О чем говорят и молчат почвы

Глава шестая. Творим мы в природе или вытворяем?

Не освеженная росою

Земля засохла, всё в огне,

И запад красной полосою,

Как уголь, тлеет в тишине.

Везде болезнь и вид болезни,

Пылят пути, желта трава… Ф. Глинка. “Засуха”

Тревожная сложилась сейчас ситуация. Человек забыл о своем биологическом начале, оторвался от законов естественной истории, и это привело его к глобальным трудностям, сделало неуправляемым в биосферном масштабе. Хотя и провозгласил Вернадский наступление ноосферы, но нам до нее далеко, как до Солнца. А пока силами научно–технического прогресса мы творим такое, отчего другие биологические виды либо исчезают, либо бегут в панике.

Ох, уж это самомнение человеческое! Насорим, намусорим и назовем это культурным слоем. Измучаем, надругаемся над почвой, а будем считать, что окультурили ее.

Как только человек перешел к земледелию, он стал активно воздействовать на почву. Сначала это воздействие не было сильным не только из–за редкости населения, но и из–за маломощности вспашки. Освоение земель начиналось с южных и умеренных широт в долинно–дельтовых ландшафтах с их плодородными почвами. И очаги земледелия, приуроченные к этим ландшафтам, были локализованы. Поэтому у ранних цивилизаций, включая европейскую, не стояло проблемы заготовки кормов для скота на зиму. Зимняя (нулевая) изотерма долгое время была невидимой границей, отделявшей земледельческие народы от охотничье–промысловых и скотоводческих племен. Начиная с середины I тысячелетия нашей эры, возникновение и развитие сильного земледельческого племени славян обусловило преодоление невидимой термической границы, за которой лежали обширные земли Восточно–Европейской равнины и область больших проблем земледелия и животноводства. Необходимо стало заготавливать продовольствие и корма на зиму. Обратите внимание, читатель, что западная граница славян проходит по зимней изотерме 0 °C. Германские и романские народы не переступили этого барьера на нашем континенте.

Первые земледельческие приемы связаны с использованием огня для расчистки лесных угодий под пашню. Поскольку лесные почвы (в основном подзолистые и серые лесные) были малоплодородны, то приходилось часто перекочевывать на новые земли, благо земель было много. Постепенно вырабатывалась переложная система земледелия, основанная на том, что плодородие почв восстанавливалось после ухода человека и зарастания брошенных земель естественной растительностью. Переложная система просуществовала несколько веков. Позже люди перешли к плодосменной системе, стали появляться примеры простых севооборотов. Этот переход связан с усилением оседлости населения, развитием частнособственнических отношений, ростом численности населения, закреплением определенных территорий и т. д. Большую роль в земледелии сыграла травопольная система, основоположником которой у нас в стране был академик В. Р. Вильяме. Использование травосеяния в ротациях севооборотов позволяло поддерживать или даже повышать плодородие почвы, не говоря уже о том, что это решало кормовую проблему в животноводстве. Вильяме говорил, что для устойчивого земледелия необходимо соблюдение нескольких ротаций севооборотов со строгой дисциплиной размещения культур в севообороте. К сожалению, уродливые формы управления сельским хозяйством в 50— 70‑х годах похоронили “травополку”, приостановили агролесомелиорацию и нанесли сильный удар по почвенному плодородию и кормовой базе животноводства. Как выяснилось, в стране сейчас нет ни одного хозяйства, где была соблюдена хотя бы одна ротация севооборота, не говоря уже о трех ротациях, о которых писал Вильяме. Даже сравнительно простой севооборот на хлопковых полях (хлопчатник — люцерна) не соблюдался в Среднеазиатских республиках. В погоне за валовыми сборами хлопка с полей изгоняли люцерну, совершая тем самым подлог и жульничество. В итоге в почвах развились различные вирусные и микробные популяции, приведшие к тяжелому заболеванию хлопчатника — вилту. Качество хлопка резко упало, текстильная промышленность и текстильщики несут большие убытки. Кстати, впервые изгнание люцерны с полей в больших масштабах в угоду “хлопковому чистогану” обнаружили наши космонавты.

Наступившие в середине 60‑х годов химическое и мелиоративное поветрие привело к еще большему ухудшению почвенной обстановки в Средней Азии.

Возрождение травопольной системы земледелия на новом научном уровне должно как–то компенсировать растерянные ресурсы почвенного плодородия.

Сейчас наше сельское хозяйство переживает подлинную революцию: на огромных пространствах внедряется бесплужная система земледелия, проводниками которой в жизнь стали Т. С. Мальцев и Ф. Т. Моргун. Полтавщина — первый крупный полигон “бесплужья”. Сущность этой системы состоит в том, что вместо плуга, переворачивающего пласт и нарушающего всю почвенную текстуру и структуру, применяемый плоскорез, подрезая корни и слегка взрыхляя почву, не переворачивает ее, а следовательно, не нарушает общей стратиграфии размещения в почвах микробных ассоциаций, беспозвоночных животных и корневых систем, то есть связей и отношений между различными биогеоценотическими компонентами почвы.

