Последние первые планетяне

На часах проступила четверть двенадцатого. От Антона Минина прилетело сообщение, что на борейской станции все готово к началу облавы, и команда Николая стала собираться к отбытию. Вагон, который офицеры выбрали как новую позицию для засады, был грузовой: с громадными и плохо защищенными створками с обеих сторон, что делало из него совершенно неприемлемое укрытие, а также безо всяких средств на случай экстренной остановки состава. Единственным его преимуществом являлись протянутые по периметру, словно лентой, окна – довольно низкие, чтобы человек среднего роста мог выглянуть в них, не вставая на цыпочки. Когда печоринская станция наконец осталась позади, и поезд, объехав пару невысокорослых холмов, выбрался на равнину между двумя городами, Николай с изумлением стал глядеть то в одну сторону, то в другую, и повсюду глазам представала бескрайняя гладь западных степей. Лучшего обзора местности уже, пожалуй, было не добиться в тех обстоятельствах, в которых оказались законники. Потому Давыдов впервые за утро искренне порадовался, что в коем-то веке фортуна подала руку помощи. Он смекнул, что, с какой бы стороны Призраки ни решили нанести удар, упустить их приближение к путям будет попросту невозможно.

Он хотел поделиться наблюдением с Камиллой, с которой вел оживленную беседу еще за десять минут до того, однако обнаружил ее забившейся в угол вагона с коммуникатором в руках. Девушка строчила сообщение, силясь противостоять небольшой тряске. Растерявшись, Николай позабыл, о чем хотел рассказать.

– Кому письмо, если не секрет? – спросил он, разведя руками. – Все в порядке?

Леонова недоуменно подняла глаза над экраном. Похоже, она не поняла, что старшина обратился к ней. Девушка захлопала глазами и только через паузу отозвалась:

– Извиняйте, – сказала она, натужно улыбнувшись. – Дядя настоял, чтобы докладывала как можно чаще. Да, не по правилам, – оговорилась Камилла. – Понимаю. Мы договаривались выходить на связь только между собой. Но он волнуется не меньше. Уж вы должны понимать.

– Правда? – пожав плечами, переспросил Николай. – Потому что в случае провала, как и Сергея, меня ожидает народное линчевание?

Сохранявший молчание с момента отбытия Князев внезапно выругался на весь вагон.

– Что за бред? – бросил он, и Камилла со старшиной одновременно уставились на него. – Пускай только попробуют сунуться. Я всякому рожу начищу!

– Благодарю за самоотверженность, Марк, – впрочем, остудил пыл коллеги Давыдов, – но, не сомневаюсь, в этом вопросе начальство встанет на сторону недовольных. Меня выпрут прежде, чем вы успеете прочитать об этом в утренней газете.

Камилла посмеялась, обращаясь к Князеву:

– С каких пор тебя вообще заботят другие?

– Не обольщайся, Мила, о твоем дядюшке я думаю в последнюю очередь. Он-то может катиться на все четыре. Однако старшина… – Парень странно посмотрел на Николая, что тот не сразу догадался, что это, по всей видимости, взгляд уважения или даже некоторой теплоты. – Его в обиду давать нельзя, – договорил Марк. – Головастого человека у нас днем с огнем не сыщешь. Каждый на вес, сука, золота.

– Быстро меняются твои взгляды, – цинично отозвалась Леонова. – Без обид, босс, пару месяцев назад он слушать бы вас не стал. Не то что вступаться.

Вместо того чтобы по обыкновению вспылить, Марк обреченно покачал головой.

– Очень зря, – вымолвил парень, поразмыслив. – Не смотрите так, я признаю ошибку. – (Камилла со старшиной действительно удивленно уставились на коллегу). – Я кое-чего вам не рассказывал касательно случая с Ильей… того, перед госпиталем. Если б мы с братом больше доверяли боссу, Илья сейчас был бы с нами.

– О чем ты? – настороженно переспросил Николай.

