Александра Коллонтай. Валькирия революции

Президиум 2-й Международной конференции женщин. Среди присутствующих — А. М. Коллонтай и К. Цеткин. Москва, 1921. [РГАКФД]

Но его мощная речь, обращенная против «рабочей оппозиции», и его энергичность, явно вернувшаяся к нему, своего рода отчаянная энергичность, потрясли партию. Ленина выслушали с особым вниманием и склонились перед его авторитетом, который никто больше не смел оспаривать. Ленин обвинил всех оппозиционеров во фракционности, запрещенной X съездом, и попросил, скорее даже потребовал, чтобы их немедленно исключили. Выбор в пользу НЭПа, который критиковала «рабочая оппозиция», давал партии, по мнению Ленина, лишний повод продемонстрировать свою принципиальность. Конечно, говорил он, НЭП — это отступление, но отступление временное, нацеленное на сохранение завоеваний революции. Когда армия вынуждена отступать, нет ничего важнее дисциплины, к которой необходимо принуждать любыми средствами, а тех, кто во время войны нарушает этот принцип, расстреливают. Таким образом, у партии нет иного выбора, кроме исключения из своих рядов мятежников.

В своей речи Ленин отвел почетное место Коллонтай. Ей припомнили все: и меньшевистское прошлое, и «организацию» публикации «Рабочей оппозиции» в разных странах, что впоследствии дало противникам партии оружие против нее. Коллонтай выставили в роли чуть ли не главной представительницы «рабочей оппозиции». Александра защищалась, отрицая, что является главой оппозиции, объясняя, что ее работа была ранее опубликована без ее согласия и против ее воли, напомнив, наконец, что она порвала с меньшевизмом еще в 1915 году и с самого начала поддерживала Ленина и Циммервальдскую программу.

Шляпников и Коллонтай горячо объясняли, что именно побудило их встать в оппозицию. Прежде всего виной тому отрыв партии от пролетариата, повлекший за собой деморализацию и утрату доверия к партии со стороны многих ее членов и представителей рабочего класса. Эмоции, обуревавшие обоих ораторов, покорили аудиторию, и она, забыв о Ленине, бурно им аплодировала. Более того, она выразила свои чувства, свое согласие с тем, о чем говорили Коллонтай и Шляпников, когда отказалась исключить из партии тех, чьего исключения только что требовал Ленин. Поскольку партия не могла отвернуться от Ленина, большинство проголосовало за осуждение «рабочей оппозиции», исключение из партии малоизвестных членов и сохранение в ее рядах старых добрых большевиков во главе с Коллонтай и Шляпниковым.

Но Александра была освобождена от своих обязанностей. На должность заведующей Женотделом была предложена кандидатура Анжелики Балабановой, однако та с негодованием отказалась занять место товарки, которую высоко ценила. Пощадив Коллонтай, партия предупредила ее, что не потерпит с ее стороны какой-либо деятельности, которая может быть отнесена к разряду фракционной, и пригрозила ей окончательным исключением. Более того, Александра не могла так легко закрыть глаза на отношение к ней Ленина. Он ополчился на нее на XI съезде, выставил ее на посмешище, и она не могла надеяться в одночасье помириться с ним.

С Коминтерном дела обстояли не лучше. Отвратительные отношения Коллонтай с Зиновьевым не давали ей надежды на то, что Интернационал поручит ей какое-то задание или отправит в командировку. Конечно, формально она являлась членом Международного женского секретариата Коминтерна, но, не желая иметь какого-либо отношения к Зиновьеву, она обрекала себя на участь невидимки. Таким образом, неутомимая Александра оказалась на задворках мира, к которому принадлежала, которому преданно служила и в котором так долго блистала.

Первое время Коллонтай не представляла себе иного способа ухода от своих проблем, кроме бегства. Ее привлекала Одесса, где находился Дыбенко. Партия скорее предоставила ей отпуск, чем отправила в командировку, и Коллонтай тронулась в путь. В Одессе она прожила два месяца, занимаясь в отсутствие деятельности писательством и мало видясь с Дыбенко. Тогда же он разыграл перед ней нелепую сценку, которая в итоге отдалила Коллонтай от непостоянного любовника: после одной из их бесконечных ссор он совершил попытку самоубийства, больше похожую на симуляцию, но всего лишь ранил себя в ногу. Для Александры это было уже чересчур, она отчаянно искала способ покончить с историей любви, в которой любовь уже умерла, предварительно запятнав ее репутацию.

