Игра в «Городки»

Студия «Позитив ТВ» представляет

С этих слов начинался «Городок» после нашего ухода от Саши Жукова. И 18 лет подряд нас действительно представляла студия «Позитив ТВ». А теперь я представлю тех, кто работал в этой студии над нашей передачей.

Продюсерами были Евгений и Марина Харкевичи.

Муж и жена. Многие годы Женя оформлял нашу программу (дизайн, графика, анимация), а Марина несла всю административную ношу. За эти годы у нас родились и выросли дети, мы вместе получили четыре ТЭФИ, вместе болели и выздоравливали, иногда ругались, быстро мирились… но главное — мы одинаково сильно любили «Городок» и были преданы этому проекту.

Первым оператором-постановщиком у нас был Митя Медведев. Митя был асом «скрытой камеры». Одним глазом он смотрел в видоискатель, а другим «стрелял» по сторонам — и вдруг почему-то переводил камеру куда-то в сторону от основного действия. Я начинал орать, но потом на монтаже видел, что в кадр попадали совершенно удивительные люди и их оценки. Вне съемок я просил его повторить этот финт глазами — смотреть в разные стороны, — а он отвечал: «У меня нет косоглазия!» И у него действительно ничего не получалось. Но потом, когда он припадал к камере, опять начинал смотреть в разные стороны. Гений!

Вторым (и последним) оператором-постановщиком был Саша Сутковецкий. До этого он был у нас ассистентом.

Снимался в эпизодах. Смешной и свободный был в кадре невероятно! Придумал имя Модесту. Очень тонко чувствовал композицию и свет. Проработал с нами лет 15, из них девять — как оператор-постановщик. Был и остается моим любимчиком.

Далее по титрам.

Звукорежиссер — Максим Павлов. Под конец нашей работы выяснилось, что он и не Максим вовсе, а Игорь.

Игорь-Максим — блестящий профессионал. Только машину водить ему противопоказано. Раз в месяц попадал в аварию. Всегда отделывался легким испугом, чего не скажешь о его пассажирах.

Компьютерная графика — Константин Бронзит. Учитывая его заслуги перед мультипликацией, правильнее писать — Бронзит Константин Эдуардович. Он придумал стилистику всех заставок и рубрик «Городка» и сам их рисовал. Во всех программах чувствуется его рука, его парадоксальный талант. Своими «анимашками» он задавал тонкаждой передаче, и это иногда даже подсказывало нам верный актерский способ существования в кадре. Перечислять его отечественные и международные призы, награды и регалии — места не хватит. Где он все свои железяки хранит — даже не представляю. Он один из самых знаменитых и титулованных аниматоров в мире на сегодняшний день.

По секрету скажу, что мы его называли просто — Костян.

Композитору Владимиру Горбенко я посвятил отдельный рассказ. В разное время для нас писали музыку: Артур Горбенко (сын Владимира Горбенко), Денис Клявер (сын Ильи Олейникова), Алексей Зубарев, признававший только живые инструменты, и Андрей Андерсен (тоже, конечно, чьи-то сыновья).

Художники-гримеры: Инна Алексеева и Галина Пономарева.

Если мы снимали четыре сюжета в день — это значит, что гримеру нужно было придумать и сделать восемь персонажей за смену. Максимум 20 минут на человека! Это Инна с помощью комка гумоза делала из меня Жириновского, с помощью фена — Ельцина, с помощью двух ватных дисков, засунутых мне в нос, — Модеста и т. д. Портретного сходства добивалась невероятного, каким-то ей одной известным экспресс-методом!

Однажды Инна неровно приклеила мне бровь для Брежнева, села и заплакала:

— Юрочка! Все, пора мне уходить. Я же ничего не вижу!

— Давно?

— Очень давно. Больше года.

— А как же ты гримировала нас, господи?

— По памяти, Юрочка. На ощупь.

Она наши лица знала наизусть. Она год гримировала нас Н А О Щ У П Ь!!!

— Возьмите Галочку Пономареву, — посоветовала Инна перед уходом на пенсию. — Она лучшая!

И мы взяли.

Галя в гримерном ремесле — это как Бронзит в мультипликации. Никогда она не брала для нас парики и усы напрокат. Все делала своими руками. А вы знаете, что это такое — сделать вручную за ночь пастиж (усы и бороду)?!

Я всегда говорил Галке:

— Все комплименты мне насчет сыгранных женщин, делю с тобой пополам! Мы их с тобой вместе сделали!

Ох, каких же она дам мне напридумывала и изваяла из меня! Когда число сыгранных мною женщин перевалило за пару тысяч, я ей жаловался:

— Все, Галя! Не знаю больше, что играть. Воображение высохло!

А она мне:

— Ничего, Юрочка. Сейчас сядем к зеркальцу — проборчик туда, челочку сюда, парички разные примерим… Ты начнешь шепелявить там, картавить… ну, как обычно. Что-нибудь и склеится. Красавицу из тебя уже давно не слепишь, а какую-то лахудру сейчас вместе и придумаем!

