Особые обстоятельства

Глава 1. Начало

Мир, он — ярче. Ярче, чем ему казалось раньше. Мир расцвечен красками, запахами, звуками, ощущениями. Он может быть холодным и горячим, горьким и сладким, громким и тихим, гладким и шершавым… Абсолютно разный. Абсолютно свой. Абсолютно чужой. Словно бы выталкивающий его в небытие. Запрещающий перекраивать свою ткань. Отвергающий любое его действие. Кто-то когда-то сказал, что жизнь — борьба. Тогда стоит бороться до последнего.

Тьма. Она имеет свой цвет, вкус, она может быть холодной и теплой, или заполненной болью, как сейчас. Но из нее можно выскрести, выцарапать, вырвать свое сознание, стоит только открыть глаза.

Хочется сказать: "Поднимите мне веки," — но горло пересохло, и из него не вырывается даже хрипа.

Опять переделка. В какую он попал на этот раз?

Тело медленно осознает себя. Рука. Оказывается, она у него есть. И болит. Спина. Спина, кажется, вообще сплошной синяк. Рот. Губы потрескались, на них запеклась кровь. Если сделать усилие и донести руку до лица, обнаружиться, что оно все в засохшей корке крови. Глаза? Нет, глаза на месте. Пальцы сигнализируют: под веками есть глазные яблоки. Значит, надо просто поднять веки.

Это удается не сразу. Но удается. Сначала приходится долго моргать в попытке избавиться от оранжевых пятен. Потом щуриться, привыкая к свету — на улице рассвет, и первые лучи солнца, заглядывающие в окно, кажутся изощрённой пыткой. Но вот слезы перестают течь и можно рассмотреть комнату.

Пыльная. Видимо, помещение было заброшено до вчерашнего дня. Маленькая. Похожа на скромный будуар стесненной в средствах дамы. Трюмо с разбитым зеркалом, разломанный на части стул, софа, накрытая белым полотном, словно хозяева уехали на время и рассчитывали ещё вернуться… Это… Это все…

Ни о чем ему не говорило.

Совсем.

Абсолютно.

Как он здесь оказался? Неизвестно.

Зачем он сюда пришел? Неясно.

Что это за место и где оно находится? Нет информации.

Почему он…

А…

А кто — он?

Да и "он" ли?

Руки слушались плохо, но человек всё-таки определил, что он — это именно "он". И обрадовался, что что-то помнит. Сел, опираясь на стену, стал подробнее осматривать помещение. Это казалось очень привычным: внимательно что-то осматривать, искать элементы, которые могут натолкнуть на какие-то выводы. Хорошо. Очень хорошо. По крайней мере, не помня имени, он сохранил навыки и, возможно, знания. Это главное в его деле.

В каком деле?

Пока не важно. Важно, что, во-первых, комната выглядит заброшенной, а значит, сюда пришли для конкретной цели и вероятно специально выбирали дом, в котором давно никто не живёт. А во-вторых, помещение производит впечатление, словно его встряхнули. А так как это, конечно, не возможно, то… магическая волна? Если посмотреть, как разбиты-разбросаны вещи, нет, это не следы борьбы. Либо боролись не люди. А…

Кто?

Зачем?

Как он здесь оказался? По доброй воле? По принуждению? По службе?

Службе? Кому он служит? Как? Где?

Нет, это потом. Сейчас — комната.

Главное в этой комнате — у нее есть покосившаяся дверь. Значит, она куда-то ведет. И треснувшее зеркало. Значит, можно увидеть себя. Надо только встать и подойти к нему. Надо!

Рассветные лучи, заглядывающие в узкое окно, равнодушно наблюдали за попытками мужчины встать. Это удалось ему только раза с пятого. Идя, придерживаясь за стену, до трюмо, он то и дело поглядывал на окно. Стремительно светлело. Плохо. Ему надо быстрее уходить. Он не знал, почему, но знал — надо.

Треснувшее зеркало отразило мужское лицо, местами действительно покрытое спекшейся кровью. Он разбил нос? Нет, вроде тот был сломан давно. Губы? Да, губы разбиты. Порез на руке. Может, кровь с руки? Схватился за лицо и оставил след. А почему хватался? Что увидел?

