Старец Сергий

Деятельность, личность и влияние

Отец Сергий с момента рукоположения и до начала тяжелой болезни, которая закончилась смертью, непрестанно трудился — и как священнослужитель, и как пастырь.

Значительная доля его времени была посвящена богослужению, которое он считал своим долгом совершать во всей полноте и со всей точностью, требуемой Типиконом, не опуская ни одной молитвы и ни одного песнопения, никогда не сообразуясь с собственными силами и зачастую даже до полного изнеможения. Помимо Господских и Богородичных праздников, он служил в многочисленные дни памяти своих любимых святых. Во время Великого поста службы длились по восемь часов в день. Отец Сергий совершал свои службы степенно, в размеренном и даже медленном ритме, тихим, почти слабым голосом, без искусственности и напыщенности, естественно, в простоте, смирении, в сердечном сокрушении, в мире и кротости; благодаря этому службы были необычайно глубокими, способствовали сосредоточенности всех присутствовавших и создавали как в скиту Святого Духа, так и в Ванве совершенно особую духовную атмосферу. Каждая литургия, совершаемая отцом Сергием, становилась настоящим тайноводительством.

Помимо этого, всю свою жизнь отец Сергий посвящал постоянной заботе обо всех тех, кого Господь вверил его пастырскому попечению. Без устали бороздя Париж и его окрестности, навещая больных и престарелых, помогая нуждающимся, утешая страдающих, провожая в последний путь умирающих, он, как бы ни складывались обстоятельства, никогда не отказывал тем, кто просил его приехать, нуждаясь в его совете или его молитвах, становясь всем для всех, всегда был готов откликнуться и отдавал все свое время, никогда его не рассчитывая. Дома он постоянно отвечал на многочисленные письма, приходившие на его адрес, или на протяжении долгих часов выслушивал по телефону тех, кто звонил из Франции или из-за границы, ища его помощи.

Любовь к ближнему у отца Сергия проявлялась и по отношению к тем, кто уже покинул этот мир: молитва об усопших занимала в его монашеской жизни и в пастырской деятельности совершенно особое место. Число усопших, которых ему хотелось помянуть за воскресной литургией, было настолько велико, что проскомидию приходилось начинать в восемь тридцать, тогда как сама литургия начиналась только в одиннадцать; заупокойные службы в Ванвском храме длились очень подолгу, так как отец Сергий читал на них листки различных размеров, многие из которых пожелтели от времени или истрепались от того, что он много раз держал их в руках, с именами покойных, среди которых были не только его близкие и новопреставленные, но и все ушедшие из жизни прихожане с момента основания храма и все усопшие, о которых он как-либо узнал. Таким образом, поминались тысячи имен, для каждого из которых призывалась спасительная благодать милостивого Бога. Чувствовалось, что для отца Сергия мертвые всегда присутствовали рядом, что для него не было пропасти между их миром и миром живых: в Церкви, превосходящей категории времени, все были современниками, являясь членами Тела Того, Кто есть Жизнь вечная, все постоянно и в равной мере заслуживали внимания и любви.

Отец Сергий был еще и очень известным духовником, старцем исключительного духовного масштаба. Его выбрали своим духовным отцом такие люди, как Николай Бердяев и Владимир Лосский; у него не стеснялись просить совета во время визитов во Францию архиереи (многие из которых сейчас являются митрополитами и епископами различных патриархатов), игумены (в числе которых — два очень известных афонских игумена), священники, монахи и миряне со всего света. Многие, часто известные, представители русской интеллигенции, порой тайно исповедовавшие Православие писатели, поэты, художники, философы, историки, кинематографисты и театральные режиссеры, находившиеся во Франции в эмиграции или по профессиональной необходимости, вплоть до начала его тяжелой болезни приезжали к нему побеседовать или поисповедоваться. Как многие другие, менее известные или вовсе не известные миру, но пред Господом и в глазах отца Сергия равные друг другу в своей вере и в своем покаянии, они находили в лице старца человека, обладающего необычайной способностью выслушать, понять и проявить сострадание.

Когда случалось исповедоваться отцу Сергию, то очень живо ощущалось его мощное духовное присутствие и наряду с этим полный отход на задний план его индивидуальных черт — казалось, что старец становился полностью прозрачным, проницаемым для Бога. Слушая с великим вниманием того, кто находился рядом с ним, очень глубоко сопереживая раскаянию в грехах и даже беря на себя часть этой тяжести, молясь за него перед исповедью, во время и после нее, отец Сергий помогал кающемуся почувствовать напрямую, в меру силы его покаяния, милосердие и утешающую благодать Божию. Помимо впечатления от одного только его присутствия, человек ощущал и силу его слова. Отец Сергий стяжал дар сердцеведения, то есть способность читать в сердцах, — редкий дар, подаваемый Духом Святым только тем, кто обладает добродетелью смирения и любви к ближнему. Благодаря этому дару он находил для кающегося такие слова, которые могли его утешить и исцелить, и действие этих слов, по милости Господа, от Которого они в действительности исходили, часто оказывалось мгновенным: каждый после исповеди чувствовал в своей душе легкость, чистоту, состояние исцеленности, свободу, успокоение. Старец Сергий умел давать каждому такие советы, которые в точности подходили к его личности, его состоянию, положению, ситуации. Отцу Сергию было открыто сердце каждого, и он видел далеко за пределами того, что произносилось во время исповеди; его советы были порой неожиданными для того, кто их слышал: они относились к мыслям или поступкам, о которых исповедовавшийся не рассказывал, или к состояниям и склонностям, неведомым самому человеку. Но рано или поздно истинность его советов обнаруживалась, и оказывалось, что каждому они четко указывали волю Божию. Отец Сергий, когда давал советы, не сыпал словами. Его речь всегда была сдержанной. Он не расточал праздных, бесполезных слов. Все, что он произносил, было необходимым, существенным. Каждое из произносимых им слов было исполнено тепла и силы. Воистину его действие заключалось не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы (1Кор. 2:4). И поэтому тот, кто его слышал, преображался и оказывался во власти благодати, которая и помогала ему достичь этого преображения.

