спутника внимательно и вдруг неожиданно тряхнула головкой так, что её мягкие, чуть волнистые, подстриженные под скобку волосы рассыпались, закрыв часть лица, и решительно сказала:

– Ладно, поедем!

Борис был вне себя от радости.

Сопровождаемые весело бежавшим Мурзиком, они быстро пересекли центральную часть села, корейский посёлок и через каких-нибудь двадцать минут, держась за руки, уже более медленно шли по узкой тропинке, извивавшейся между кустами ивняка по берегу Цемухэ.

Совсем стемнело, сзади кое-где вспыхнули огоньки в окнах домов, впереди виднелся яркий огонь костра, очевидно, разложенного на ночь сторожем, находившемся у бона. Там собралось около сотни брёвен, которые не попали в общий поток сплава и сейчас медленно приплывали поодиночке, разыскиваемые в разных закоулках реки специальными рабочими. В дальнейшем их предстояло выкатить на берег, сложить в штабель и продать. Сейчас их нужно было охранять – на них легко могли покуситься и крестьяне из Шкотова, и корейцы, приходилось держать специального сторожа.

Катя уже, кажется, осудившая себя за несколько необдуманное решение, замедляла шаг и готова была вернуться назад. Она испугано оглядывалась по сторонам, но Борис, крепко взяв девушку под руку, продолжал тащить её к устью реки. Возможно, Борису бы не удалось увести Катю к реке, если бы рассказ его не был так интересен. Он рассказывал о предложении Смаги, о том, как происходил приём его директором школы, и о том, какая интересная работа у него теперь будет. В этом рассказе он, невольно увлекаясь своими планами будущей работы, рисовал такие заманчивые картины, в которых и ей, Кате, отводилось не последнее место, что девушка, в конце концов, загоревшись его планами, приняла в обсуждении горячее участие и шла за ним уже без сопротивления.

Наконец, они пришли к бону. Оставив Катю и Мурзика в некотором отдалении от костра в относительной темноте, Борис подошёл к самому костру, около которого сидел старый кореец со своей неизменной трубкой, испускавшей вонючий дымок, держа на палочке крупную корюшку, которую не то жарил, не то вялил над костром. Множество этой рыбы лежало вокруг на земле, устилая её на несколько квадратных метров довольно толстым слоем. Этот кореец и был сторожем у бона.

Узнав подошедшего Бориса, которого уже много раз видел на боне и знал, что он служит десятником в Дальлесе, кореец приветливо предложил ему подвяленную корюшку и спросил:

– Тебе гуляй капитана? Кушай лыба, свежий, только поймал!

– Я хочу на лодке покататься, где маленькая лодка? – так Борис назвал небольшой ялик, которым пользовались сплотчики, подтаскивая одиночные брёвна.

– Катайся мала, мала! Лодка там, плотока, бели. Весло там!

Борис прошёл к указанной протоке, позвав с собой Катю и Мурзика. Эта протока была одним из разветвлений устья Цемухэ, представляла из себя неширокую канаву, заполненную водой. Лодка стояла у противоположного берега, нужно было по бону перейти на ту сторону.

Борис рассказал Кате, что о лодке он договорился, но что к ней можно добраться, только перейдя протоку. Катя и слышать не хотела о том, чтобы идти по бону:

– Ты совсем с ума сошёл? Ведь там сторож сидит, он меня увидит, там же костёр горит! Нет, Борька, ну его, это катание, совсем! Да уже поздно, пойдём лучше домой, а то вдруг меня Наташа хватится?

– Катерника, милая моя, любимая, ну ты же обещалась! Поедем немножко, совсем недолго, а? Ладно? – Борис умолял таким тоном, так ласково гладил её по руке, которую крепко держал в своей, что девушка не выдержала и согласилась.

– Ну ладно, если ненадолго, так и быть, поеду. Только переходить будем через протоку, на свет я не пойду.

Через несколько минут они стояли на берегу протоки шириной шагов в десять, с берегами, поросшими осокой. У противоположного берега темнел силуэт лодки.

