Москит. Конфронтация

Органы управление в планере дублировалось в обеих кабинах, и мне пришлось выполнять поступающие по переговорной трубке команды. Было страшно напортачить и сорваться в пике, нисколько не утешало даже наличие парашюта, но все огрехи вовремя исправлялись инструктором, обошлось без последствий. Хорошо хоть он мне посадку доверять не стал, вот тогда бы я непременно и планер, и нас вместе с ним угробил.

Так неделя и пролетела. С утра восстанавливал физическую форму и отточенность рефлексов с Рашидом Рашидовичем, потом пил кофе в компании Василя и шёл на иглотерапию. Манипуляции Лизаветы Наумовны приятных ощущений не доставляли, а вот беседовал с ней, напротив, с превеликим удовольствием. Вроде и трепались о всяких пустяках, но невесть с чего легче становилось. Без этого общения точно бы сорвался, не сумел бы нервозность обуздать, неопределённость-то о-го-го как давила! Куда там могильной плите! Засыпал и просыпался с одной только мыслью: «меня забросят в тыл нихонцам».

Меня забросят в тыл нихонцам. Меня забросят в тыл. Меня забросят!

А если что-то не так пойдёт? Если снова в плен захватят?

Ну уж нет! Тогда — последний патрон себе. Так-то я бессмертен, с кем-кем, а со мной ничего дурного ни в жисть не случится, но патрон стоит приберечь. А лучше — гранату. Чтобы наверняка.

Такие вот дурные мысли в голове вертелись, а как поговорим во время сеанса на отстранённые темы, все страхи будто рукой снимает. Что же касается разрыва с Лией, об этом — нет, и словом не обмолвился. Ни к чему это. Не нужно.

От Лизаветы Наумовны я неизменно шёл на приём к Федоре Васильевне, и та пыталась привести мой организм в некое равновесное состояние, идеальное для восприятия сверхсилы. Об эффективности этих процедур сказать затрудняюсь, но чувствовал себя с каждым днём всё лучше и лучше, даже шаровые молнии научился дистанционно развеивать. Гасить не получалось, а вот разметать на ворох энергетических помех — это запросто. В остальном же подвижек не было, я так и оставался недо-оператором.

Остаток первой половины дня я традиционно тратил на всевозможные процедуры, а после обеда и до самого позднего вечера летал на планере, взяв за правило всякий раз перед облачением в лётный комбинезон посещать кабинку уличного туалета. С каждым новым днём инструктор давал мне всё больше свободы действий, а в субботу даже позволил самостоятельно подняться в воздух.

— Пора посадку начинать отрабатывать, — заявил он по окончании того занятия и вручил брошюру с процедурой обслуживания и ремонта установленного на мотопланер двигателя. — Раздел неисправностей зазубри наизусть. Завтра спрошу.

— Завтра тоже занимаемся? Воскресенье же! Выходной!

— И что с того? — нахмурился инструктор. — У вас же горит!

Пришлось выкраивать время ещё и на ознакомление с устройством движка. С Василем мы почти что и не общались, разве что кофе пили и в комнате отдыха о всякой ерунде изредка трепались. И то больше перед отбоем просто радио слушали да газеты в поисках сводок с фронта пролистывали.

По словам поступавших к нам с востока раненых, ситуация там складывалась совсем уж безрадостная: патронов и в особенности артиллерийских снарядов катастрофически не хватало, авиацию повыбили, и всё могло рухнуть решительно в любой момент. Газетные статьи и радиосводки на этот счёт оптимизмом тоже не лучились, но и уныния отнюдь не вызывали. Пусть в Джунго продвижение на юг частей Особого восточного корпуса окончательно застопорилось, зато удалось отбросить врага от Белого Камня.

Последнее нашло своё отражение в серии фоторепортажей, и на одном из газетных снимков я углядел размахивавшего республиканским флагом Демида Битка, исхудавшего и чумазого, но счастливого до невозможности. Ну ещё бы ему таким не быть — город-то с землёй сровняли, камня на камне не осталось.

— О, глянь! — сунул я газету товарищу. — Из моего взвода паршивец.

— Почему паршивец? — удивился Василь.

— Активист «Правого легиона».

— А! Тогда да, тогда — паршивец.

— Но добровольцем пошёл.

— Это ему в плюс.

— У меня ещё из скаутов была пара добровольцев. А Февральский союз молодёжи, слышал, целую бригаду сформировал.

— Скаутов много в добровольцы пошло, — заметил Василь, поднялся с диванчика и встал ровно, расставив руки в стороны. — Меня на следующей неделе выписать обещают. Отправят в Новинск восстанавливаться.

— Здорово же!

— Ага! По Машке соскучился — сил никаких нет.

Я вздохнул и ничего говорить не стал. О разрыве с Лией старался не думать и это вроде бы даже получалось, обычно просто не до того было. Но как вспомню ненароком, так будто в сердце острый нож.

Впрочем, на досужие раздумья времени почти не оставалось, занят был постоянно. Ещё и ассистент доцента Звонаря как-то отыскал и зазвал в выделенную ему на пару с Нюрой каморку, вручил там для ознакомления методичку на тему ускоренной адаптации к особенностям излучения вторичных источников. Разработана та была для подготовки наших операторов к поездке в Айлу, но заодно к ней прилагалась стопка листов со свежими расчётами для энергетической аномалии в Джунго.

Разумеется, панацеей эта методика не была и лишь ускоряла и упрощала процесс адаптации, зато мне удалось почерпнуть из неё несколько принципиальных моментов, до которых не сумел додуматься самостоятельно. И всё бы ничего, но проведение обратных вычислений, пусть даже с ними и помогла Нюра, отняло кучу времени, и далеко не сразу удалось приступить к отработке этой техники на практике.

