Тевтонка

Глава 4. Перед очами Великого Магистра

Грета вызвала в памяти свиток с планом туннеля. Комнатка, в которой должна быть потайная дверь, располагалась в дальней части кухни, за полкой с крупами. Сводчатый потолок здесь нависал настолько низко, что Бриан то и дело прикладывался лбом и ойкал, коротышка Одо переводил это ойканье на «человеческий» язык. От его стараний в кувшинах скисало молоко, а отец Антонио крестился.

Толстяк Фед спорил с Полем из Прованса, что лучше: улитки или сало. Поль лез в драку за улиток.

Грета заставила братьев снять сюрко и надеть монашеские рясы, подпоясанные верёвками. Когда поляки заметят служителей бога, они не начнут стрелять сразу. Наверное. И процессия успеет подойти к врагу поближе для рукопашной.

Рыцарь Ордена не должен показываться без своего плаща, однако Конрад оценил идею Греты. Кнехт принёс его слова: Магистр дозволил маскарад.

Поль не пожелал оставлять свою любимую бригантину — куртку, на которую нашиты латные бляхи, — и натянул рубище поверх неё.

— Зачем? — Грета встала перед французом. — Для нас главное — скрытность, а у тебя пластины топорщатся сквозь ткань. И тяжело. Пешком до Данцига долго идти, отстанешь. Или прихватишь орду оруженосцев и пажей?

— Не бояйся, бригантина у менья вольшебиный, сам себя несьёт.

— Ага, волшебная, как пояс Афродиты, — заверил Одо. — С ней ты не такой глист, так что все городские девки твои, и мысли об этом несут тебя над землёй. Ещё нацепи гульфик[8] побольше, авось тогда и меня на горбу потащишь.

— Брат Одо, какие девки! — Грета в ужасе отшатнулась. — Вспомни о нашей Клятве и прекрати болтать, до утренней молитвы молоть языком — грех.

На улицах священного Рима растут шишки размером с ведро. Если такую заколотить в рот Одо, поток скабрёзностей остановится — но на пару минут, не больше. Командир хоругви не раз советовал Одо взять меч языком, тогда точно ни одного шляхтича не останется у стен Мариенбурга.

У всех под рясами скрывались кольчужные рубахи и мечи, в дорожных мешках — шлемы и арбалеты. Бриан пристегнул за спину короткое копьё. Если наткнутся на вражеский дозор, отбиться можно.

Но нет, страшны не шляхтичи и не татары.

Одо смаковал байки об упырях, а Поль вспомнил, что старый литейщик рассказывал о духах литвинов. Магистр фон Валлеронд, когда кончался, приказал зарезать всех пленников в подземелье, и некрещёные души с тех пор бродят под башнями, светят синими глазницами. Увидишь синий огонёк во тьме — беги и не оглядывайся! Не забудь только след свой толчёной купавницей посыпать. Чтоб не догнали.

Купавницу никто не взял, отчего настроение неумолимо портилось.

Грета некстати помянула бурый свиток. Лица стали морковного цвета[9].

— А если, — сорвался на тоненькое блеяние бас Феда, — языческие боги притаились там, глубоко, и только ждут, чтобы к ним кто-нибудь спустился? Отомстить хотят?

Свечи еле тлели, тьма колыхалась. Боевой дух отряда заполз под стол и тихонечко подвывал.

Вошёл комтур, потирая ладони и мурлыкая: «Тантарадай, тантарадай». Он подозрительно глянул на жмущуюся в углу троицу:

— Брат Фед, брат Бриан! Почему вы стоите так близко к брату Густаву?

— Да здесь же очень тесно, мой комтур, — повёл плечами Бриан и пару раз толкнул стену, показывая, что ему тут просто негде развернуться.

«Так, — подумала Грета, — Густав выбыл, сейчас комтур отправит его кормить ворон или под палки. Одним меньше. Кажется, братья получили приказ убить Генриха?»

