Александра Коллонтай. Валькирия революции

Мексика была очень заинтересована в культурном обмене или, скорее даже, в получении доступа к произведениям советской культуры. Советские фильмы пользовались у мексиканцев большим успехом. Коллонтай устраивала кинопоказы и вела переговоры о продаже советских фильмов Мексике. Однако успех в области торговли и культуры не оградил Коллонтай от политических проблем. Возможно даже, именно этот успех способствовал их появлению.

Прежде всего американского госсекретаря беспокоило, что СССР может поддержать мексиканцев в нефтяном конфликте, в котором те противостояли США. Затем он осудил политику «красного» вмешательства в Никарагуа, где США старались уменьшить революционные волнения. Американская пресса, не удовлетворившись критикой СССР, подвергала советского посла в Мексике все новым личным нападкам, которые остро воспринимались Коллонтай. Она также попала под огонь критики в связи с обвинениями во внутриполитическом вмешательстве во время крупной забастовки, парализовавшей мексиканские железные дороги. Поводом для критики послужила помощь, которую оказывали бастовавшим мексиканцам советские профсоюзы. Против такого проявления рабочей солидарности выступили одновременно США и мексиканское правительство, и Коллонтай, призывавшая положить этому конец, могла лишь признать, что у нее отсутствуют возможности для вмешательства в сферу межгосударственных профсоюзных отношений. Тем не менее установившиеся между профсоюзами отношения были объявлены результатом революционной агитации CCCР и отнесены на счет советского посла.

Удостоверение Народного комиссариата внешней и внутренней торговли СССР о том, что А. М. Коллонтай является торговым представителем СССР в Мексике. Содержит перечисление обязанностей А. М. Коллонтай. 2–5 октября 1926. Подлинник. Машинописный текст, подписи — автографы наркома внешней и внутренней торговли СССР А. И. Микояна и заместителя начальника административно-организационного управления В. В. Мануйлова. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 14. Л. 2]

Александра Коллонтай. Мексика, 1927. [РГАКФД]

Желая уйти от столь сложной политической действительности, Коллонтай искала утешения в личных контактах. И здесь ее ждало разочарование. Она не нашла отклика в дипломатических кругах, ибо СССР вызывал беспокойство у большинства стран, которые видели в нем центр революции, готовившейся распространиться вовне. Единственным утешением Коллонтай служило знакомство с художником Диего Риверой, чья живопись ее пленила и с кем она могла бы завязать дружбу, не будь ее пребывание в стране столь кратковременным.

В момент, когда американо-мексиканские отношения достигли максимальной степени напряженности (все тот же спор из-за нефти), когда в Мехико стали опасаться американского вторжения или контрреволюции, инспирированной США, Александра Коллонтай решила укрыться в Куэрнаваке. Немного раньше она на короткое время останавливалась в этом городе, чтобы дать отдых своему сердцу. Но в тот раз это оказалось плохой идеей. Коллонтай попала в ловушку из-за каких-то темных мексиканских дел — никто толком не знал, то ли речь шла о попытке государственного переворота, то ли всему виной разгул местного бандитизма, — и была вынуждена спасаться бегством вместе со столь же невезучими компаньонами, незнакомыми ей. Такое положение плохо соотносилось с дипломатическими нормами. Вернувшись целой и невредимой в Мехико, она решила, что ее миссия отныне невыполнима.

В мае 1927 года она написала главе дипломатического ведомства Литвинову, что опасается собственной безвременной кончины и по этой причине больше не может оставаться в Мексике. В ответном письме Литвинов предложил ей отправиться представлять СССР в Уругвай. Это было уже слишком для Коллонтай, всем сердцем желавшей вернуться в Европу. Она доказывала, что здоровье не позволяет ей жить в странах с настолько непривычным климатом. Выражала готовность присоединиться к любой миссии и в любом качестве при условии, что это будет в Европе. Ответ пришел скоро: Коллонтай разрешили взять двухмесячный отпуск по состоянию здоровья — так решило Политбюро.

Коллонтай покинула Мексику без протокольных прощальных церемоний, поскольку уже официально находилась в отпуске. Она простилась лишь с несколькими друзьями и взошла на борт теплохода, захватив с собой картину Диего Риверы. Без сомнения, об этом деле доложили Сталину. На дворе стояла середина 1927 года, политическая обстановка в Москве была невыносимой. Троцкий, Зиновьев и Каменев создали достаточно сплоченную оппозицию, чтобы противостоять Сталину. Но тот сумел воспользоваться внешним событием и изолировать набиравшую силу оппозицию, которая при других обстоятельствах могла бы найти поддержку в партии.