Вопросы потом, время поджимает.

Глаза странные, светло-карие, медовые практически. Даже больше жёлтые, чем карие. Это его вечная проблема. Но девушкам иногда нравится. Пожалуй, только глаза.

Горечь осела где-то в подсознании. Потом, все потом. Сейчас другое.

Нос кривой, сломанный когда-то. Может, не один раз.

Лицо обыкновенное, чуть вытянутое.

Губы разбиты.

Брови густые.

Ямочка на подбородке.

Чуть топорщившиеся уши прикрыты соломенными волосами разной длины, словно его стриг не цирюльник, а первый встречный бродяга. Волосы неприятно колют шею — недавно отрастил? Или недавно обрезал и ещё не привык?

Небольшая щетина.

Вид в целом какой-то безвременной: можно дать и тридцать лет, и пятьдесят. Средний рост, среднее телосложение.

Одежда обычная. Брюки, рубашка, жилет, сюртук. Он почему-то знал, что выглядит немного старомодно, но предпочитал привычную одежду модным веяниям. Сюртук гражданский, но он знал, что носил и другой, рабочий. Но гражданский ему всегда нравился больше.

Хорошо, очень хорошо. Память никуда не делась, просто спряталась. Ничего, он упорный, он ее заставит работать.

"— Упорный или упоротый? — смеётся парень в невообразимо глупой одежде. В одном ухе у него серьга, и можно было бы решить, что он откуда-нибудь с юга материка, но и там такое не носят. Парень чужой, и слова у него — чужие, и все в нем — не от мира сего…"

Он отвернулся от зеркала. Зеркала, видимо, чем-то его раздражали: рассматривая собственный облик, он чувствовал дискомфорт. Следующий этап — личные вещи. Среди ни о чем не говорящей мелочи типа платка без монограммы, в карманах нашлись часы на серебряной цепочке с вензелем "ДД", карандаш с грифелем, маленькая книжка с, казалось бы, бессмысленными записями, а главное — документы и сопроводительное письмо на имя Димитрия Кривза. Уполномоченного явиться в городок Зелеград для помощи местной полиции в расследовании мистических происшествий, имевших место быть здесь в последнее время слишком часто. Также в карманах обнаружилась мятая бумажка с названием гостиницы, ключ, и огрызок билета на поезд.

Итак, ситуация стала проясняться. Вероятно, он и есть Димитрий Кривз. Сыщик из столицы, прибывший в небольшой городок с целью помочь местным властям в запутанном расследовании. Это многое объясняет: то, как он привычно осматривал помещение в поисках подсказок, то, как легко он воспринял свое положение "не пойми где". Чувствовалось, что в разъездах он бывает часто.

"— И ничем хорошим это ни разу не заканчивалось! — фыркнул женский голосок из-за соседнего стола… У нее каштановые волосы — толстая коса и…"

Воспоминание рассыпалось пеплом, как пришло из ниоткуда, так в никуда и кануло — обрывок жизни, без начала и конца.

Димитрий поморщился от головной боли. Мимолётный слепок прошлого, размытый, совершенно ни о чем не говоривший, усугубил и без того неприятное самочувствие мужчины. Сыщик посмотрел в окно — почти рассвело. Он окинул комнату последним взглядом, не нашел больше ничего интересного и резко толкнул дверь в соседнее помещение, одновременно отскакивая под защиту стен.

Тишина.

Выждав немного на всякий случай, он осторожно выглянул в дверной проем. Что ж, можно не прятаться, живых здесь нет.

Небольшая комната, видимо, была когда-то спальней, но сейчас из мебели в ней остались лишь старое кресло в углу да стол у окна. Отодвигали специально — освобождали место для… Димитрий зашагал вокруг рисунка, внимательно всматриваясь в нарисованные линии. Для ритуала? Часть знаков была стёрта, поверх других были проведены лишние линии. Где-то натекла кровь, размывая и контур, и символы. Димитрий достал свою книжку с записями, карандаш и стал быстро перерисовывать то немногое, что смогло сохраниться после неудачного ритуала. Неудачность его не подлежала сомнению: три трупа появились здесь не сами по себе. Нет, пришли, конечно, своими ногами, но вряд ли рассчитывали здесь остаться в качестве мертвецов.

