Новый порядок (Часть II)

***

Файсал ар Квазитвади, эб Кабир-Дара, Антонио делла Пьюзо по прозвищу «Круделе», отец Сакра Фамильи Читтадина Джойза, Жак Друа по кличке «Горбун», король Лявилля, Панкрац Пебель, отец и кормилец всех нищих и убогих Модера, дон Энрике, каудильо Пуэсты де Соль, — пять боссов Большой Шестерки стояли в темной комнате.

Обычно главари анрийской преступности собирались вместе лишь в исключительно редких случаях. За последнюю неделю это случилось уже дважды. Первый раз боссы Большой Шестерки собрались в ресторации «Пранзочена», но явились лишь пятеро — Адольф Штерк проигнорировал приглашение. Пять боссов расценили его поступок однозначно и вынесли приговор.

На следующий день в Новом Риназхайме произошло то, о чем в газетах осмелились написать лишь спустя долгое время и очень осторожными словами и полунамеками. Хотя сами жители Нового Риназхайма особо и не заметили случившегося, для них почти ничего не изменилось.

Второй раз боссы собрались сегодня. Здесь. В одном из домов Адольфа Штерка, где того видели в последний раз. И это был совсем уж исключительный повод для общего собрания. Боссы давно сами не марали руки, давно оставили закрытой эту главу жизни. Нынче они были главами совета купеческого квартала, акционерами банков, владельцами строительных и транспортных компаний, фабрик, держателями доходных домов или просто богатыми, уважаемыми людьми, к которым стоит относиться со всей обходительностью.

Но сегодня такой день, когда им придется вспомнить, как марать руки. Сегодня состоится суд над равным им и казнь, которую они не могут доверить кому-то, кроме себя. Кем бы ни был предавший законы Большой Шестерки, они не могут опуститься до его уровня и проявить неуважение в последние минуты жизни уже бывшего босса.

С этими намерениями все прибыли в этот дом на Белой улице пригорода, почти у самой Гердовой бухты, откуда открывался вид на бесконечную синеву Гарнунского моря.

Но дом оказался пуст. Ни обслуги, ни охраны не было здесь уже несколько месяцев. Сперва боссы решили, что доносчики направили их по ложному следу, чтобы дать Штерку время исчезнуть. Однако самые близкие и доверенные люди, выбранные боссами сопровождающими в этом ответственном деле, тщательно все обыскали и все же пригласили внутрь.

В эту комнату. В спальню, где, несмотря на яркое солнце на улице, было темно. Душно. Висел запах затхлого склепа.

Боссы стояли в молчании и уже достаточно долго. Рано или поздно кто-то должен был что-то сказать, и первым решился Антонио Круделе.

— Cazzo! — буркнул он ворчливо. — Egregi Signori, дайте света.

Четверо боссов Большой Шестерки повернулись к Жаку Друа, стоявшему ближе всех к окну. Горбун передернул плечами, но ничего не сказал.

— И окно бы открыть, — добавил Панкрац Пебель с наигранной скромностью. — Здесь жутко несет.

— Как будто кто-то дух испустил, — не удержался дон Энрике.

Боссы дружно хмыкнули, изображая смех. Просто из вежливости.

Друа резко дернул тяжелые шторы в стороны, пуская в спальню солнечный свет. Затем, тихо ругаясь на родном лондюноре, принялся возиться с ручками оконной рамы, которая отказывалась поддаваться. Антонио Круделе покачал головой. Дон Энрике едко усмехнулся и без лишних слов помог Горбуну справиться с дребезжащим стеклами окном. Файсал ар Квазитвади подумал о странности этого момента и попытался представить, при каких иных обстоятельствах эти двое смогли бы сделать хоть что-то сообща, но так и не смог.

С порывом свежего воздуха в спальню влетел жухлый лист, много дней провисевший на стекле, цепляясь за наличник. Антонио Круделе внимательно проследил за ним и отметил, как лист забился под шею лежавшего на широкой кровати Адольфа Штерка, успевшего высохнуть до состояния мумии.