Москит. Конфронтация

— Ну что вы заладили? — возмутился я да так и замер с открытым ртом.

Аж морозом всего продрало и дыхание перехватило, потроха стянуло узлом, а в голове безумно быстрым пульсом забилось: «доставишь и вернёшь», «доставишь и вернёшь», «доставишь и вернёшь»!

Но ведь это, это ведь…

Такой смеси эмоций я не испытывал даже во время трибунала. Ужас и восторг. Ужасный восторг. Восторженный ужас. Желание забиться в угол, зажать голову руками и заорать в голос: «да, да, да!». И всё это — мелко нарубленное и вперемешку, одно от другого не отделить, нечто целое не вычленить.

— Ну вот до тебя и дошло, — с удовлетворением произнёс Георгий Иванович и поднялся из-за стола. — Перекусил? Вот и чудненько. Пойдём-ка прогуляемся.

На выходе из комендатуры мне вручили одежду, убранную в бумажный пакет, а Городец дал знак водителю служебного автомобиля следовать за нами и двинулся вдоль по улице. Я шёл, будто пьяный, словно вчерашний коньяк снова в голову дал. В душе — полнейший раздрай. Но начинать разговор с чего-то было нужно, приноровился к быстрому шагу спутника и спросил:

— Уже знаете, да?

— Работа такая — всё знать, — заявил Георгий Иванович. — Что сдержался и скандал не закатил или кулаками махать не стал — молодец, хвалю. А вот попытку утопить печали в бутылке категорически не одобряю.

— У меня день рождения вчера был!

Городец остановился и развернулся ко мне, потом спросил:

— И на фронт ты не из-за разбитого сердца попросился?

— Ну…

— Баранки гну!

Мы двинулись дальше, я не утерпел и спросил:

— А это вообще обязательно?

— Что именно? Посетить источник в Джунго или взять с собой Герасима Сутолоку?

Я тяжко вздохнул. Попасть в источник-девять я должен был любой ценой — на кону стояла моя будущность в качестве оператора. Я не откажусь, у меня приоритеты. Но иметь дело с этим, с этим…

— Второе, — коротко сказал я.

— Обязательно. Если не можешь ручаться за себя — скажи, уж лучше мы сейчас всё отменим. Не придётся на себя ответственность брать и бояться, что у тебя вдруг ретивое взыграет.

— Вы же знаете, что я не откажусь. Хотя… — Я замер, поражённый неожиданной мыслью. — Два месяца, Георгий Иванович! Вплоть до достижения нижней суперпозиции операторы должны посещать источник раз в два месяца. Это что же — нам придётся постоянно туда-обратно мотаться?

— Не придётся, — уверил меня Городец. — Вы всё же не сопливые соискатели, какой-никакой суперпозиции и тот, и другой уже достигли. У перенастройки на другой источник немного иные правила, не пропадут твои способности, не бойся. Но пахать придётся каждый день. Готов работать над собой?

— Всегда готов! — ответил я девизом скаутов.

— И Герасима обратно привезёшь?

Я досадливо поморщился и сказал:

— Привезу.

— Обещаешь?

— Да обещаю я! Обещаю! Почему нет-то? Это ведь не он Лию отбил, она сама к нему ушла!

Георгий Иванович хмыкнул:

— А чего ж тебя воротит так от одного его имени тогда, рассудительный ты наш?

— А я не обязан испытывать к нему тёплых чувств!

— Вот и я о том же. А тебе, на минуточку, придётся поучаствовать в его карьерном росте и оказать содействие в возвращении сверхспособностей. Если ещё лелеешь надежду отбить подружку, тебе это как острый нож в сердце.

— Не надо о ножах, — поморщился я. — Я ведь и сам способности вернуть хочу. И вообще — что вы все носитесь с этим Герасимом? Чем он так ценен, что целую операцию под него готовите да ещё меня через колено ломаете?

