На повестке дня — Икар

Перед тем как ответить, Кендрик задумался, а затем посмотрел на Мустафу:

— В чем дело, Мусти? Что ты хочешь мне сказать? Кризис с заложниками не имеет никакого отношения как к бизнесу, так и к правительству Омана.

— Ты, конечно, прав, но я пытаюсь дать тебе понять, что здесь у нас все изменилось. Многие не осознают, что происходит, что случилось.

— Естественно! Вы же не террористы, в конце концов.

— Не террористы. Но хочешь знать, что говорят те, кто так или иначе несут ответственность за происходящее?

— Интересно было бы узнать…

— «Все пройдет, — говорят они. — Не вмешивайтесь. Вмешательство лишь усугубит ситуацию».

— Не вмешиваться? Хорошенькое дело! — возмутился Эван.

— Эти ответственные лица советуют переложить решение проблемы на политических деятелей.

— Но политики не способны ее решить.

— Слушай дальше, Эван! «Для гнева есть определенная причина, — говорят эти лица. — Конечно, речь не идет об убийствах, но в контексте определенных событий…» И так далее и тому подобное. Вот что мне довелось услышать.

— В контексте каких событий?

— В контексте современной истории, дружище. «По отношению к арабам Соединенные Штаты осуществляют несправедливую политику на Среднем и Ближнем Востоке» — это их ключевая фраза, Эван. «Израильтяне получают все, а арабы ничего», — говорят эти люди. «Арабов сгоняют с насиженных мест, загоняют в лагеря беженцев, а в западных банках евреи на арабов плюют». И это я тоже слышал.

— Враки все это! Бред собачий! — взорвался Кендрик. — Помимо этой карты, которую разыгрывают фанатики, есть и другая, тоже весьма существенная. Ведь все, что они говорят, не имеет никакого отношения к мучениям двухсот тридцати шести заложников и к смерти одиннадцати несчастных! Люди, доведенные до отчаяния юнцами-изуверами, вообще никакой политики не проводят. Эти ответственные лица, какое право они имеют говорить такое? Среди заложников нет ни членов президентского кабинета, ни ястребов из кнессета! Они всего лишь госслужащие, туристы и строители, работающие по контракту. Я повторяю, это просто беспардонное вранье!

Мустафа выпрямился и, сверля Эвана взглядом, сказал:

— Я это знаю, и ты это знаешь, и они тоже это знают, друг мой.

— Тогда зачем они возводят напраслину?

— Затем, что с ними никто не вступает в диалог, потому как никто из нас не хочет стать мишенью.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Два человека, назову их Махмуд и Абдул, их настоящие имена тебе лучше не знать, пытались возразить. Дочь Махмуда изнасиловали и исполосовали бритвой лицо, сына Абдула нашли на причале с перерезанным горлом. «Преступники, насильники, убийцы», — причитала пресса. Но мы-то знаем, что именно Абдул и Махмуд сколачивали оппозицию, призывая с оружием в руках штурмовать посольство. Они говорили: «Не позволим превратить Маскат во второй Тегеран!» Но пострадали не они, а их близкие, самые дорогие. Это предупреждение всем, Эван! Прости, но, будь ты человек семейный, имей ты жену и детей, стал бы ты подвергать их такому риску? Думаю, нет. Настоящий герой превозможет страх и поставит свою жизнь на карту за свои убеждения. Но он никогда не пойдет на то, чтобы заплатить за свои убеждения жизнями своих любимых. Не так ли, дружище?

— Так, все так! — сказал Эван тихо. — А я-то надеялся! Получается, и помочь мне некому.

— Султан изъявил желание встретиться и выслушать тебя. Я связался с ним сразу, как только ты позвонил. Он намекнул, что встреча состоится в пустыне, где-то рядом с горами Джабаль-Шам.

Кендрик помолчал, посмотрел на свой стакан. Помедлив, сказал:

— Я не имею права входить в контакты с официальными лицами, поскольку я сам по себе и не выражаю мнения своего правительства. Это должно быть ясно.

— Ты не хочешь с ним встречаться?

— Напротив, очень хочу. Но я обязан внести ясность. Я — частное лицо и не имею ничего общего с разведкой, Государственным департаментом и менее всего с Белым домом.

— Думаю, это понятно. Твое одеяние и цвет кожи подтверждают это.

— Я кое-что подзабыл, — заметил Эван, делая глоток. — Отец нынешнего султана умер примерно спустя год после моего отъезда, так ведь? Я не очень-то следил за событиями здесь, что вполне естественно. Сам понимаешь…

— Понимаю. Нынешний султан, по-моему, одного с тобой возраста, может, моложе. Среднее образование он получил в Англии, высшее — у вас в Америке. Точнее, в Дартмуте и Гарварде.

— Кажется, его зовут Ахмат, — сказал Кендрик. — Пару раз я с ним виделся. Экономика и международные отношения, — добавил он.

— В смысле?

— Он защищал диплом по этим специальностям. А потом заканчивал аспирантуру.

— Он образован, умен, но чувствуется отсутствие опыта для решения задач, стоящих перед ним.

— Когда я смогу с ним увидеться?

— Сегодня вечером, пока никто не пронюхал о твоем приезде. — Мустафа взглянул на часы. — Через полчаса выйдешь из отеля, иди на север. Пройдешь два квартала, увидишь военную машину. Водитель доставит тебя к месту встречи и привезет обратно. * * *

Поджарый араб в видавшей виды джелабе остановился у витрины магазина напротив отеля. Оглядевшись, он подошел к Калейле. Она была одета в черный костюм, излюбленный наряд тех деловых женщин, которые предпочитают не очень бросаться в глаза. Калейла уже минут пять присоединяла объектив к своему миниатюрному фотоаппарату, когда прозвучали два резких гудка автомобиля.

— Давайте в темпе, — сказал араб. — Он уже вышел из номера. Спускается в холл.

— Не говорите никогда под руку! — отрезала она. — Я мало что прошу у своих боссов, но доведите до их сведения, что исправная техника в работе основное. Ну вот, наконец-то!

— Он уже выходит!

Калейла прижала к груди фотоаппарат с телескопическим инфракрасным объективом для ночной съемки и быстро сделала три снимка Эвана Кендрика в арабском одеянии.

— Интересно, сколько времени ему позволено оставаться в живых? — произнесла она задумчиво. — Ну хорошо! Мне надо позвонить. * * *

Журнальный файл продолжался.