В мае 1927 года Англия разорвала дипломатические отношения с СССР после обнаружения в помещении советского представительства в Лондоне большого количества материалов, свидетельствовавших о его пропагандистской и шпионской деятельности. Этот разрыв вызвал в СССР настоящий военный психоз, организованный прессой. Разумеется, власть также этому способствовала. Сталин обвинил оппозицию в том, что она провоцирует внутренние конфликты в то самое время, когда над страной нависла внешняя угроза. Он также заявил, что мировая война более чем вероятна. Таким образом, оппозиция оказалась в положении обвиняемого. И в каком преступлении! Разве ослабление страны в столь решающий момент не было само по себе предательством?

Фрагмент статьи неизвестного автора «Александра Коллонтай о задачах дипломатии» из американской газеты «Русский голос» («Russky golos»). 28 декабря 1926. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 2. Д. 24. Л. 17]

Сталин воспользовался ситуацией, чтобы обезвредить оппозицию, отправив некоторых ее представителей за границу под предлогом почетного назначения. Преображенский занял место в Париже под началом посла Раковского, Пятаков получил назначение послом в Турцию, Каменев — в Рим. Зиновьева и Троцкого также изолировали. Казалось, Сталин не располагал еще достаточным числом сторонников в Центральном комитете, чтобы избавиться от них, но XV партийный съезд был не за горами…

А. М. Коллонтай в пору работы в Мексике. Мексика, 1927. [РГАКФД]

Вручение А. М. Коллонтай верительных грамот. Мексика, 1927. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 70]

Тем временем против Троцкого начали тайную антисемитскую кампанию, пустив слух, будто Троцкий продвигал идею перманентной революции потому, что «из-за своей национальности» не верил в русский народ и его революционный потенциал. Пока это были лишь инсинуации, но эта кампания дает нам представление о том повороте, который сделала советская власть через несколько лет.

Коллонтай не поехала тогда в Москву. Миша и собственное здоровье занимали ее прежде всего. Поэтому она отправилась в Берлин, где находились тогда ее сын, невестка и где предстояло вскоре появиться на свет ее первому внуку. Поначалу она оставалась рядом с Мишей, для которого выхлопотала место в Берлине в советской торговой службе. Это была своего рода ссылка, зато тут он находился в безопасности. Но, встревоженная состоянием своего здоровья, она уехала в Баден-Баден, где водила знакомство с превосходными врачами. Они констатировали, что ее организм сильно ослаблен, и назначили ей серьезное лечение.

В Германии Коллонтай вынашивала еще одну мечту — повидаться с Марселем Боди, с которым пыталась договориться о встрече. Он не забыл о плане, который она предлагала ему два года назад: устроить их совместную жизнь. Но в 1927 году Боди так же не был свободен, как и в 1925 году. Помимо семейных обязанностей, у него сложились непростые отношения с Французской коммунистической партией. Он отказался осудить русских оппозиционеров, протестуя тем самым против тотального подчинения французских коммунистов ВКП(б).

После завершения лечения Коллонтай вернулась в Берлин для знакомства со своим внуком, нареченным Владимиром в память о дедушке — первом муже Александры и отце Миши. Боди удалось на несколько дней вырваться из Франции и присоединиться к ним. Вновь Коллонтай и Боди задумались о своем будущем. Боди обустроил жизнь своей семьи в Париже и, казалось, на сей раз склонялся (во всяком случае Коллонтай в этом не сомневалась) к тому, чтобы всерьез обдумать общие планы. Их связывало очень сильное чувство, достаточно сильное, чтобы побудить их забыть обо всем, что стояло у них на пути, и бросить все ради совместной жизни. Александре Коллонтай исполнилось тогда пятьдесят пять лет (в то время для женщины это считалось преклонным возрастом), она стала бабушкой, ее стан, некогда такой гибкий и изящный, сильно располнел. И хотя ее по-прежнему переполняла невероятная энергия, это уже была не та ослепительная Коллонтай. Боди был моложе нее на несколько лет. Не настал ли для Коллонтай решающий момент связать свою жизнь узами товарищества с человеком, который разделял ее представления о возлюбленном товарище?