Герои Курской битвы

На Обоянском направлении

Иван Михайлович Чистяков, генерал-лейтенант, командующий 6-й гвардейской армией 1

Две армии испытали сокрушающий удар немецких танковых клиньев на Курской дуге. На севере — 13-я армия генерала Н. П. Пухова, на юге — 6-я гвардейская генерала И. М. Чистякова. Но если на участке Центрального фронта В. Модель, приверженец пехотного наступления, опирался в основном на пехотные дивизии, то на юге Э. фон Манштейн, признанный мастер танковых ударов, атаковал массами бронетехники. И впереди его построений шли новые PzKw VI «Тигр», PzKw V «Пантера» и истребители танков самоходки «Фердинанд».

Свою 6-ю гвардейскую Иван Михайлович Чистяков привёл из-под Сталинграда. Там она именовалась 21-й, а 1 мая 1943 года получила гвардейское знамя и новый номер. На Курской дуге, на южной её оконечности армия генерала Чистякова стояла в центре Воронежского фронта между 40-й армией и 7-й гвардейской. Занимала участок обороны протяжённостью в 64 километра.

Командующий объезжал позиции своих дивизий, окапывавшихся в белгородском чернозёме, и невольно восхищался и бескрайним простором полей, и тучностью хлебов, которые, несмотря на войну, уже колосились под жгучим солнцем русского юга. Здешний край для крестьянина был куда благодатнее скупых почв его родины. Только одна война их и объединяла. Дождутся ли эти наливающиеся хлебной силой колосья своего жнеца? Пойдут танки с обеих сторон, полетят снаряды, повалит пехота, и изомнут всё, ископытят. И обуглится хлебушек, так и не дождавшись своей поры.

Э нет, не генеральские это думы. У генерала своих забот хватает.

Родился И. М. Чистяков 14 (27) сентября 1900 года в деревне Отрубнево Кашинского уезда Тверской губернии. В своей книге «Служим Отчизне» Иван Михайлович писал: «Деревенька наша расположена в красивой местности. И леса лиственные, хвойные и смешанные, с полянками, перелесками, и речка рядом, неглубокая, но чистая, с плёсами. Земля ж совсем плохая, постная, могла прокормить крестьянина только до нового года. Поэтому все мужчины, парни и даже мальчишки уходили до покоса в отход, на заработки. Женщины в деревне сами управлялись по хозяйству: сеяли и рожь, сажали картофель».

Места в окрестностях Отрубнева действительно красоты необыкновенной. Леса, поля, перелески, просёлки. Деревенские дворы расположены на берегах речки Мурмышки. Светлой, как глаза окрестных жителей.

«…С десяти лет отец стал брать меня с собой на заработки. Собиралось нас пятеро — четверо взрослых и я. Ехали работать в Московскую и Владимирскую губернии — крыли крыши дранкой». А дальше идёт откровение, быть может, даже намёк на рождение своей будущей военной судьбы: «В нашей бригаде работал мой родственник Арсений Алексеевич Лебедев. Был он человеком грамотным, очень вежливым, внимательным, даже застенчивым, и позже я никак не мог поверить в то, что за особую храбрость на войне с немцами в 1914 году получил он Георгиевский крест и дослужился до старшего унтер-офицера. Отца тоже забирали на войну, и вернулся он, как и Арсений Алексеевич, израненный.

В школе об этом тоже не говорили. Там учили нас считать, писать. Учился я хорошо и очень любил школу. Особенно учительницу Марию Фёдоровну. Была она молодая и очень справедливая».

Иван окончил четыре класса, и его забрал к себе помощником дядя Григорий, брат матери, который работал в Петрограде дворником. Когда в Питере загремели революционные громы, Иван на всякий случай вернулся на родину. Возраст у него к тому времени был уже подходящий, пошёл восемнадцатый год.

Однажды его отыскал в поле дядя Арсений Алексеевич (помещичью землю к тому времени уже поделили) и сказал: так, мол, и так, буржуи и помещики опять хотят вернуть свои несправедливые привилегии и отнять у нас наши надежды на хорошую жизнь на своей земле, в Славской волости формируется красногвардейский отряд, пошли, мол, записываться… Пошли. Записались добровольцами. Хотя Ивана вначале не приняли. Писарь, регистрировавший прибывших и годных под ружьё, сказал: «Пошёл отсюда, мал ещё». «…Пришёл я убитый к Арсению Алексеевичу. Он посоветовал пойти ещё раз и сказать, что мне восемнадцать лет. Так я и сделал». Добровольцев переодели и зачислили в 1-й Тульский добровольческий отряд. Началась учёба. Но инструктор оказался слабым педагогом: научил их только заряжать и разряжать винтовку, и всё.