Галка разрывалась между «Городком» и кино. Обожала и то и другое. Она постоянно работала со знаменитым Андреем Звягинцевым на всех его прославленных фильмах, но всегда заранее предупреждала Андрея о том, что может до такого-то числа, потому что дальше — «Городок»… Она часто звонит мне и спрашивает:

— У тебя ничего не намечается типа «Городка»? Соскучились руки. Надоело всех красивыми и естественными делать!

— Хочется немного уродства?

— Ага!

В «Городке» никогда не было директора. Только — директрисы. Замечательные, умеющие терпеть и прощать.

Работа у них была — «и неприятелю не пожелаю!» — как говорил Гоголь. За неделю до съемок они умели договориться с крейсером «Аврора», с двумя ресторанами, тремя магазинами, с дрессировщиком обезьяны, найти три пары пожилых близнецов и организовать выстрел из знаменитой пушки в Петропавловской крепости не в 12 часов, как это бывает ежедневно, а «еще разок в удобное для нас время!».

В разные периоды «Городком» управляли три удивительные женщины: Татьяна Качурина-Лайн, Ирина Воробьева и Валентина Серебрякова.

Режиссер монтажа — Павел Медведев.

— Паша! Прекрати пить мою кровь и есть мою печень! — часто кричал я Павлику словами из Исаака Бабеля.

Ни с кем в «Городке» я не провел вместе столько времени, сколько с Пашей. Недавно мы с ним взяли калькулятор и посчитали: а сколько это в днях?

Итак. Мы сняли 260 «Городков» и 155 программ «В Городке». Минимум по семь смен монтажа на каждый выпуск я работал в аппаратной вместе с ним (он-то на порядок больше). Итого: 2905 смен. Смена в среднем 12 часов. Значит, это 1452 суток, делим на 365 дней и получаем ЧЕТЫРЕ года (это если сутками пахать)!!!

— Паша! Столько лет длилась Первая мировая война! Да я с собственными детьми столько времени не провел в общей сложности!

— Я тоже, — обреченно ответил Паша.

Паша — фантастический профессионал, законченный перфекционист монтажа. Его стремление к идеальным монтажным стыкам, «вылизывание звука» и вечное исправление убогого питерского неба в кадре на итальянское с помощью цветокоррекции и графики иногда грозили обернуться катастрофой для продюсера. Апофеозом Пашиного стремления к идеалу были трехдневные поиски в речи Илюши буквы «Й», которую он хотел вырезать и приклеить к другому слову.

Мы ни разу (!!!) не сдали вовремя программу на эфир.

Согласно договору с каналом «Россия» «Городок» должен был лежать на полке ОТК (технический контроль картинки и звука) за пять дней до эфира. На самом деле кассета с передачей оказывалась на канале только в день выхода эфир! А иногда и за несколько часов до него. Нам даже пришлось в штатном расписании изыскать возможность для новой должности — «курьер в Москве». Это был специальный человек, который работал всего один день в месяц — в день премьеры «Городка». Он с утра «стоял на низком старте» и в зависимости от того, каким способом была отправлена кассета, готов был нестись либо в Шереметьево, либо на Ленинградский вокзал встречать ее.

Каждый раз в последний вечер монтажа в нашем офисе можно было наблюдать одну и ту же картину. Из угла в угол молча ходили и беспрестанно курили директор Валя Серебрякова и я. Замдиректора, милейший Дима Степанов в марлевой повязке, чтобы не заразиться от Паши гриппом, дежурил в монтажной и был связующим звеном между нами и Павликом. Вообще все это напоминало какой-нибудь фильм о хирургах. Мы с Валей — типа родственники больного, которого сейчас оперируют. Открывается дверь. Выходит Дима. Мы бросаемся к нему с вопросом: «Ну как он там?» Дима снимает повязку и молча разводит руками.

Спасибо, что для окончательного сходства с фильмом не говорит: «Мы теряем его!» Он снова, надев повязку, обреченно уходит в монтажную. Валя плачет. Я говорю: «Я убью его!»

«Не надо, Юрий Николаевич. Сядете! И связи не помогут!»

И так каждый раз, из месяца в месяц, из года в год!

Приблизительно за неделю до эфира Паша переходил на осадное положение: он ночевал в аппаратной, не брился и не мылся. Валя деликатно вносила в комнату вентилятор и с каждым днем увеличивала на нем обороты. Каждый день к Павлику приходила жена — его «Дюймовочка» — Лика.

Она приносила ему поесть, рассказывала, что их дочка уже вот-вот начнет ходить, гладила его по небритой щеке и уходила по заснеженному Питеру домой. А дом находился всего в пятистах метрах от офиса.

Дорогой Паша! Спасибо тебе за «выпитую кровь и съеденную печень»! А на самом деле — спасибо за счастливейшие годы моей жизни, проведенные с тобой в маленькой, без окон, монтажной, где ты задыхался от моего дыма, а я наслаждался твоим талантом, мастерством и трудолюбием!