Москит. Конфронтация

Точнее — третий раз предъявлять пропуск пришлось уже непосредственно у проходной. Я изначально не рассчитывал попасть на территорию режимного объекта, думал вызвать на улицу Лию, но караульные заявили, что они справок не дают, и велели убираться отсюда подобру-поздорову, пригрозив в противном случае вызвать патруль. В ответ я заявил, что свои права знаю, и перешёл на другую сторону дороги, присел там на верхнюю ступеньку крыльца. Меня пообещали отвести для проверки в комендатуру, я пообещал накатать жалобу; словами всё и ограничилось.

По улице гулял прохладный осенний ветерок, и в рубашке с коротким рукавом очень скоро стало зябко, но я продолжил упорно сидеть на одном месте и мериться взглядами с караульными. В итоге у тех не выдержали нервы, и они вызвали коменданта. Зауряд-прапорщик двинулся через дорогу с ладонью на расстёгнутой кобуре, потом узнал меня, досадливо сплюнул под ноги и даже подходить не стал, развернулся и потопал обратно.

Ну а я в очередной раз порадовался тому, что пришёл сюда заранее. Дежурство у Лии заканчивалось в два пополудни, вот-вот вернуться должна. А упустил бы и мог до самого утра тут впустую куковать.

Когда караульные распахнули ворота и со двора выкатился легковой вездеход, я на него даже не взглянул, но тот лишь вывернул на дорогу и сразу остановился. Распахнулась задняя дверца, наружу выглянула рыжая Алевтина в гимнастёрке и форменной зелёной юбке.

— Петя, а ты чего тут?

— Лию жду, — сообщил я, подходя к машине.

— Да это понятно! Вас из Белого Камня обратно перевели? Всех?

— А! Нет. С контузией в госпитале сейчас.

— Ну ничего себе! — округлила глаза барышня. — А у нас планёрка до половины третьего. Поехали, так ты ещё долго прождёшь.

Водитель в чине ефрейтора и сидевший рядом с ним с ППС на коленях унтер-офицер, оба пограничники, синхронно заявили:

— Не положено!

Но Алевтина, которая пребывала в звании армейского фельдфебеля, их и слушать не стала.

— Не положено посторонних подвозить, а это боец пограничного корпуса! — отрезала она. — Петя, садись!

— Так говорю же: я в госпитале сейчас, — ответил я, не спеша забираться в салон. — В списках не значусь, меня в расположение не пропустят.

— А мы не в расположение едем. Планёрки у нас в «Особом почтовом» проходят. Садись!

Алевтина сместилась на другую сторону диванчика, я озадаченно хмыкнул и всё же присоединился к ней, проигнорировав недовольные взгляды сопровождающих.

— А это точно планёрки? — уточнил после того, как захлопнул дверцу. — В ресторане?

— Ну да! — подтвердила рыжая. — Сначала инструктаж проводят и дежурной смене задачи ставят, потом люди с суток подъезжают и отчитываются, заодно новостями обмениваемся и обедаем. В столовой три раза в день питаться никакого здоровья не хватит, все с гастритами сляжем!

Вездеход тронулся с места, и Алевтина принялась выспрашивать меня о службе, ну я и выложил ей урезанную версию с ранением в Белом Камне и скитанием по госпиталям.

— А чего Лии не писал? — поинтересовалась студентка.

— А зачем? — пожал я плечами. — Вот оклемался и сам повидаться заглянул. А так бы впустую переживала только.

— Ну да, ну да… — протянула Алевтина, смерив меня каким-то очень уж оценивающим взглядом, но ничего не сказала, замолчала.

Меня это как-то неожиданно сильно напрягло, но спросил я о другом:

— А звания вам когда присвоили?

— Да почти сразу! Разом по всем откомандированным студентам приказ вышел. Я, Лия и Сергей теперь младшие военспецы. Авдей и Никифор с четвёртого курса, у них лычкой больше. А Герасиму, как руководителю группы, без всякой военной кафедры сразу подпоручика дали, вернее — он теперь младший военный советник. Мы по бумагам зенитной батареей проходим.