Это были поистине старческие качества, и благодаря им его считали старцем далеко за пределами Франции наиболее выдающиеся духовные люди нашего времени, такие, как архимандрит Софроний, с которым его всегда связывала крепкая дружба, отец Иустин (Попович) или афонские старцы: отец Ефрем Катунакский, отец Харалампий и отец Паисий. Однако учеников у него было очень немного. Это объясняется прежде всего его великим смирением, из-за которого он всегда отвергал роль не только «руководителя» или наставника, но даже духовного отца, будучи и в этом послушным заповеди Христа: А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель — Христос, все же вы — братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник — Христос (Мф. 23:8–10). Само это смирение в сочетании с глубоким благоговением перед духовной реальностью и с обостренным чувством сокровенного заставляло его избегать рассуждений и поучений на духовные темы, и часто он сам уводил разговор в сторону, рассуждая о вещах житейских. Он любил повторять, что духовная жизнь и состоит в том, чтобы быть, а не в том, чтобы говорить, подчеркивая опасность того, чтобы говорить о чем-то, чем сам не являешься, и словами низвести сокровенное до поверхностного. По этой причине отец Сергий никогда не произносил проповедей. Иногда только он ограничивался тем, что по издавна сложившейся монашеской традиции зачитывал какой-нибудь святоотеческий текст.

Чтобы он принял кого-то в свои духовные чада, следовало просить его настойчиво, многократно, следовало буквально не давать ему покоя, так как он постоянно избегал этого, считая себя недостойным звания отца. Но если он все-таки принимал вас, то брал на поруки полностью, принимая на себя и перенося лично ваши немощи и ваши трудности, страдая из-за них, молясь о вас день и ночь, незримо присутствуя рядом с вами, поддерживая вас во всех ваших испытаниях и в каждом из ваших усилий. Вы становились как бы одной из частей его тела, плотью от плоти.

Многие духовные чада отца Сергия, страдавшие тяжелейшими духовными или психическими недугами, смогли избавиться от них после того, как он соприсутствовал им в этом внутреннем мраке. Так, в частности, известно, что он сыграл решающую роль в судьбе отца Григория Круга, который жил рядом с ним на протяжении более двадцати лет, и каких духовных высот достиг тот, успешно преодолев, благодаря постоянной помощи со стороны отца Сергия, тяжелейшие испытания.

Это постоянное присутствие отца Сергия рядом со своими духовными чадами не было вместе с тем подавляющим. Посвящая себя каждому целиком, он тем не менее оставался очень корректным, не забывая, что является отцом лишь по образу Отца Небесного, от Которого происходит всякое отцовство, постоянно отходя в тень, как раб перед хозяином, буквально воплощая в жизни слова Иоанна Крестителя: Ему должно расти, а мне умаляться (Ин. 3:30). Отец Сергий, уподобляясь Богу в своем уважении к человеческой свободе, никогда не навязывал ни себя, ни чего бы то ни было. Тот, кто находился под его духовным покровительством, научался свободе чад Божиих. Это ученичество было одним из самых трудных, и поэтому многие предпочитали его наставничеству — сдержанному и верящему в свободу воли каждого и в силу благодати — более жесткое духовное руководство со стороны других священников.

Духовное руководство отца Сергия было деятельным, в нем не было места теоретическим выкладкам. Всех обращавшихся к нему интеллектуалов он призывал к самому трудному для них подвигу: распятию разума, отречению от премудрости века сего. Он, совсем как его друг, отец Софроний, считал, что интеллектуалы вступают в духовную жизнь с огромным лишним грузом. Отец Сергий разделял ненависть глубоко почитаемого им Достоевского к «эвклидовскому уму», к слепому рационализму. Он отвергал даже умозрительные богословские построения, которые в наши дни нередко подменяют собой духовность.

Некоторые считали такую позицию проявлением обскурантизма, и это, естественно, заставляло их отдаляться от отца Сергия, который казался им «простецом» в том пренебрежительном смысле, какой вкладывают в это слово почитатели премудрости века сего. Но позиция отца Сергия соответствовала вершине духовной эволюции, венцу подвижнического пути, который греческими святыми отцами назван aplosis — «простота». Мы уже говорили, что, прежде чем стать монахом, он активно участвовал в собраниях Николая Бердяева и Жака Маритэна, куда приходили наиболее выдающиеся представители верующей интеллигенции того времени.