Перевозчик

Даже если дойдет до мордобоя, Виал сможет победить этих десятерых. Нужно просто болтать как можно дольше.

– Царь решил посетить раскоп? – спросил Виал, говоря на родном языке.

Не все поймут его, у Луцидия не будет повода обвинить его в оскорблении. К тому же, Виал не знал, как правильно называть этого человека на его родном языке.

– Я пришел прекратить то, чем вы занимаетесь.

– Называйте тогда все своими именами. К чему эти условности.

– Ты уже достаточно говорил, – бросил Луцидий презрительно.

Он хотел обратиться к брату, вразумить его. Виал не позволил задвинуть себя в сторону. С его нынешним статусом это не так то просто сделать. Перейдя на язык резчиков, Виал сказал:

– Я только исполнял вашу просьбу, за это вы прогневались на меня?

Луцидий уставился на чужака, захотел выругать его, да не успел.

– Вы просили отыскать Карника в руинах. Это я и делал. Я нашел Карника – вот же он.

Виал указал на статую, что находилась рядом. Ее отлично видно, каждый резчик видел браслет, что носил Карник.

– Это изделие гигантов! Это не Карник.

Луцидий говорил на языке гирцийцев, как бы подчеркивая враждебность торговца. Указывал на то, что это чужак.

Воинов не смутили слова чужака, но и заткнуть уши, закрыть глаза они не могли. Не требуется их переубеждать, лишь выбить почву из-под ног.

– А кто такие гиганты? Легендарные существа, что владели эти землями. А некоторые из них продолжают владеть. Так не стоит ли считать эти знаки свидетельствами их воли?

– Ты ошибаешься, не тебе читать знаки богов.

– Не мне, так кому же?

– Я здесь правлю.

– Но ваш брат так же осенен божественным светом.

– Светом, именно! Он же слеп!

Луцидий явно гневался, торговцу удалось вывести его из себя. В иной ситуации Виал не рискнул бы так делать. Разозлить варварского царя – себе дороже, но не в тех случаях, когда на твоей стороне его народ, его брат и его божества.

– И что? Разве слепец не может видеть? Стоит вспомнить о вещих снах, ведь они приходят к тем, кто закрывает глаза, но…

– Оставь эти игры. Здесь не продажный город чужаков.

– Разве я не прав, разве закрыв глаза, вы не видите будущего? Так кто из вас слеп?

Худ попытался остановить торговца, но на последних словах решил смолчать. Замечание гостя попало в цель, тот смог сковырнуть коросту с его старой ранки. Никогда Худ не мог признать себя калекой.

И он встал на сторону гостя, не только молча поддерживал его, но обратился к брату. Его спокойный, холодный тон контрастировал с горячностью царя.

– Я считаю верным идею, привезенную нашим гостем. Тебе стоит задуматься над его словами.

– Не тебе давать мне советы. Ты даже в море выходил.

Ропот недовольства прокатился по рядам работников. Голоса не поддерживали, а осуждали Луцидия. До простых людей дошел смысл слов торговца; на калеку они взглянули иначе.

Только царь не заметил перемен в настроении своего народа, так был ослеплен гневом. А Худ – напротив, сохранял ледяное спокойствие.

– Не выходил. Почему? Да потому что ты мне запрещал. Разве ты давал мне попробовать – нет.

– Какой толк от слепого на судне? Ты только займешь место нужного гарпунщика.

– Я могу грести, я в состоянии тащить добычу, я могу так же точно бить добычу, как бьешь ее ты.

– Абсурд! Ты не попадешь даже в меня со ста шагов!

– Не попаду, потому что ты мой брат.

– Не попадешь, потому что ты слеп, ты не видишь меня.

Худ вздохнул. Не хотел он этого говорить, но пришлось.

– Ты боишься, что я окажусь лучше тебя. Как старший по крови, как более достойный. Даже без зрения, я превзойду тебя.