Вездеход пересёк привокзальную площадь и остановился рядом с ещё одним служебным автомобилем в непосредственной близости от крыльца ресторана. Я выбрался из салона первым, обошёл машину, открыл дверцу Алевтине.

— Это не моё дело, — заявила тогда студентка, — но Лия за последнее время очень с Герасимом сблизилась. Просто не хочу, чтобы для тебя это сюрпризом стало.

Слово «очень» она для верности выделила предельно чётко, но и без того двояко истолковать высказывание не получилось бы при всём желании.

Сблизилась. Очень.

Сердце так и сдавило.

Больше Алевтина ничего говорить не стала и легко взбежала по ступеням крыльца, вахтёра на котором сменил боец с красной повязкой на рукаве. Он пристально глянул на меня, но пропустил беспрепятственно. Внутри оказалось многолюдно, публика подобралась сплошь из обер-офицеров и немногочисленных барышень, составивших им компанию за обедом. Из унтеров тут были только военспецы-операторы.

Студенты заняли сразу три придвинутых друг к другу столика, их стало вдвое больше прежнего, и это ещё без дежурной смены. И в самом деле — батарея.

Я в нерешительности замер у входа, и тут же послышалось:

— Петя!!!

Лия бросилась ко мне через весь зал, кинулась на шею и поцеловала. Я окончательно растерялся, но барышню обнял, прижал к себе. Та миг промедлила, потом высвободилась.

— Идём! — потянула она меня к своим сослуживцам.

Я с места не сдвинулся.

— Не думаю, что это будет уместно.

— Да ты чего?! — изумилась Лия, глянула на меня, потом обернулась и посмотрела на Алевтину. — Та-а-ак! И что эта стерлядь рыжая тебе обо мне наплела?

Ощутил себя круглым дураком, но всё же отмалчиваться не стал:

— Ну… О тебе и Герасиме…

— Ну, Петя, ты как маленький! Нашёл кого слушать! Стала бы я шашни крутить, когда ты на фронте?! Я с Герой не целовалась даже!

Даже? Или — ещё?

Я вздохнул.

— Сама же говорила, у нас отношения свободные…

— Да это здесь при чём? — возмутилась и даже разозлилась Лия. — Это другое!

— Так и я уже не на фронте. И как это всё изменит? Давай уж сразу во всём разберёмся, чтоб потом друг на друга не обижаться.

Барышня закусила губу и потянула меня к ближайшему свободному столику. Уселись там друг напротив друга, поглядели в глаза. Терпеть этого не могу, словно бы даже физический дискомфорт испытываю, но тут уж деваться было некуда — взгляда не отвёл.

— Ты мне очень нравишься, Петя. Очень… — Повтором Лия будто бы даже саму себя убедить в этом попыталась. — И я тебе ужасно благодарна за поддержку… Но Гера… Гера — это совсем другое. Кажется… Думаю… Я его люблю!

У меня внутри всё так и оборвалось. Подался вперёд, спросил:

— И чем он лучше?

— Да не в этом дело! Хуже — лучше, не важно! Это же чувства, Петя! Понимаешь — чувства!

В глазах Лии заблестели слёзы, а я… Я сдержался.

Каким-то чудом умудрился взять паузу, тогда-то и осознал, что вместо уверений в своей безмерной любви, пожелал узнать, по какой причине мне предпочли кого-то другого. Я не задался вопросом, как буду жить без Лии, в первую очередь оказалось уязвлено самолюбие. Так любил я сам или просто испытывал болезненную потребность быть любимым, нравиться хоть кому-то, банально — состоять в отношениях?

Этот раздрай в душе в итоге и заставил сдержаться. Да ещё постеснялся закатить скандал на людях, а вот проходи разговор с глазу на глаз, мог бы и наговорить лишнего. Мелькнула ведь мысль надавить на жалость или завести речь о порядочности. И не в надежде вернуть девушку, а исключительно из гаденького желания сделать ей больно.

