Игра в «Городки»

Двадцать седьмого октября мы снимали сюжет в центре Питера. Илюша был простужен. Из носа у него лилось нескончаемым потоком, как из неисправного крана. На третий день лучше ему не стало. «Илюх, мне не нравится твоя простуда, — сказал я. — Давай завязывать со съемками».

В квартире, где мы снимали, было тепло, и вдруг Олейников говорит:

— Мне страшно холодно.

— Илюш, ну как холодно? Тут жара!

— Дайте что-то теплое.

Его одели теплее.

— Мне очень холодно.

Я закрыл форточку, отправил ребят на обед. Спросил у хозяйки квартиры:

— У вас есть термометр?

Она принесла. Илюша лег, я укрыл его одеялом. Через пять минут достал градусник, он показывал тридцать девять и два. Я сразу распустил группу, Илюшу отвезли домой.

— Умоляю, пожалуйста, вызывайте «Скорую», терапевтов, педиатров — кого угодно. Тебе нельзя так температурить.

Вечером созвонился с Ирой. «Говорила с врачами, они сказали, что принимать», — успокоила она меня. Но утром позвонила уже тревожная: «Юра, он плох. Очень…»

Мы начали обзванивать клиники. В 122-й медсанчасти, где он в итоге оказался, Илюшу решили интубировать — посадили на вентиляцию легких и ввели в состояние искусственного сна, чтобы организм все силы направил на борьбу с болезнью. «Тяжелый, но стабильный», — уверяли врачи. Они говорили, что, кажется, распознали инфекцию и вроде бы подобрали антибиотик. Я постоянно был на связи с Денисом, который проявил себя в этой ситуации очень достойно, по-мужски.

Десятого ноября у меня была творческая встреча со зрителями в Одессе. Там произошла очень странная штука. Мой выход на сцену предварял двухминутный ролик из «Городка», потом его сменяли фрагменты фильмов, где я снимался.

Я спокойно стоял за кулисами с сигаретой, зная, что у меня еще как минимум минута времени. Ролик про «Городок» заканчивался заставкой, где мы с Илюшей ударяемся лбами: бах! На этом месте экран вдруг погас…

Что такое?! Пять раз проверили — все работало. Я выбросил сигарету, вышел на сцену, извинился, попросил перезапустить. Не получилось, я отшутился и начал встречу.

После концерта оборудование заработало.

Назавтра в четыре утра я получил эсэмэску от Дениса:

«Папа умер».

Илюша ушел как настоящий партнер, дав мне провести встречу. И дальше помнил обо мне. На следующий день после похорон я играл спектакль во МХАТе, после девяти дней снимался для телевидения, а потом снова вышел на сцену.

Ради Илюши я бросил бы все, но он ушел так, что я ничего не отменил, никого не подвел. Я всегда это знал: артистов хороших — до хрена, а такого партнера, как он, больше не будет никогда.

Мы не два гениальных актера. Мы были гениальной парой.

Умение произнести два слова делает человека — человеком. Эти слова — «Спасибо» и «Прости».

Умение испытывать чувство вины и благодарности отличает нас от животных. И я хочу сказать моему Партнеру:

«Прости меня за то, что недодружили, недоругались, недо-пели, за то, что мало были вместе, и за многое другое… мы знаем с тобой — за что. И спасибо тебе за то, что ты изменил мою жизнь, перевернул ее, научил верить в себя, научил зарабатывать деньги, за то, что терпел мой несносный характер, за то, что относился ко мне то как к сыну, то как к брату, но никогда — как к постороннему…

Ты когда-то сказал мне, что я буду жить очень долго. Я постараюсь. И буду всегда рассказывать о тебе. Чтобы тебя помнили, обязательно помнили!

За неделю до твоего ухода я попросил тебя — Лелик, не подведи меня! Но тебя не стало. И это был единственный раз, когда ты меня подвел… Когда мы были вместе — я смеялся, когда ты умер — я плакал. Сейчас я смеюсь и плачу, вспоминая тебя. Ты часто снишься мне. И чем дальше, тем чаще. Наше партнерство продолжается. Но теперь оно стало делом только нас двоих, нашим личным делом…

Вечная тебе память, Друг и Партнер!»

Детство. Десять-ноль в пользу Олейникова