Как ее осенило написать Сталину? Этот вопрос до сих пор остается без ответа. Записные книжки Александры хранят молчание. Сталин не входил в число ее знакомых. Ранее он являлся одним из членов коминтерновской комиссии по расследованию, которая вынесла обвинительный приговор «рабочей оппозиции». Однако с начала 1922 года Сталин занимал вновь учрежденную должность генерального секретаря ЦК партии, и никто тогда еще не знал, какие полномочия и власть таила в себе эта должность. Александра Коллонтай обратилась к Сталину с письменной просьбой дать ей какое-нибудь задание или должность, которые позволили бы ей быть полезной для партии. Эта скромная просьба вырвалась у нее в минуту смятения подобно тому, как бросают бутылку в море. Она изложила Сталину свои проблемы и попросила у него, ссылаясь на свой опыт и знание иностранных языков, назначить ее на любую должность неважно в какой стране, ближней или дальней, либо принять на работу в ТАСС.

К ее большому удивлению, ответ пришел скоро. Телеграмма (явный признак интереса, проявленного к ее просьбе) предписывала ей возвращаться в Москву, где Народный комиссариат по иностранным делам намеревался предложить ей дипломатический пост. Это исключительно хорошее предложение, так как карьера дипломата в ту эпоху еще была закрыта для женщин, к тому же Россия тогда едва приступила к возобновлению международных связей, которые она резко оборвала в 1917 году. Наконец, можно вообразить, что идея предложить должность посла Александре Коллонтай не встретила благосклонности в ЦК. Но в столь закрытом дипломатическом мире у Коллонтай имелся близкий друг — Георгий Чичерин, который ее отстоял. В период заключения Брест-Литовского мира Чичерин сменил Троцкого в качестве главы внешнеполитического ведомства, и в 1922 году он вместе с Максимом Литвиновым совместно руководил российской внешней политикой. Чичерин являлся очень авторитетной фигурой, что сыграло на руку Александре Коллонтай.

Постановление Оргбюро ЦК РКП(б) о назначении А. М. Коллонтай советником представителя РСФСР в Канаде. 16 августа 1922. [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 362. Л. 270]

Сталин поддержал идею назначить Коллонтай на должность посла, но еще предстояло найти страну, которая согласилась бы ее принять. Ее репутация активной большевички была известна за пределами страны, а ее образ вовсе не соответствовал представлениям о дипломате, не говоря уже о том, что женщины в дипломатических кругах не приветствовались. Канада, с которой консультировались по этому поводу, отказалась рассматривать столь необычную кандидатуру. После долгих переговоров Норвегия в сентябре 1922 года выразила готовность принять ее, но не на должность посла России, которого в Норвегии к тому же не существовало (на такой уровень отношения между двумя странами на тот момент еще не вышли), а в торговое представительство. Александра Коллонтай соглашалась на любое предложение, связанное с внешнеполитической деятельностью, и Норвегию знала. В течение последующих месяцев она готовилась к этой новой жизни, изучая дипломатический протокол и цели внешней политики своего государства.

Коллонтай могла быть признательна Сталину, который выслушал ее сетования и откликнулся на просьбу. С тех пор их отношения развивались столь же непринужденно, как и начались. Почему же Сталин поддержал ее, хотя она стала в партии изгоем, заслужившим сильное неодобрение самого Ленина? Ничто не позволяет ответить на этот вопрос, но можно полагать, что Сталин, только что обосновавшийся в генеральном секретариате, воспользовался шансом и включил в круг преданных ему лиц такую сильную и интеллектуально одаренную личность, как Александра Коллонтай. В час, когда начиналось незаметное восхождение Сталина, никого тогда в партии не беспокоившее, он, оказывая покровительство Коллонтай, мог поддаться искушению заполучить верного союзника на будущее. Как показали последующие события, он был прав.

Александра посвятила несколько месяцев накануне своего отъезда приготовлениям и особенно общению с друзьями и близкими. Миша был занят своей работой инженера и управлением отцовским имением, она знала, что ему не будет ее не хватать, но собиралась присматривать за ним издалека. Миша, как и неразлучная подруга Александры Зоя, обещали часто наведываться к ней, пока она будет на дипломатической службе, и их обещание звучало тем более серьезно, что Норвегия находилась недалеко и по традиции радушно принимала русских.

9 октября 1922 года Александра простилась с Мишей, Зоей и целой толпой друзей, которые провожали ее до вокзала. Ее сильно волновала мысль о начале новой жизни. Конечно, это была ссылка, но почетная. Она рассчитывала продолжить писать, ей удалось набросать планы нескольких книг благодаря вновь обретенному душевному спокойствию, которого она до этого лишилась из-за неприятностей, доставленных ей политикой. Ее отъезд, ее новое дело, тем не менее, не подразумевали отказа от политики, до этого момента являвшейся важнейшей частью ее жизни. Она всегда хотела изменить мир, изменить положение людей, прежде всего женщин, но теперь она собиралась сделать это, находясь за пределами собственной страны и используя новые средства. На должности дипломата Коллонтай оставалась политиком и собиралась и дальше служить делу социализма.