– Мы торчали в засаде не первые сутки, – ответил Марк и крепко приложился кулаком по стенке вагона. Грохот стих, и он продолжил: – В городе ничего не происходило. Мы были уверены, вы ошибаетесь, и основной движ случится на Тракте. Куда назначили себя да Милу. Думали, надеетесь выпендриться на новой должности.

– Я бы никогда…

– Теперь я это знаю, – перебив, закивал Марк. – Но тогда мы считали, вы по-крупному лажаете. Отправили нас на задворки, где ни черта не происходит. Поэтому, когда мы заметили пикап, то не предали этому должного значения. Проклятье, это же было очевидно! – Он снова стукнул по стенке и выругался, видимо, ударившись костяшками. – Но нет! Разумеется, мы не доверились вашей чуйке. Решили, что всяко разберемся лучше пижона из Большого Кольца. Я кричал Илье, чтоб он не порол горячку. Но без толку. Вы успели заметить: моего братца было не остановить, если он вбил что-нибудь в башку. – Парень горько посмеялся: – В тот день мы дорого поплатились за недоверие. Больше я так не ошибусь…

Договорив, Марк посмотрел на товарищей и, как бы убедившись, что его поразительно длинный спич сумел ответить на интересующие их вопросы, устремил взгляд в окно: куда-то вдаль залитой золотым светом прометея степи. Он погрузился в прежнюю сосредоточенную задумчивость, в которой пребывал от самой печоринской станции, и ни Давыдов, ни Камилла не смели отвлекать его дальнейшими расспросами.

Воспользовавшись повисшей тишиной, Николай невольно последовал примеру Марка. Сказанное парнем было для него в некотором смысле откровением, новым знанием, сбившим с толку. Он много раз со дня приезда представлял момент, когда подчиненные признают в нем достойного лидера, и его мазохистская неуверенность уйдет, как по мановению чудотворной руки. Давыдов предположить не смел, что услышит заветные слова из уст одного из Князевых – самых отъявленных бунтарей и интриганов управления. Стоит ли сомневаться: этот немного необдуманный, но зато честный порыв вступиться за старшину был лестен Николаю.

Все-таки, увы, странное явление помешало в полной мере насладиться долгожданным моментом признания. Задумчиво всматриваясь в просторы раскинувшейся к востоку равнины, Давыдов заметил поднявшийся у горизонта пылевой вихрь. Рельеф в той части пустыря был неоднороден. Тут и там степь, точно свежие раны, рассекали небольшие каньоны и впадины, а местами, наоборот, как борозды давным-давно затянувшихся шрамов, к стеклянно-голубому небу тянулись вереницы холмов и каменных уступов. За всем многообразием проносящихся мимо образов Николаю трудно было определить природу явления, привлекшего внимание. Он долго вглядывался вдаль и только тогда почуял неладное, когда осознал, что вихрь, чем бы он ни был, движется параллельно составу и не отстает от него. Никакая из известных природных аномалий не способна была мчаться с подобной скоростью.

Старшина собрался было окликнуть Камиллу, как вдруг близ одного появился другой, а затем третий. Они выстроились в ряд и одновременно, как по команде, стали стремительно сближаться с путями. Мгновение назад Давыдов с трудом разбирал их очертания, теряющиеся за линией горизонта, а теперь они пересекали ухабистую местность навстречу несущемуся на всех порах поезду.

Николай, завороженный необычным зрелищем, потерял дар речи, будто боялся сделать то единственное предположение, что было уместно. От несвоевременного фриза его пробудил возглас Марка Князева. Тот, заколошматя кулаком по стенке, сообщал, что с юга также кто-то приближается к составу. Давыдов, встрепенувшись, перенесся на противоположную сторону и выглянул наружу. «Нежданных» попутчиков здесь насчитывалось двое, но они подобрались достаточно близко, чтобы за ураганом пыли просматривались очертания летящих по пустоши автомобилей.

Призраки Охоты! наконец-то пронеслось в мыслях молодого начальника. Появившись из ниоткуда, клюнувшие на наживку бандиты шли на сближение с поездом.

37

С появлением бандитов офицеры забились в вагоне, точно звери в тесной клетке.

