Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

Глава третья

O tempora, o mores[39].

Власть доказывает самой себе свою силу своеобразным превышением своих прав… Возведение в сенаторы лошади Калигулы, этот императорский фарс, никогда не сходил и не сходит со сцены. Оноре де Бальзак

В сентябре 1824 года скончался французский король Людовик XVIII де Бурбон. Последние дни он тяжело страдал одышкой и приступами подагры. Его почерневшие ноги, поражённые гангреной, уже не шевелились, и доктора объявили родственникам монарха, что дни Луи сочтены.

Король был бездетен, поэтому из самых близких рядом оказался младший брат усопшего, 67-летний граф д’Артуа, титулярный герцог Овернский. Именно он и явился престолонаследником, взойдя на трон под именем Карла X.

Новый Бурбон на французском престоле проявил себя достойным преемником старшего брата, оказавшись косным консерватором. Но если бы только это!

Реставрацию Бурбонов Карл X решил довести до победного конца, вернув Францию в лоно дореволюционных времён казнённого Людовика XVI. «Уступки погубили Людовика XVI, – обронил как-то Карл, – и у меня один выбор: сесть в седло или в тележку, в которой везут на гильотину». Слишком высокопарно выражался, ибо скакнуть в седло не решился, а умереть на плахе – тем более.

Пресса при Карле оказалась под жесточайшим государственным контролем. «Король царствует, но не правит!» – цитата из «Le National», стоившая её главному редактору трехмесячного тюремного заключения. Пострадали также газеты «Le Globe» и «Courrier Français». И это только из крупных изданий; мелкие газетёнки, как воробьи, забились под стрехи.

И всё же подобные действия, несомненно, возымели бы успех, но лет этак пятьдесят назад. По крайней мере, в 1789 году неразговорчивость Луи XVI с народом закончилась разгромом Бастилии и казнью королевской четы. Хотя теперь было и другое. Старые якобинцы уступили место либералам, взращённым на идеалах не Дантона и Робеспьера, а Наполеона I Бонапарта. Таким образом, в противовес Карлу X (читай – Бурбонам) восстали либералы-бонапартисты, объединившиеся с низшими слоями французского общества. Во главе противников надоевших Бурбонов встал главный редактор газеты «Le National» Луи Адольф Тьер.

Карл оказался в одиночестве. Что в это время происходило в смятенной душе монарха, прекрасно описал Бальзак в «Блеске и нищете куртизанок»: «Вы даже не представляете себе, как трудно выполнять произвольные решения. Для конституционного монарха это равнозначно измене с замужней женщиной. Для него это адюльтер».

Впрочем, он всегда был в одиночестве, называя себя, как вспоминала герцогиня д’Абрантес, «не больше, как ещё одним французом в Отечестве»{127}.

«На выставке народной промышленности, – продолжает герцогиня о Карле, – он с улыбкой отвечал одному из наших искуснейших оружейников, который предложил ему новый оруженый замок:

– Благодарю. Я почти всегда употребляю только английское оружие.

Дальше один лионский фабрикант показал ему удивительные ткани.

– О, наши соседи гораздо сильнее нас, – сказал Карл. – Нам нельзя бороться с ними»{128}.

Патриотизм. Французский король Карл X не понимал, что это такое.