Одо не посмеет напасть в открытую. А прирезать исподтишка? Да запросто. Он гроссмейстер подлого удара, не упустит случая пнуть лежачего, — но лишь когда убедится, что тот без головы. Собираешься сражаться с коротышкой — надень гульфик.

Поль. Яростный фехтовальщик, как и многие французы. Однако Грета два года зарабатывала от него синяки на тренировках и все хитрые прованские приёмчики уже выучила. Последние пару раз победа оставалась за ней. Можно выстоять.

Если пройдоха не припрятал обоих джокеров в рукаве.

Фед не особо ловкий. Главное, не дать ему припереть тебя к стенке, а то навалится — не дёрнешься. Где же слабина?.. Он из разорённого герцогского рода, мечтает выдать младшую сестру за барона. Как-то ходил на жмудь, и к нему попал янтарный божок с глазами из рубинов, так нет чтоб сдать казначею — утаил.

Пожалуй, от Феда можно откупиться. Отец и половины своих деревень не пожалеет ради Греты. Ах, отец…

Доведётся ли теперь встретиться? Есть ли он на самом деле, обещанный рай?

Рукоять просилась в ладонь. Восемь граней, когда меч при тебе — ничего не страшно. Так, собраться, думать о деле.

Бриан. Бриан!

Зубр, громада мышц, которая сносит дубовый частокол. На зимней охоте такой бык одним движением курчавого лба разодрал загонщика от пупа до подбородка, двоих затоптал копытами. Ни арбалетные болты, ни дротики не замечал, пёр и пёр на стрелков, пока секирами не перерубили ему шею.

Но зубр — степенный, неповоротливый. Бриан не такой: он словно демон, бесшумно окажется у тебя за спиной, стоит моргнуть.

Нет, с Брианом не совладать. Он и откупа не возьмёт, приказ же.

— А почему, — принюхался комтур, — здесь слышится запах вина? Ну-ка разойтись!

Братья шагнули в стороны. Бедняга Густав чуть не упал. Он пошатнулся — и повис на дружеской руке. Его голова в капюшоне завалилась набок, с присвистом всхрапнув.

Взбешённый комтур издал звук, услышав который, хозяйка сразу же хватает поварёшку и кидается спасать кашу. И не миновать бы брату Густаву палок, но тут в дверь вошли двое солдат, стали по краям прохода. Это были личные слуги мейстера, в идеально белых плащах, лишённые языков.

Комтур мигом загородил выпивоху: если узнается, палок не миновать уже брату Конраду.

За слугами протиснулся сам Великий Магистр[10]. Крылья мясистого носа подрагивали — похоже, что-то учуял. На груди главы Ордена, в середине креста, чёрный орёл занёс когти.

— Воины Христовы, — возвестил он. — Сегодня на вас возлагается дело, от которого зависит исход осады. Нет, от него зависит судьба всего Братства, судьба нашей веры в этих языческих землях… Хаускомтур, не вином ли здесь пахнет?

— А-а-а, это всё повара. Зайца мариновали к столу…

— Зайца? — Чёрная бровь поползла вверх. — Брат Конрад, мы месяц сидим за стенами, как утка в решете, где вы достали зайца?!

— Ну-у, он сам перепрыгнул… то есть подрыл…

— Завтра… нет, в субботу — чтобы мне подали этого зайца. С черносливом.

— Конечно, мой мейстер! — радостно пообещал Конрад.

Теперь ему придётся где-то добыть ушастого: Магистр был злопамятен, как десять свиней.

— Какова длина туннеля?

Глава Ордена посмотрел прямо на Грету. Похоже, ему всё известно. Уж не он ли заставил комтура передумать насчёт её помилования?

— Меньше двух миль, — отвечала Грета. — Если Пресвятая Дева поможет, отряд затемно вылезет под Большим Ставом, а к вечеру завтрашнего дня будет в Данциге. На башне замка зажгут огни — сообщат комтуру об успехе.