Луцидий бросил копье, метил он не в брата, но в песок у его ног. Копье вонзилось в каком-то дюйме от стопы Худа. Тот даже не вздрогнул, смотрел невидящими глазами перед собой.

– Вот! Ты даже не заметил, как я метнул копье.

– Я знал, что ты метишь не в меня.

Худ протянул руку, с первого же раза ухватился за древко и легко выдернул копье.

Виал попытался скрыть удивление, хотя вышло не ахти. Честно говоря, он бы не хотел, чтобы дело заходило в эту сторону. Сомневался в способностях калеки, не верил в его утверждение.

Луцидий посмеялся и отошел, громко топая, на сто шагов в сторону, затем подумал и подошел на двадцать шагов ближе, абсолютно бесшумно. Мол пусть теперь попробует попасть, раз уверен так в себе.

Двигался он до того бесшумно, что Виал не смог бы его увидеть ночью. Не верил торговец, что Худ даже со своим диковинным слухом услышит царя.

– Брат, прошу тебя одуматься и прекратить этот пустой спор.

Луцидий улыбнулся, не произнес ни слова. Думал, что этим как бы дружеским жестом Худ пытается узнать место, где находится его мишень.

– Полагаю, что твое молчание подтверждает твое упрямое желание испытать меня. Будь посему.

Выйдя на свет, Худ размял руки, взвесил копье в руке. Оно было тяжелым, боевым, пригодным для того, чтобы колоть врага, а не метать его на дистанцию. Подобные по весу копья легионеры бросают со стен крепостей во врага или при схождении отрядов, когда до первой линии врагов остается не больше двадцати шагов.

Для метания используются легкие дротики, примерно те, что несли воины с копьеметалкам.

Виал спросил, может стоить взять такое копье, будет честнее.

– Нет, – Худ покачал головой. – Необходимо это копье.

Висюльки и украшения на наконечнике испортят летные качества снаряда. Но Виал понял, что это копье какое-то особенное. Наверняка родовое, древко из материала, что привезено с родины резчиков, вырубленное из священного древа и так далее. В общем, этим копьем владели цари.

Настоящий царь должен доказать умение владеть им.

Худ встал в стойку метателя, подобное Виал часто видел. Он в палестре тренировался, метая копье. Отлично помогает тренировать координацию, что потом пригождается на палубе. К тому же в пиратских набегах он предпочитал дротики лукам или самострелам.

Левую руку Худ вытянул, словно указывал на цель, но это нужно для равновесия. Правой рукой он держал копье в точке равновесия, задрал острие почти вертикально вверх. Левая нога впереди, правая позади, колени чуть согнуты. Мышцы играют, собирая мощь для броска.

Виал не представлял, как можно предугадать полет этого копья, все эти украшения, тяжелый наконечник только мешают. Луцидий тоже смотрел на брата со снисходительной усмешкой. В его взгляде не было ни осуждения, ни сомнения, ни сочувствия – только злорадство. Хотел доказать, что лучше, так покажи перед всеми какое ты ничтожество.

Такой исход даже лучше для царя. Он уничтожит брата и разобьет на мелкие осколки репутацию чужака.

Если бы здесь был Карник, он смог бы переубедить этих дураков. Или предложил бы Виалу сделать ставку. Торговец поставил бы сотню серебра на Луцидия.

Покачав копье на пальцах, перекатывая древко в ладони, Худ примерился к его весу. Затем метнул копье, направив его почти вертикально.

Казалось, что оно должно упасть шагах в пятидесяти – это максимум. Направление броска было верным, но дистанция точно не выдержана. Виал отвернулся, чтобы не видеть позора, и закусил губу.

Потом его жест стали интерпретировать, как очередное проявление дара пророчества.

Раздался звук удара, глухой подобно тому, как наконечник ударяет в песок, скрежет зубьев о камень. Виал отвернулся и направился к статуе, которую он называл «Карник», к статуе с браслетами.

