Место Силы 4. Андромеда

06. Виллар

Завтракать не хотелось.

После душа я сразу пошла на тестирование, но дверь оказалась закрыта. Я пришла раньше на час.

Пришлось гулять по коридорам. Поскольку все завтракали, в коридорах не было даже стаффов, что меня более чем устраивало. Я мягко, беззвучно ступала по тёплому металлическому полу и вспоминала сон.

Там были странные пауки. Большие, выше меня ростом. И они населяли мир. Их города были — сети. В сети попадались гигантские насекомые, и пауки их пожирали. Но население росло, и многие пауки были вынуждены уходить на промысел в пустоши. Там они охотились на насекомых.

Одним везло, и они жили сыто. Другие погибали. Я видела их разлагающиеся трупы, издали похожие на антенны силовых башен — пауки почему-то всегда умирали вверх ногами, слегка сгибая их.

Я никогда не любила пауков, даже боялась их. Но сейчас вдруг со страхом осознала, что если останусь тут, на станции, то никогда больше не увижу ни одного. Ни-ког-да. Все пауки остались на земле.

Может быть, однажды, когда моя раса совсем вымрет, пауки эволюционируют и захватят первенство. Создадут свой мир…

И погибнут так же, как погибли мы.

Первых убивают. Таков неписанный закон жизни. В тени сильнейших жить куда спокойнее. Пусть даже иногда тебя и могут раздавить по чистой случайности.

Погруженная в такие дурацкие и хаотические мысли в преддверии самого важного экзамена в жизни, я свернула в очередной коридор и увидела вмонтированный в стену экран.

Изображение крутилось без звука. Экран показывал земные пустынные пейзажи.

Времени было ещё полно, и я раскрыла один из своих энергетических контуров, замкнув его на звуковую систему.

— …рантин не дал сколько-нибудь ощутимых результатов, — ворвался в мою голову голос диктора. — Тысячи продолжали погибать ежедневно, до тех пор, пока Стелос и Наэль не построили первые силовые башни.

Вот и они, башни. Высокие пятиугольные строения, а на вершине — как будто перевёрнутые мёртвые пауки из моего сна.

Я коснулась краешком сознания настроек и сделала голос диктора более мягким, почти женским.

— Благодаря их воздействию на музыку, первую волну Чёрной Гнили удалось стабилизировать. На земле не осталось ни одного не заражённого этой болезнью.

Я увидела кашляющих кровью и содрогнулась.

Я помнила, как умирали Альвус и Еффа. Долго, больно и страшно.

Тогда я сама хотела умереть. Но — не умерла.

— Споры Чёрной Гнили не поддавались уничтожению, но благодаря воздействию силовых башен они уходили в стазис. Земные обитатели получили возможность жить полноценной жизнью. Хотя Гниль наложила на них отпечаток. Энергетические контуры изменились навсегда. Первым делом это выразилось в сокращении числа пятёрок. Этот инстинкт просто отмирал. Появились единичные случаи еретических союзов, производящих потомство животным способом.

На экране мужчина лёг на женщину сверху и принялся ритмически двигаться. Кадр тут же сменился, показав двух спаривающихся ташипов. Зрителю предлагалось провести параллель самостоятельно.

На экране появилось одно из бескрайних кладбищ. Киберсимбионт нёс одного погибшего в манипуляторах.

— Продолжительность жизни сократилась. Прогресс цивилизации стремительно откатывался назад.

Тело упало в могилу. Киберсимбионт сделал манипуляторами движение, практически повторяющее мудру очищения — видимо, пилот забылся, — и покатил обратно.

— Казалось бы, наша раса обречена на вымирание. Но внезапно оказалось, что надежда есть.

Кадр сменился, и я увидела одну из первых космических станций, парящую в невесомости.

— Все те, кто в момент первой волны находился за пределами родной планеты, избежали заражения. Учёные, инженеры, исследователи — они вовсе не заметили опасности, пока не получили тревожные сигналы с земли. По счастливой случайности оставшийся неизвестным сотрудник космопорта сказал им оставаться в космосе до выяснения обстоятельств. Если бы они вернулись, больше, вероятно, с земли не взлетел бы ни один шаттл.