Кривз подошёл ближе. У окна, под столом лежала женщина. Немолодая, прилично одетая. Скорее всего служанка богатого дома. Возможно, старшая над слугами. Платье из добротной ткани, аккуратное, по сезону, на ногах сапожки — без украшений, но и без следов починки. Глаза закрыты, рот, наоборот, раскрыт в крике, иных следов насильственной смерти нет — ни крови, ни повреждений. Даже скрюченные пальцы вцепились в собственную шаль, а не в кого-то. Второй труп — старик. Благообразный дедок лежал у стены, не совсем понятно, его туда отбросило посторонней силой или там он стоял во время ритуала, а потом просто повалился на пол. Под головой засохшее пятно крови, но опять же: он ударился так неудачно о пол или имела место другая причина повреждений? Димитрий внимательно обошел тело, но переворачивать его не решился, не стоило оставлять здесь следов своего пребывания.

Одет дед был по провинциальным меркам чуть старомодно, но не дёшево. Окрашенные чернилами пальцы и валяющиеся рядом с телом треснувшие очки давали возможность предположить, что он занимался интеллектуальным трудом. На писаря старик никак не походил, возможно, юрист? Или учёный? Или учитель? Или счетовод при богатом доме/конторе? Но что-то явно связанное с писаниной.

Третий мертвец выделялся своей неопрятностью. На фоне двух приличных трупов он выглядел нищим, побирушкой: рваная одежда, слишком лёгкая для осени, сапоги с дырками, грязное лицо, запах протухшей рыбы — ее хвост высунулся из левого кармана изодранного плаща. Димитрий присмотрелся внимательнее. Весь вид последнего мертвеца говорил, даже кричал о его бездомности, однако ногти мужчины были подстрижены ровно, аккуратно, думается, что недавно. Нет, конечно, никто не мешает нищему следить за собой хоть частично, но всё-таки сыщик мысленно отметил эту странность.

Время неумолимо текло вперёд. На улице раздались людские голоса. Димитрий спрятал книжицу и грифель обратно в карман и поспешил покинуть комнату.

Пыльный коридор, который, судя по всему, слуги не убирали уже не первый год.

Лестница — между завитушками кованых перил висят лохмотья паутины.

Холл. Через парадную идти нельзя.

Но в таких домах, даже самых скромных, всегда есть ходы для слуг. Кстати, очень привычные. Кухня, задние двери. Засов, конечно, снят. Сначала — посмотреть в окно, оценить, что там на улице. Женщина у третьего дома из противоположного ряда выбивает ковер, больше никого нет. Дождаться, когда она уйдет, выскользнуть наружу, тут же метнуться на другую сторону, скользнуть в боковую улочку. Вернуться улочкой соседней, оглядеть улицу — никого, ничего. Хорошо. Можно уходить.

Следующее, что следует сделать — найти гостиницу. Только не в таком виде.

Поплутав по темным рассветным переулкам, Кривз набрел на подходящий колодец. Ведра к нему, конечно, не предлагалось, но рядом росли деревья. Найти подходящую палку и обвязать ее платком не составило труда. Стерев с лица и рук кровь мокрой тканью, он ещё немного походил по узким улицам этого района, пытаясь не особо показываться на глаза прохожим. Наконец, поймав свое отражение в окне весьма приличного дома и таким образом удостоверившись, что его внешний вид не может вызвать ненужных вопросов, сыщик вышел на оживленную улицу города. Он шагал походкой нарочито размеренной, не слишком быстро, чтобы не выглядеть торопливым, и не слишком медленно, чтобы кто-то мог посчитать его праздно прогуливающимся. Возможность выбрать любой вариант при необходимости — нужная в чужом месте вещь. Особенно при его обстоятельствах.