Полицейские были в целом готовы к вооруженной стычке. Они полагали использовать против машин глушилки – отрезать нападающим путь к отступлению, – захватили старые, но все еще годные бронежилеты, не пожалели скопленных на складе боеприпасов, снаряжаясь на дело. Взятого с собой арсенала в сочетании с эффектом неожиданности должно было хватить, чтобы удержать бандитов, пока поспевающее из Борей-Сити подкрепление не откроет второй, как назвал это старик Хоев, фронт наступления. При благоприятном стечении обстоятельств это планировалось как переломный момент всей операции. Однако разного рода неудачи явно преследовали законников. Само по себе время, выбранное Призраками для нападения, застало офицеров врасплох.

Дело в том, что, исследуя прошлые вылазки степных разбойников, Давыдов с Борисом пришли к выводу, что в своих налетах те от раза к разу действуют примерно по одной схеме. Каким-то образом, заранее изучая местность, они определяют отрезок маршрута, на котором поезд оказывается особо уязвим для абордажа и недоступен для местных силовиков. Всякий раз Призраки стараются во что бы то ни стало остановить состав на этом промежутке, и если не удается, – а бывали, по данным из других управлений, и такие случаи – то незамедлительно отступают. Если попытки пробраться в аппаратную локомотива венчаются успехом, никакие преграды не возникают между бандитами и наживой. Составляя план, Хоев не в последнюю очередь учитывал это обстоятельство. Решение пустить поезд именно через Печорин, то есть по значительной дуге, продиктовано было среди прочего тем, что между городами раскинулся величественный пустырь – несколько десятков километров пути состав двигался по открытой местности. Доступный и незащищенный, он обязан был показаться разбойникам протянутой на ладони конфетой, которую грех не схватить. С самого начала Борис ставил на откровенную наглость Призраков, которую те должны были, по его мнению, обрести от убийства старшины Громова. В общем-то, бывалый офицер не прогадал. Бандиты клюнули на наживку ровно так, как они рассчитывали. Проблема заключалась в том, что отрезок пути, который полицейские определили удобным для нападения, начинался еще нескоро. По какой-то причине Призраки на сей раз решились на серьезный риск и, изменив своей привычке, напали слишком близко к поселению. Внешние фермерские постройки Печорина едва успели нырнуть за горизонт, как Давыдов заметил поднявшуюся из-под колес разбойничьей армады пыль.

Никаким образом Николай не истолковал бы такого недоброго стечения обстоятельств, кроме как преследующим их хроническим невезением.

Все-таки, несмотря на вмешательство язвительной нефортуны, план Хоева оставался в силе, и офицерам нельзя было терять ни секунды драгоценного времени. Поняв, что Призраки группируются с обеих сторон и начинают сближение с составом, Давыдов отчаянным воплем скомандовал подчиненным готовиться к стычке. Камилла, поняв старшину по одному только взгляду, бросилась сообщать в Борей-Сити, чтобы те поторапливались со сборами. Между тем сама натягивала поверх рубашки тяжеленный панцирь бронежилета и проверяла, чтобы оба револьвера: табельный и личный, – были дополна заряжены и готовы к использованию. Марк Князев, с другой стороны, настраивался скорее ментально, потому как, в отличие от коллег, подготовил амуницию вскоре после отбытия из Печорина. Парень бродил по вагону из конца в конец и, сжимая руку на кобуре, грозно всматривался в происходящее снаружи. Всякий раз, как Марк поворачивался лицом к товарищам, те могли видеть, как нервно дергается правый его глаз, что, вне всякого сомнения, было проявлением бурного волнения. Николай уже видел однажды это выражение на лице Князева и этот самый нервный тик: в больнице, сразу после нападения на Акимовых. С таким видом Марк бродил по коридору госпиталя, пока дожидался новостей по брату. Принесенные врачами вести вылились тогда в неуместный приступ гнева, за который Давыдову как старшине было страшно неудобно. Сейчас, если Марк копил в себе ярость, чтобы выплеснуть ее в нужный момент, это искрометное состояние казалось кстати.