Георгий Иванович ухмыльнулся едва заметно, одним лишь уголком рта, чем зародил подозрение, что всё далеко не столь просто, как преподносится мне сейчас, но отмалчиваться не стал и пояснил:

— Герасим Сутолока — это как ты с Мишей Поповичем вместе взятые. Теоретик и практик в одном флаконе. В подробности я не посвящён, знаю только, что ему какая-то серьёзная роль в одной из наших операций отводилась. Он с младых ногтей в «Синей птице» воспитывался, по нашему профилю его чуть ли не со школьной скамьи натаскивать начали.

«Синей птицей» именовался интернат при РИИФС для малолетних вундеркиндов, коих готовили в операторы, но меня заявление собеседника ни в чём не убедило.

— Незаменимых нет! — отрезал я.

— Нет, — с тяжёлым вздохом признал Георгий Иванович. — Но одни люди незаменимей других.

— В самом деле?

Городец вздохнул.

— Петя, ты ведь понимаешь, что всё это не предназначено для разглашения?

— Да уж не маленький.

— Девичья фамилия матери Герасима — Серебрянец. Он племянник полковника Серебрянца, нашего с тобой патрона.

Нашего — это не в плане контрольно-ревизионного дивизиона, нашего — это всего Отдельного научного корпуса разом.

— А-а-а! — протянул я. — О-о-о! Клановость и кумовство?

— Герасим чертовски хорошо годился на роль молодого блестящего учёного, самую малость без царя в голове. У него даже с первоначальной инициацией не всё так плохо было, просто решили довести образ до идеала. На том и погорели. Перфекционисты, чтоб их! Во время настройки на айлийский источник Герасим полностью утратил способности к оперированию сверхэнергией, и куратору его подготовительной программы выписали волчий билет. — Георгий Иванович смерил меня тяжёлым взглядом. — Мало того, что Василия Дичка отстранили от реальной работы и сослали на военную кафедру без всяких перспектив на повышение, так ещё дочку его, умницу и красавицу, с инициацией на седьмом витке и полным гимназическим образованием в институт не взяли. Пришлось к нам в комендатуру пристраивать.

— Так Марина Дичок — дочь Василия Архиповича?! Думал, просто однофамильцы.

— Это самое важное, что ты почерпнул из моих слов? — нахмурился Городец.

— Просто удивился.

— Теперь ты немного представляешь, какие ставки на кону. А это лишь самая-самая вершина айсберга. И я гарантировал результат операции. Я! Если что-то пойдёт не так, второго шанса мне никто не даст.

— Так стоит ли рисковать?

Георгий Иванович ответил волчьей ухмылкой.

— Стоит, не сомневайся даже. Это всё в кровных интересах республики. Вот только есть в этой схеме одно слабое звено…

— Я?

— Ваш любовный треугольник!

— Да нет…

— Послушай меня, Петя! Просто притащи его обратно. Хорошо?

— Да на кой чёрт он вообще там сдался?! — не выдержал я. — Почему его снова в Айлу не пошлют?

— Если бы это сработало, не сомневайся — послали бы, — заявил Городец и нацелил на меня указательный палец. — Так ты притащишь его?

Я тяжко вздохнул и нехотя пообещал:

— Притащу, сказал же! Заладили, будто пластинку заело! И с чего вы вообще взяли, что это именно мне придётся его тащить? Почему не ему меня?

Георгий Иванович фыркнул в усы.

— Действительно не видишь разницы между первоначальной настройкой и очередной подстройкой?

— Ну, допустим, — пробурчал я. — А попадём мы туда как? Правильно ведь понимаю, что на захват источника уповать не стоит? Какая-то спецоперация проводиться будет?

— Всё ты понимаешь правильно, а теперь беги переодевайся, я тебя тут подожду.

Надо же! А я и не заметил за разговором, как мы до госпиталя дошли!

Городец направился к газетному киоску, а я миновал пропускной пункт и чуть ли не вприпрыжку припустил к своему корпусу, лавируя между неспешно прогуливавшимися по территории ранеными. В душе царили ужас и восторг, восторг и ужас. И портила эту упоительную смесь лишь маленькая ложечка досады.

Придётся работать с Сутолокой, чёрт бы его побрал!