Вначале говорилось, что почва — это управляющая система биогеоценоза. Что это значит? Мы уже знаем, что ни один организм не может жить в среде, насыщенной его метаболитами (выделения, экскременты), или в разлагающихся трупах своих предков. Происходит самоотравление. Чтобы семена проросли, кто–то должен выполнить санитарную работу по превращению, или денатурированию, этих метаболитов. Этот “кто–то” не санитар–одиночка, а целый мир почвенных организмов–гетеротрофов, живущих за счет энергии и вещества метаболитов зеленых растений. Чем разнообразнее мир гетеротрофов в почве и количественно богаче, тем надежнее проводится санитарная работа. Денатурированию метаболитов способствует также переход почвенных температур в минусовую область. Есть и другие внутрипочвенные факторы, усиливающие или ослабляющие разложение метаболитов, но главным все же остается почвенно–гетеротрофное звено биогеоценоза. В этом смысле максимальное разнообразие санитарной работы осуществляется гетеротрофами в дождевых тропических лесах, где им приходится обходиться без помощника — мороза. Меньшее разнообразие гетеротрофов, обладающее, однако, не меньшим санитарным эффектом, наблюдается в умеренных и северных широтах, где, кроме гетеротрофов, денатурирование частично может осуществляться холодом. Итак, в силу особой санитарной, и в этом смысле воспроизводящей, роли гетеротрофного звена (микроорганизмы, низшие грибы, актиномицеты, беспозвоночные и позвоночные) почва рассматривается как управляющая система биогеоценоза.

Человек добровольно взвалил на свои плечи и эту санитарную функцию. Он очищал корнеобитаемый слой от метаболитов, переворачивая плугом верхний слой почвы. Это дорогое и тяжелое мероприятие не столь эффективно и антиприродно по своей сути, тогда как бесплужная система земледелия приближает ситуацию к природной.

Системы земледелия будущего должны быть природоохранными, то есть основанными на рациональном комбинировании бесплужной и травопольной систем земледелия с введением поливидовых сообществ, систем, минимально использующих механическую обработку и химизацию. Чтобы восстановить плодородие нарушенных почв, большие площади придется запускать в долгосрочный заповедно–залежный клин.

Трудно внедряется в нашу бытовую, производственную и даже научную практику биосферное мышление. Слишком многие современные специалисты–практики относят его в область теории, не беря на вооружение, отмахиваются от него, как от надоедливой мухи, а есть, наверное, и такие, кто и слова “биосфера” никогда не слышали. Страшно становится от общения со специалистами, которые хотят только брать и брать от природы, не задумываясь о том, что оставят они на Земле.

Особенно остро нехватка биосферного мышления ощущается там, где контакт человека с природой происходит каждодневно, где он исторически стал средством существования человека. Речь идет о контакте человека с почвой в прямом смысле.

К сожалению, у поколения новых специалистов сложился определенный взгляд на почву как на средство производства сельскохозяйственной продукции. Требуя от нее максимальных урожаев, одномоментно расходуя ее ресурсы, они почему–то забывают о другой, необходимой, стороне производства — воспроизводстве. А почва, из года в год истощаясь, постепенно теряет свои лучшие, формировавшиеся веками и тысячелетиями свойства, обеспечивающие способность к ежегодному воспроизводству биопродукции. Почва теряет свое плодородие. Горько сознавать, но забывает нынешнее поколение старые крестьянские мудрости. Чужда стала человеку, вооруженному современными средствами научно–технического прогресса, старая, отжившая “крестьянская философия”. Ее заменила философия потребительства. Да, не находят наши школьные программы места даже для маленького курса почвоведения.

Не знают наши дети, да и многие взрослые люди, отмахнувшиеся от старых крестьянских истин, что такое почва, как она возникает, развивается, сколько нужно времени, чтобы на месте безжизненной породы заколосилось поле, расцвели ромашки, встал могучий лес. Не в этом ли истоки нашего бездумного расточительства?

Но вернемся к нашему чернозему. Глубокая тракторная вспашка, пришедшая тогда на поля, овраги, блиндажи и снарядные воронки, опустошение войной и запущенность территории сильно подкосили прочность наших черноземов. Исчезла его знаменитая водопрочная зернистая структура, а вместе с этим начался разгул водной и ветровой эрозий. Большие планы по агромелиорации черноземов не были доведены до конца. Оскальпированный чернозем сносился водой в низины, а ветры уносили его далеко от родной сторонки. Оседали черноземные частицы где–то за морем, в Румынии и Венгрии, или просто в море, а подуют западные ветры, летели они в заволжские прикаспийские дали. Но это уже не чернозем, а лишь частички его. Их судьба подобна судьбе любого человека, заброшенного на чужбину.

Земля — территория — у нас оставалась, все десятины и гектары были на месте, но почвы либо исчезали, либо уже исчезли, либо резко поблекли в своей плодородной мощи и красоте.

В начале 60‑х годов на душу населения у нас в стране приходилось 1,14 гектара пахотной земли, а сейчас эта величина упала до 0,8 гектара. Да под одни водохранилища на реках ушли площади, равные размером величине трех Бельгии. И это лучшие пойменные луговые угодья с прекрасными почвами! Что уж говорить о многочисленных потерях от строительства заводов, дорог, аэродромов и т. п. Расхищение почвенных ресурсов (иначе это не назовешь) идет такими большими темпами, что мы скоро превратимся в банкротов. И это при наличии “царя почв” — русского чернозема. В нас укоренилась мысль, что земли у нас много — 22,4 миллиона квадратных километров. А ведь больше половины территории страны расположено в зоне вечной мерзлоты с низкой биопродуктивностью. Добавить сюда горные регионы, огромные среднеазиатские пустыни, обширные внутренние акватории — вот и окажется, что почв у нас мало, да и те, которые есть, нарушены или разрушены, в том числе и во времена мелиоративного поветрия (вторичное засоление, переосушка торфяных массивов, эрозия песчаных почв и т. д.). Нам не обойтись без почвенной службы и почвенной инспектуры с чрезвычайными правами. Нужна стоимостная оценка почв. Все это — дело всенародное, и ответственность почвоведов и землеустроителей огромна.