Летом эта протока обычно почти пересыхала, глубина её не достигала и полуметра, но в Приморье после дождей, а в устьях рек и после приливов, такие протоки заполнялись водой и достигали довольно значительной глубины.

Борис уже часто бывал в районе устья Цемухэ и сразу же, как только они подошли на берег протоки, определил, что воды в ней порядочно и что для того, чтобы её перейти вброд, надо снять штаны. Недолго думая, он скинул брюки, связал их в узелок и перебросил на противоположный берег. Катя видела это и предположила, что её спутник переправится на ту сторону, чтобы перегнать лодку сюда, но Борис решил по-другому: он подошёл к девушке, совершенно неожиданно обнял её и, взяв на руки, как маленького ребёнка, вошёл в воду.

Всё это случилось так быстро, что, когда она опомнилась, они находились уже почти на середине протоки, где вода достигала парню почти по пояс, и девушке в его руках ничего не оставалось, как только покрепче обхватить его за шею и прижаться к нему всем телом. Чувствуя прикосновение Катиных рук и её тела, ведь она была одета в тоненькое ситцевое платьице, Борис был на вершине блаженства.

Переправа заняла не более трёх минут, и вот уже Катя сидела на корме лодки. На носу примостился Мурзик, прыгнувший в воду вслед за хозяином, а Борис, оттолкнув лодку на середину протоки, ухватился за вёсла и направил лодку к выходу, на шумевшие впереди небольшие буруны от медленно набегавших из океана волн.

Хотя нести свою любимую Катеринку ему было и очень приятно, но всё же он вздохнул с облегчением, когда очутился на суше, а она поспешила выскользнуть из его рук. Весила она, наверно, пуда три с половиной, а он не привык к переноске таких тяжестей. Но, пожалуй, главное было и не в этом: во всё время пути со своей драгоценной ношей на руках он боялся действий девушки после того, как её перенесёт, он боялся, что она рассердится и откажется от катания.

К его огромной радости, Катя, соскочив с его рук и оправив завернувшееся платьице, сама помогла ему спихнуть лодку, врезавшуюся довольно глубоко в мягкий песчаный берег протоки, и, проходя затем на корму, шлёпнула парня по спине и шепнула:

– Чего это ты меня, как маленькую, подхватил? Что я, сама не смогла бы перейти? Тоже мне, рыцарь выискался! Ну, поплыли, что ли, поскорее, да и домой пойдём.

Когда они выехали из устья реки на взморье, пересекли ряд невысоких бурунов, перекатывающихся через песчаную косу, выдававшуюся довольно глубоко в бухту, и очутились на спокойной глади залива, Катя, отдавшись прелести этой ночной прогулки, кажется, забыла все свои страхи и опасения и так же, как Борис, с восторгом глядела на тёмное, почти чёрное море, на искрящиеся фосфорическими блёстками капли воды, стекающие с вёсел, на такие же искрящиеся брызги, возникающие около носа лодки. Опустив обе руки в воду и откинувшись на спину, она глядела на восходящий из-за сопок огромный диск почти красной луны, очевидно, испытывая настоящее наслаждение.

Однако она не забывала сердито покрикивать на своего спутника, как только он оставлял вёсла и пытался пересесть к ней на корму. Тому волей-неволей приходилось оставаться на месте. Но и то, что его Катя находилась тут, вблизи от него, и его ноги иногда прикасались к её голеньким пальчикам (оба они, конечно, были разуты), уже доставляло ему большое счастье.

Мурзик, свернувшись в клубок на носу лодки, мирно посапывал, он уже спал.

Они заплыли почти на середину бухты и, продолжая сидеть на своих местах, изредка перебрасывались отдельными фразами. Говорить не хотелось, тем более что Борис ещё дорогой рассказал Кате о своей предстоящей работе и очень обрадовался, когда она одобрила его решение об уходе из Дальлеса и переходе на работу в райком ВЛКСМ.