Когда я уже в штатском вышел из ворот госпиталя, Георгий Иванович сложил газету и кинул её на заднее сиденье служебного автомобиля — не полноприводного вездехода, а самой обычной легковушки, не слишком-то и презентабельной, зато неброской.

— Поехали!

Справляться о пункте назначения, как и заводить разговор о цели нашей поездки при водителе я не стал, молча забрался внутрь, молча ехал всю дорогу. Очевидно, номер и марка автомобиля были доведены до всех постов, в городе нас не останавливали, предъявлять документы пришлось лишь раз — при въезде на территорию военного аэродрома, обнесённую несколькими рядами колючей проволоки и с караульными вышками, что неприятно напомнило лагерь в Джунго.

На воротах дежурили военспецы; не заметил никого в форме воздушного флота я и на территории, а все аэропланы несли на себе символику ОНКОР. Инструктор тоже оказался из наших. Лысоватый мужик в лётном комбинезоне поздоровался с Городцом, после протянул руку мне и спросил:

— Опыт пилотирования есть?

— Только прыжков с парашютом.

— Да уж… — протянул дядька и озадаченно поскрёб затылок. — А с опытом никого нет? — обратился он после этого к Георгию Ивановичу.

— Нет, — коротко ответил тот.

— И натаскать его нужно за две недели?

— Две недели — это самое большее.

— Дела-а-а!

Я мог бы даже загордиться из-за собственной незаменимости да только прекрасно представлял, откуда у неё ноги растут. Настроенным на Эпицентр операторам на подлёте к вторичному источнику непременно поплохеет — не успеют они к специфичному характеру излучения приспособиться, а у простых людей и вовсе мозги запекутся. Герасим сейчас ни то, ни сё, но едва ли стоит уповать на то, что двойственность его положения поможет остаться в сознании и совершить посадку. А уж поднять самолёт в воздух он не сможет совершенно точно. Ему бы ещё настройку пройти…

К слову, а с чего я взял, что возникнет нужда приземляться? Лично мне будет достаточно и просто над энергетической аномалией пролететь. Хотя…

Я покачал головой. Нет, не выгорит. Слишком серьёзно интенсивность излучения скакать станет, вышибет меня из резонанса, как пить дать вышибет. Могу не успеть связь с источником закрепить.

— Ладно, — вздохнул инструктор. — Будем работать с тем, что есть.

— Вот это правильно!

Георгий Иванович раскрыл портфель и протянул мне авторучку и очередную стопку обязательств о неразглашении, а когда я поставил подписи во всех нужных местах, вручил пропуск на перемещение по городу и отдельное разрешение на посещение территории аэродрома.

— Обратно на дежурной машине вернёшься, — сказал он, прежде чем забраться в автомобиль и уехать.

Ну а я вслед за инструктором потопал на лётное поле.

— Ты, так понимаю, за штурмана будешь? — уточнил дядька на ходу.

— Угу, — подтвердил я. — Но взлетать — садиться тоже уметь должен.

— Да это понятно! — отмахнулся инструктор с нескрываемой досадой и вздохнул. — Две недели! Эхма…

Подвёл он меня к странного вида аэроплану, кардинально отличавшемуся от всех виденных мной ранее самолётов как небольшими размерами, так и широкими крыльями, слегка даже направленными вперёд. При этом летательный аппарат обладал двумя застеклёнными фонарями кабин, которые располагались один чуть выше другого, что улучшало обзор второго пилота. В длину машина достигала метров восьми, размах крыльев был в два раза больше.

Инструктор указал на аэроплан и скороговоркой произнёс:

— Сие изделие есть двухместный учебно-транспортный мотопланер с обратной стреловидностью крыла. Изначально комплектуется экспериментальной силовой установкой, которую запитывает непосредственно оператор, но под ваши задачи поставили бензиновый двигатель. Пришлось слегка изменить балансировку, больше ничего принципиально не меняли. Полезной нагрузки способен нести немногим больше четырёх центнеров. Взлетать может и самостоятельно, и на сцепке с самолётом. Но с тобой отрабатывать будем только первый вариант.