Вскоре отряд оказался в деле. Выставили их против банды, которая орудовала в Тульской губернии. Командир отряда был так себе, отряд, как боевая единица, и того хуже. Так что при первом же столкновении добровольцы разбежались, а некоторая часть попала в плен. Среди пленных оказался и Иван со своим командиром отделения, дядей Арсением Алексеевичем.

А было так. «…Вот тут-то, в первой небольшой стычке с бандитами, когда стали стрелять, я испугался. Кругом свистят пули, кого-то ранило, тот кричит в беспамятстве. Я и стал палить в воздух, совсем растерялся.

Подбежал ко мне Арсений Алексеевич, схватил за шиворот.

— Беги в цепь! Убью труса!!!

Какая цепь? Что это такое? Я о ней и не слыхал никогда…

— Рой окоп!

Какой такой окоп? Сказал бы — яму, я б и понял…

Отделённый командир показал мне, как надо рыть окоп, так я от страха за короткое время в метр бугор насыпал!

В это время бандиты усилили обстрел. Я увидел, как наши побежали, и кинулся вслед за ними, на ходу бросив котелок и лопатку. Добежал до куста, сел за него и думаю: „Чего ж это я котелок бросил, а ложку пожалел? Без котелка на что она мне нужна…“

Слышу, кто-то кричит:

— Спасайся кто может!

Выскочил я из-за куста, но меня задержал командир пулемётного взвода:

— Держи ленту!

Пулемёт его затарахтел. Бандиты, что бежали к нам, остановились, попадали. Когда же патроны кончились, командир приказал:

— Вынимай замок!

Какой такой замок? Я их только на амбарах и видел… Он вытащил какую-то железку из пулемёта, закинул подальше в кусты, и мы с ним побежали.

Через несколько минут видим, догоняют нас всадники.

— Стой!

Мы остановились…»

Этот эпизод впоследствии во многом повлияет на его командирскую педагогику, на стиль управления людьми, на отношение к подчинённым, попавшим в экстремальные ситуации. Иван Михайлович понимал, что свою армейскую карьеру начал не блестяще. Надо признать, что души и юмора у него хватило, чтобы рассказать об этом своём казусе. Впрочем, такое случалось со многими. Труса, как говорится в старой солдатской поговорке, кажет не первый бой, а второй. А в первом можно и сплоховать.

Итак — плен. «…Разместили нас в сарае. Утром велели перейти в конюшню, которая отстояла от сарая метров на сто, а сами стали живым коридором между конюшней и сараем. Пока мы бежали сквозь строй, били нас чем попало. У меня до сих пор на лбу шрам. Кто-то здорово саданул железкой.

Перегоняли нас из сарая в конюшню и обратно утром и вечером и каждый раз били. Продолжалось это несколько дней. Ночью солдаты постарше, поопытней, которые были среди нас, сговорились, убили часового, и мы убежали. Всю ночь пробивались стороной и часов через пять-шесть добежали до города Черни. Туда же пришёл латышский революционный отряд. Помню, как поразили меня латышские стрелки спокойствием, дисциплиной».

После переформирования Ивана Чистякова и Арсения Алексеевича в составе 7-го Тульского добровольческого полка отправили на юг. Паровоз приволок их состав на станцию Лиски недалеко от Воронежа.

Любопытно вот что. Примерно в то же время на станцию Лиски прибыл и Николай Пухов, бывший прапорщик, а то время калужский «мешочник». И для бывшего прапорщика калужанина Николая Пухова, и для добровольца-тверича Ивана Чистякова настоящая военная служба началась именно там, в Лисках, где формировались красногвардейские части и тут же направлялись на передовую.

Шли тяжёлые бои с белогвардейцами. Казаки и офицерские части атамана П. Н. Краснова рвались в Центральную Россию. Через 24 года генералы Чистяков и Пухов будут стоять со своими армиями на обеих фасах Курской дуги и держать оборону против более свирепого неприятеля.

