Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове

3

Григорий открыл сам, провел ребят в горенку, усадил к столу.

— Ну, были у матери Осипа?

— Были. Слышали, что хотят отпевать в церкви и хоронить с попом.

— Дудки! — нахмурясь, сказал Григорий. — Будем хоронить как героя революции, убитого царскими палачами. Поднимем весь город. Таково решение комитета. Сейчас бурлит вся страна — нас не посмеют тронуть.

— Хорошо, если б так, — задумчиво сказал Лисов. Григорий расправил усы и, подобрев, спросил:

— Вы есть хотите, ребята?

— Нет, нет, какая еда!

— Тогда вот что: будете мне помогать писать листовку о Кононове.

Он поставил на стол чернила, положил бумагу, ручку.

— Мы тут начинали было, но, кроме названия, ничего не могли придумать. Никак не успокоимся.

— А название какое? — спросил Костриков.

— Название вроде удалось: «В венок убитому товарищу».

— Это хорошо. Задушевно, — одобрил Сергей.

— Понравилось? Тогда вот тебе ручка, пиши дальше, — сказал Григорий.

Сергей сел поудобней:

— Давайте так: «Восемнадцатого января пал от пули царского палача наш товарищ — рабочий Иосиф Егорович Кононов».

— Хорошо! — похвалил Григорий. — А дальше бы так: «Он умер, как подобает умереть всякому рядовому той великой армии, которая называется всемирным пролетариатом».

— Здорово! — прошептал Лисов.

— Погоди, забуду, — остановил Григорий. — «Он пал со знаменем в руках, под сенью которого рабочий класс несет обновление всему старому миру».

— Очень хорошо! — одобрил Сергей. — Помедленней говорите, не успеваю записывать...

— Хорошо бы о расправе с демонстрантами сказать, — посоветовал Лисов.

— Да, надо, — поддержал Григорий. — Обязательно напиши, что кровь пролита в Петербурге, Москве, Риге. Пиши сам.

Все притихли. Было слышно лишь, как скрипит перо по бумаге.

— Вот я тут еще добавил, — сказал Сергей. — «Тюрьмы и виселицы не запугают рабочий класс, штыки и пули не остановят революционного движения пролетариата».

— Хлестко! Так и гвозди! — одобрил Григорий.

— Хорошо бы стихи вставить: «Не плачьте над трупами павших борцов», — предложил Лисов.

— И стихи вставим. Пиши, Сергей!..

Только в полночь листовка была переписана начисто, и Кострикова с Лисовым Григорий отпустил домой.