Боярин Осетровский

* * *

Вести Венец Дашкову было стремно. По дороге можно было угодить в засаду, подстроенную людьми Дашкова, Телятевского, Морозовых, черта в ступе…

Я перекрестился. «Да воскреснет Бог и расточатся врази его…». Упоминать созданий из-за Грани в такой ситуации не самый умный поступок.

Но, как не странно, дорога до Приказа прошла тихо и мирно. Похоже, Дашков все же сумел удержать факт передачи Венца в секрете.

— Это он? — с порога спросил князь, глядя на ларец в моих руках.

— Да, — я поставил его на стол.

Дашков осторожно откинул крышку и медленно достал Венец. Изумруды сверкнули в солнечных лучах, упавших из открытых створок окна. Князь, как будто не веря своим глазам, повернул украшение, за которое погибло столько народа.

— Это он… Настоящий…

— Поддельный я бы не успел сделать, — хмыкнул я.

Дашков криво усмехнулся, все еще держа Венец в пальцах. На секунду мне показалось, что он хочет его надеть, но князь удержался от порыва и осторожно положил его на стол.

— Твои деньги, боярин Викентий, — рядом с Венцом на столешницу опустился тяжелый кожаный мешок.

Блин. Я и забыл, сколько должна весить такая сумма в условиях Руси. Это в двадцать первом веке семь тысяч рублей — это три бумажки, а здесь — весомая груда монет.

— Что в нем? — спросил я.

— То, что ты просил. Семь тысяч рублей. Золотом.

Ну, тогда можно не пересчитывать. Боярское слово — тверже гороха. Вот если б князь сказал что-нибудь вроде «То, что тебе причитается» — я бы напрягся. Мало ли, что по его мнению, мне причитается. Может — клубок гадюк?

Я положил руку на мешок:

— Уговор исполнен.

— Уговор исполнен, — повторил Дашков и, не удержавшись, коснулся пальцами изумрудов.

И в этот момент его голова взорвалась.