В Лисках Чистякову винтовку не дали. Дали пулемёт. И в своём втором бою Иван не сплоховал. Молотил по белогвардейской цепи длинными прицельными очередями, да так, что чертям было тошно. Потом вспоминал, что никакой жалости к противнику, которого буквально сметали очереди его пулемёта, не испытывал, что всё было похоже на деревенскую драку: или он тебя, или ты его… «Под Гундоровской меня ранили и отправили в госпиталь, потом поехал в деревню долечиваться, но дома бабушка, отец, мачеха и я заболели тифом».

Тифозных со всей округи свозили в село Вознесенье. Умерших там же и хоронили. Однажды во время осмотра врач остановился возле кровати Чистякова, пощупал его пульс и сказал медсестре: «Этот готов. Выноси в мертвецкую». Но медсестра поступила иначе. Потрогала его лоб, поняла, что солдатик-то ещё живой, начала его выхаживать. Вскоре Иван пришёл в себя, встал.

В сентябре 1919 года Иван Чистяков снова прибыл в полк, откуда его направили в пулемётную школу, в Саратов. Через несколько месяцев школу перевели в Новочеркасск. Транспорта не хватало. Курсантов отправили на новое место пешим строем. А это без малого восемьсот вёрст! «Хорошо шли! Был такой приказ: в каждом селе или хуторе — винтовки „на плечо“ и обязательно с песней. Идём, пятьсот-шестьсот парней, будто и не устали, девушки смотрят, улыбаются… Правда, был тут непредвиденный случай. В Ростовской области около станицы Витякинской есть хутор Красновка. Я, когда в нём позже бывал, всегда улыбался: „Пропади ты пропадом!“ Дело в том, что этот хутор растянулся вдоль реки на двадцать пять километров. А приказ есть приказ. Вот и надо было идти двадцать пять километров с песней, держать винтовку в положении „на плечо“».

Учился Чистяков охотно и легко. В 1920 году получил назначение на Кавказский фронт — старшим пулемётной команды стрелкового батальона, затем командир взвода в 37-м стрелковом полку. Война на Кавказе ещё шла. Полк дрался на Кубани, на Тереке, в Дагестане.

Как-то маршал И. С. Конев заметил, что полк — лучшая школа для командира. Чистяков прослужил в 37-м стрелковом полку больше пятнадцати лет. Пришёл командиром взвода, а уходил на новое место службы с должности помощника командира полка. В июле 1936 года он был переведён на Дальний Восток. Многие командиры Красной армии прошли дальневосточную закалку: это была особая школа. Майор Чистяков был назначен начальником оперативной части штаба 92-й стрелковой дивизии. У этой дивизии будет трагичная судьба: в 1942 году её перебросят под Ленинград и в составе 2-й ударной армии она попадёт в окружение и погибнет вместе со своим командиром, полковником А. Н. Ларичевым. В том же году Чистяков получил в командование 275-й стрелковый полк, а в ноябре 1937 года — 105-ю стрелковую дивизию 1-й Отдельной Краснознамённой Дальневосточной армии.

Особая история — педагогическая деятельность Ивана Михайловича Чистякова. За плечами у него к тому времени были Стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава РККА им. III Коминтерна. С разницей в два года он окончил два факультета. И вот полковник Чистяков в феврале 1940 года был назначен начальником только что созданного Владивостокского пехотного училища. К тому времени в Европе уже бушевал пожар Второй мировой войны. Японцы один за другим занимали острова в окрестных морях. Красная армия схватывалась с ними дважды — на сопках у озера Хасан и у реки Халхин-Гол. Армии нужны были лейтенанты — командиры стрелковых взводов и рот, политработники. И всё же хотелось в войска. Из учебных классов — в поле. Однако же след в училище полковник Чистяков оставил. Не раз на фронте встречал своих бывших курсантов, уже командиров батальонов и полков, штабных работников. Однажды, уже после Курской битвы, когда корпуса и дивизии 13-й армии действовали за Днепром, проламывая всё дальше и дальше дорогу на запад, один из стрелковых полков первого эшелона замешкался перед небольшой деревушкой, превращённой немцами в довольно сильный укрепрайон с разветвлённой системой огня. Деревушку надо было брать, чтобы позволить основной ударной группировке двигаться дальше. И вот полк уткнулся в эту распроклятую деревушку и — ни с места. Чистякову доложили, и он сам решил посмотреть, что там происходит и в чём загвоздка.