Она замерла перед властными очами. Генрих фон Плауэн не хуже палача умел разбирать людей, только делал это без крючьев и лезвий. Низенький, с кустистыми усами и опухшими веками, не сравнить с предыдущим магистром, широкоплечим богатырём. Тот на поле один стоил целой хоругви, но допустил разгром при Танненберге. Именно нынешнему хозяину Мариенбурга пришлось собирать рассеянные силы, уговаривать союзников, строить оборону замка.

Фон Плауэн был хитрее хорька и умудрялся присутствовать сразу везде. Ползли слухи, что в его покоях есть система ходов, по которым он мгновенно проникает хоть в спальни братьев, хоть в костёл, хоть на конюшни. Однако Грета знала — ход только один, жутко пыльный, и ведёт в комнату совещаний. Вряд ли им пользовались.

Никто не мог переиграть Грету в гляделки. Не смог и фон Плауэн. Он отвёл взгляд, начал прощупывать остальных — и понял, что боевой дух братьев лежит в луже да пускает пузыри. Поэтому вскричал:

— Сержанты! Если вы доставите отца Антонио в Данциг, я сам посвящу вас в рыцари.

От такого посула боевой дух отряда поднялся на карачки, как от запаха пива.

— И меня? — Одо с надеждой вылез вперёд.

Фон Плауэн глянул вниз так, словно учуял тухлое яйцо.

— Э-э, — протянул он, — нет. Только не тебя.

Кустистые усы подрагивали. Магистр ещё раз скосился на Одо, передёрнул плечами и решительно сказал: «Нет». Потом кивнул в сторону Греты:

— А это что за былинка, сквозняком унесёт? Хаускомтур, кого вы подобрали на выполнение задания! Получше людей у нас не нашлось?

Брат Конрад потёр руки, будто мыл их, и шепнул:

— Получше — жалко. Туннелем этим полвека никто не ходил, лишь угодники знают, что там. А расписку для венгерского короля можно и новую состряпать.

От этих слов боевой дух отряда провалился в преисподнюю.

— Время, время, Конрад! Каждый час промедления близит падение замка. Король Ягайло теряет шляхтичей от голода и болезней, он зол, строит новые осадные башни. Нам нужна подмога, и вы, — по жалкой компании проехался шипастый взгляд, — дойдёте до Данцига.

Если бы папский престол пошатнулся, голос фон Плауэна мог бы его подпереть. Боевой дух вздёрнули на ноги и дали ему хорошего пинка. Великий Магистр продолжил:

— Что ж, вознесу за вас молитвы. Брат Конрад, жду зайца.

Он осенил путников крестом и удалился.

Когда шаги солдат затихли, Густав свалился носом в пол. Комтур погрозил кулаком Бриану с Федом, потом повернулся к Грете.

— Генрих, вот бумага, нарисуй подпись. Да, и притащите мне зайца. Где хотите берите.

Свиток гласил, что всё полученное от отца наследство Генрих фон Таупадель передаёт в тевтонскую казну.

Грета никогда не стремилась чем-либо владеть, да и Устав это запрещал. С радостью отдала бы последний пфенниг на общее благо, но из ума не шло: её убьют, как только покажется выход из туннеля.

— Давайте я подпишу, когда вернусь? — предложила она.

Комтур выхватил меч и приставил ей под подбородок:

— Подписывай! Сейчас.

— Не могу, — проговорила Грета, стараясь не сглатывать. — Собственность следует передавать в присутствии нотариуса и комиссии из шести уважаемых граждан, не являющихся членами Братства. Ваша бумага ничего не стоит без этого, мои родственники с лёгкостью её оспорят. А вы же не хотите на ночь глядя бегать, созывать комиссию, огорчать задержкой Великого Магистра? И, заметьте, необходимо приложить личную печать, которую я ещё не успел выписать из Нюрнберга.

Меч убрался в ножны. Комтур отозвал Бриана в угол, что-то сказал ему. Также шепнул нечто каждому, кто шёл с Гретой, не исключая отца Антонио.

Отлично. Теперь можно не опасаться удара в спину, её постараются вернуть в замок целой и невредимой… Ну, или хотя бы способной водить правой рукой.