Мгновение погодя раздался звук удара о землю, Виал обернулся и увидел, как царь оседает на землю. Не заметить копье, торчащее в его груди, нельзя.

Надо же, вожаки стай обменялись малой кровью – все как и предполагал торговец.

Виал попытался скрыть удивление, получилось не очень – чуть ли не рот открыл. Хорошо, что в тот момент на него не смотрели.

Собралось много зрителей, Луцидий привел сотни людей, чтобы зарыть канал. Они стали свидетелями спора между братьями, результата этого спора.

– Мой брат, – сказал Худ, все взгляды обратились на него, – мой брат не дождался победы над судьбой. Он не увидит, к чему пришли мы, сбросив оковы пророчества!

Голос его был сух, словно констатировал простую истину. Будто речь шла не о смерти родственника, не гибели священного царя, а о налоговых льготах, договорах на поставку вина или любой такой ерунды.

Не было в голосе Худа облегчения. Тот знал, что на него теперь свалится. Оставаться затворником теперь не получится, но и служить направляющей звездой для своего народа – тоже. Для этого Худ недостаточно харизматичен.

Похоже, понял Виал, институт царской власти у варваров будет изжит.

– Я желаю, чтобы канал был достроен, – распорядился новый царь и обратился к воинам: – а вы позаботьтесь о моем брате. Ему пора присоединиться к ушедшим предкам.

Воины больше не могли сдержать людей. Мастеровые бросились к раскопу, хватали инструменты и принялись с удвоенными силами рыть канал. Ведь так пожелал царь, настоящий царь!

Только воины, ошеломленные случившимся, побрели к мертвому царю, водрузили его тело на щиты и понесли в город. Бросок Худа уничтожил не только их лидера, но и растоптал их репутацию.

Даже сквозь печаль о гибели любимого царя, воины понимали, чего лишились.

Виал наблюдал за уходящей процессией, не веря своим глазам. Вспомнив о соратниках, он попросил Худа, чтобы тот приказал освободить это.

– Непременно, друг мой, – он улыбнулся. – Надеюсь, этот неприятный инцидент не повлияет на наши отношения.

– Ни в коем случае. Кровь проливается всегда, когда меняется власть.

Худ крикнул воинам, чтобы освободили всех пленников. Указы брата он не собирался отменять, ведь для этого требуется время, перестройка общества. К тому же у варваров не было письменных указов. Они до сих пор устанавливают свои взаимоотношения на словесном уровне.

Дикари, но со временем это изменится.

– Вот так, лучше, – Худ обратился к торговцу. – Я счастлив, что мы преодолели печальную страницу нашей жизни. Все благодаря тебе и твоей смекалке, смелости, готовности рисковать.

– Но твой брат погиб.

– Как ты говоришь, кровь приходится проливать, это необходимая жертва. Пусть я печалюсь, что брат мой не увидит нового мира, лишенного угрозы пророчества…

– Но он погиб, – настаивал Виал.

– Хочешь сказать, что исполнилась очередная примета? Возможно, но погиб мой брат, а не царь. Я – царь.

Виал кивнул, не стал спорить. К тому же… о чем теперь спорить? Худ не понимал, что произошло. Какие перемены теперь случатся. Речь идет не только о воротах во внешний мир, не о сотнях кораблей, что погонят коллегиаты на юг.

Своим броском Худ пригвоздил свою власть к земле, низверг ее с небес. Он освободил от принуждения тысячи сограждан. Рано или поздно, но это выльется во что-то страшное. Впрочем, для простых общинников эти изменения только к лучшему.

Виал вспомнил, как во время безвластия укрепились позиции таких людей как он. Иной пути наверх у них нет. Пусть Худ радуется полученной в подарок разбитой амфоре, вина он в ней не удержит.

– Да, ты царь, а я твой гость, – Виал отсалютовал царю.

Пусть Худ не понимает этого жеста, не мог его увидеть, но торговец сделал это для себя. Почтил увядающую династию.