Я уже давно заметила что рядом со мной кто-то стоит. Теперь он пошевелился, и притворяться, будто я его не вижу, стало совсем невежливо.

Разомкнув контур и замкнув его снова, в обход звуковой системы транслятора, я повернулась к незнакомцу, оказавшемуся парнем моего возраста, и, вооружившись белой ментомой, сказала:

— Здравствуй, друг!

— Здравствуй, — кивнул он и, помедлив, добавил: — Друг. Наслаждаешься этим шедевром?

На слове «шедевр» он выкинул презрительную ментому.

— Да. Никогда не видела ситуации с точки зрения обитателей Безграничья.

Ещё одна ментома — досады.

Кажется, я бужу у этого субъекта исключительно негативные эмоции. Почему бы ему не уйти, оставив меня в одиночестве?

Но ментомой я этого желания не показала. Незнакомец видел лишь белую, цвета чистоты, которой во мне не было совершенно.

— На мой взгляд — идиотское название. «Безграничье» подразумевает отсутствие границ.

— И это логично. В космосе нет границ, в отличие от планет.

— Наивное заблуждение. Мы сами воздвигли себе границы. Целые лабиринты в головах. Или — один ментальный на всех. Мы постоянно блуждаем в этих туннелях… И даже не пытаемся найти выход. Глупо в таких условиях говорить о каком-то «Безграничье».

Он уставился на меня, ожидая возражений. Моя белая ментома очевидно сбивала его с толку. Он пытался пробудить во мне какую-то реакцию, а видел только белое, спокойное.

А на самом деле я испугалась.

Я была всего лишь маленькой девочкой, которая долго рвалась в этот чудесный иной мир, сулящий надежду. Вот я оказалась здесь, совершенно бесправная, ничего толком не понимающая, пытающаяся хоть немного освоиться. А он подходит и ломает мою детскую веру в чудо.

Я почувствовала себя в вакууме. И, чтобы хоть за что-то зацепиться, вспомнила этикет.

Я первая обратилась к нему, значит, мне и представляться.

— Я — Алеф.

Его ментома полыхнула удивлением, переходящим в недоумение. Смешался, растерялся. Но вытянул его всё тот же этикет.

С трудом подавив внешнее проявление эмоций, он сказал:

— Виллар.

— О. Я слышала о тебе.

— Полагаю, только хорошее?

— Я живу в казарме, со стаффами. Вчера вечером один рассказывал, как ты критикуешь Общее Дело. Как тебя сбросили со второго оборота на первый. Они не могут решить, что с тобой будет дальше: не то тебя сошлют, не то распылят, не то сделают одним из них. А ещё я знаю, что ты хочешь избавить их от бессмысленной работы.

Он держался изо всех сил. Я чувствовала, чего ему стоит не разразиться целым фейерверком ментом. Однако в голосе его всё же звучала досада, когда он ответил:

— Что ж, прекрасно. Вместо того, чтобы обсуждать мои идеи, они обсуждают меня. Хоть в чём-то система работает как надо: в стаффы ссылают тех, кому там самое место.

— Через какой-нибудь час я стану одной из них.

— Ты? Чушь. Никогда.

— Почему никогда?

— Ты впервые услышала обо мне вчера, а сегодня пропустила завтрак и заявилась в коридор, в котором никогда не была, чтобы встретиться со мной. И встретилась. Если это — не способность слышать Музыку, то я даже не знаю, что это.

— Я просто гуляла.

— А в жизни вообще всё — просто, Алеф. — Он попытался мигнуть белой ментомой, но вышло серенько. — Всё просто происходит. Удачи!

— Удачи…

— Алеф!

Я развернулась и увидела куратора. Она стояла в дальнем конце коридора и манила меня к себе длинными пальцами.

Повернулась бросить последний взгляд на Виллара, но его уже не было. И куда он успел деться?..

— Алеф!

— Я слышу тебя. Я иду.