Ну и конечно же совершенно точно сказалось пребывание в плену. Сейчас, на диком контрасте, я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что жизнь хороша сама по себе. При любом раскладе.

— Мне нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах, — мягко произнесла Лия, но едва ли столь обтекаемая формулировка могла хоть что-то уже изменить.

Я кивнул.

— Хорошо. Останемся друзьями.

Лия шмыгнула носом и улыбнулась сквозь слёзы.

— Спасибо, Петя. Ты очень важен для меня. Если бы не ты, если бы не ты…

У барышни задрожала нижняя губа, но она взяла себя в руки, достала из кармана гимнастёрки платочек и промокнула им глаза.

— Идём? — предложила она после этого.

Я покачал головой.

— Иди. Мне тоже нужно время.

И тут я душой нисколько не покривил. Пусть и обуздал эмоции, но сорваться сейчас мог из-за любого безобидного замечания или даже просто косого взгляда.

Нельзя, нельзя, нельзя…

Лия ушла к сослуживцам, и я каким-то совсем уж запредельным усилием воли заставил разжаться судорожно стиснутые кулаки. Посидел так немного и успокоил дыхание, погрузился в лёгкий транс.

Ничего, ничего, ничего…

Всё хорошо. Все живы и здоровы. Почти. Остальное неважно.

Проклятье! Да мне сейчас не о личной жизни беспокоиться нужно, а о восстановлении способностей! Мной ведь занимаются, меня не списали на берег — вот на этом и стоит сосредоточиться. Именно на этом! Остальное — потом!

Из транса вырвал шум отодвигаемых стульев. Планёрка закончилась, и студенты повалили кто к уборным, а кто на улицу. На меня поглядывали с нескрываемым любопытством, подошли поздороваться Сергей, Авдей и Никифор. Герасим вознамерился последовать их примеру, но Лия ухватила его под руку, потянула прямиком к входной двери.

Вот и правильно. Очень-очень правильно.

Я только-только начал успокаиваться, когда к столику подошёл официант.

— Что-то будете заказывать?

Меню он не предложил, явно рассчитывая выставить меня на улицу, но я выдернул у него книжицу, открыл на последней странице, ткнул в одну из строк.

— Коньяк.

— Рюмку или графинчик на двести грамм?

— Бутылку! — потребовал я и накрыл меню ладонью. — И пока посмотрю.

Сосредоточиться на описаниях блюд удалось далеко не сразу, да и аппетита не испытывал, бифштекс с жареным картофелем выбрал по той простой причине, что это блюдо максимально отличалось от моего нынешнего больничного рациона.

— Одну рюмку? — уточнил официант, выставляя на стол бутылку трёхзвёздочного коньяка.

— Две. Ещё человек подойдёт.

Я откупорил бутылку, до краёв наполнил пузатую рюмку и махом влил её в себя. Выдохнул, мотнул головой и пробормотал:

— Ну, с днём рождения меня!

Рюмка крепкого алкоголя никак на самочувствии не отразилась, я налил и выпил вторую. Тогда только ощутил, что начинаю отходить от шока. Плеснул на самое донышко, принюхался к аромату, но даже не пригубил. Топить в коньяке печали и горести я не собирался. И жалеть себя — тоже.

У меня всё хорошо! Точка!

Бифштекс оказался отменным, жареный картофель ему ничуть не уступал. Когда расправился с ними, успокоился достаточно, чтобы уделить внимание окружающей обстановке, и с неудовольствием отметил, что так и остался единственным посетителем в цивильном платье, а кругом одни офицеры, преимущественно армейские и в форме жандармского железнодорожного корпуса. К этому времени я только-только допил третью рюмку, но алкоголь своё дело всё же сделал, и эмоции понемногу перестали рвать душу на куски. А там и Василь появился. Он остановился в дверях, навалился на костыль и завертел головой по сторонам; я помаячил ему рукой. Мой товарищ, на лацкане пиджака которого серебрился значок Республиканского идеологического комиссариата, пробрался меж столиков, плюхнулся напротив и с шумом перевёл дух.