Зато после результаты не заставили себя ждать. Если прежде всякий раз после посещения парной с повышенным энергетическим фоном, грязелечения и прочих процедур, направленных на принудительное насыщение организма сверхсилой, дурнота отпускала лишь после получасовых медитаций, то с помощью адаптивных упражнений я перешёл от пассивного поглощения энергии к попыткам её осознанного втягивания с одновременной подгонкой под себя по принципу, схожему с работы алхимической печи. Я будто трансформатор внутри запускал, только изменял не напряжение тока, с этим как раз был полный порядок, а его частоту. И мало того, что процедуры заметно легче переносить стал и общее самочувствие улучшилось, так ещё и аллергические высыпания сошли и больше уже не беспокоили.

В понедельник меня ни с того ни с сего взялся отвезти на аэродром Георгий Иванович. В машине мы и словом не перемолвились, только когда уже выбрались из салона, Городец многозначительно произнёс:

— Помнишь, что ты мне обещал?

— Угу, — протянул я.

— Сейчас ещё можешь развернуться и уйти. Но как только подпишешь последние бумаги, придётся идти до конца.

Я взглянул на собеседника и поморщился.

— Вы же знаете, что я не откажусь.

Георгий Иванович ткнул меня в грудь указательным пальцем.

— Ты обещал.

В ангаре на сей раз меня помимо инструктора встретил ещё и Герасим Сутолока, мало походивший в лётном комбинезоне и с зачёсанными назад волосами на себя прежнего. Плюс никакой обычной импульсивности и разбросанности в движениях, он был собран и уверен в себе.

Герасим протянул мне руку, я её пожал.

И даже перебарывать себя не пришлось, заранее знал, что так будет, успел настроиться. Мелькнула, правда, мыслишка, как бы проблемы с возвращением не возникли у меня самого, но выкинул её из головы. Слишком уж маловероятным представилось подобное развитие событий. Нет, теперь мы крепенько друг с другом повязаны да и предприятие рискованней некуда. Либо оба выберемся, либо там и сгинем.

Накатила неуверенность, и я замешкался, приняв у Георгия Ивановича авторучку, не стал вот так сразу бумаги подписывать. Задумался о том, стоит ли овчинка выделки. Попытался решить, так ли мне нужны сверхспособности, чтобы из-за их восстановления головой рисковать. Есть ведь, наверное, и обходные пути? А если и нет — я даже сейчас куда ближе к операторам, нежели к обычным людям. Точно смогу по пути закалки тела пойти, если на то пошло. Да уже по нему иду!

Только вот… Точил меня червячок сомнения, что всё так просто, как это представляет Георгий Иванович. И ещё покоя не давала его фраза «это всё в кровных интересах республики». Пусть за последний год я утратил превеликое множество иллюзий, но не мог поверить, что операцию подобного рода провернут исключительно ради устройства судьбы племянника главы ОНКОР.

Да — источник в Айле для него закрыт, но можно ведь в Танилию поездку организовать! Пусть в этом случае мощность получится на треть меньше по сравнению с источником-девять, зато не придётся линию фронта пересекать. Никакого риска! Никакого!

А раз так, дело не только в Герасиме и у этой операции имеется второе дно. И что тут думать тогда?

Я отбросил сомнения и принялся расписываться во всех нужных местах.

Приоритеты! Приоритеты и здравомыслие — дело было именно в них.

Я желал вернуть сверхспособности и хотел сослужить службу республике. Да и не дадут мне пойти на попятную вне зависимости от того, поставлю сейчас свои подписи на бумагах или нет. Сейчас я незаменим, сейчас без меня — никак.

— Я бы в любом случае не смог отказаться? — спросил я, когда Герасим подписал свой пакет документов и вслед за инструктором вышел на улицу.

Георгий Иванович усмехнулся в усы и ничего отвечать не стал, лишь покачал головой. А когда я переоделся в лётный комбинезон и поспешил на поле, он покидать аэродром не стал, постоял, посмотрел на планер, натянул кожаные перчатки, закурил.

— Они готовы? — спросил он у инструктора.

— Тот-то и раньше всё умел. — Дядька кивнул на Герасима. — А этого ещё натаскивать и натаскивать.

Городец вслед за инструктором посмотрел на меня, пыхнул дымом и фыркнул:

— Да не сложнее мотоцикла, поди!

— Ну это как сказать…

Как я и предполагал, на сей раз в полёт меня отправили на пару с Герасимом, и это обстоятельство доставило немало неприятных минут. Как сразу после отрыва от земли внутри засосало, так дальше и не отпускало уже. Ну а как иначе? Инструктор-то — оператор! Ему планер в воздухе удержать силой воли — раз плюнуть. А вот мы и грохнуться можем.

Но не грохнулись, и пусть при маневрировании на высоте я чувствовал себя не столь уверенно, как обычно, при отработке посадок не напортачил ни разу, всё сделал верно. А сесть и взлететь для нас — самое главное. От истребителей уйти никакие фигуры высшего пилотажа не помогут, наше дело — сесть и взлететь.

Доцент Звонарь выкроил время на общение со мной лишь единожды. Вызвал к себе в кабинет, наскоро просмотрел медицинские записи, поморщился, похмыкал. Потом сказал:

— Как ты и сам знаешь, первая подстройка на источник чрезвычайно важна. Совет тут может быть только один: не пытайся продержаться в резонансе дольше необходимого. Сможешь улучшить текущую длительность на пару секунд — хорошо, не сможешь — лучше досрочно из транса выйди, нежели тебя из него выбьет. Главное ощути связь с источником, ощути и закрепи.

— А как же база для дальнейшего развития? — усомнился я в совете собеседника.

Макар Демидович, осунувшийся и усталый, помассировал виски и качнул головой.