Мегрэ и его мертвец

— Вы остаетесь, господин комиссар?

— Ну, конечно. Не думаю, что кто-нибудь сюда вечером, но домой неохота ехать.

— Хотите, я останусь с вами?

— Не надо, спасибо, Мерс. Лучше отправляйся сразу к себе, сделай анализы.

Мерс ничего не упустил из виду. Даже клок женских волос в гребне на туалетном столике исследовал. Снаружи в кафе проникало немного звуков. Прохожие были немногочисленны. Время от времени, особенно после полуночи, слышался грохот грузовика, ехавшего к Центральному рынку.

Мегрэ позвонил жене.

— А ты снова не простудишься?

— Не беспокойся. Я очаг затопил. Скоро грог приготовлю.

— Ты там не выспишься.

— Высплюсь. У меня есть выбор — кровать или шезлонг.

— А простыни чистые?

— В комоде есть чистые.

Поначалу Мегрэ хотел лечь в кровать, но затем передумал и устроился в шезлонге.

Мерс ушел около часа ночи. Комиссар подкинул дров, налил себе крепкого грогу, удостоверился, что все в порядке. Запер входную дверь, скрипя ступенями, поднялся по винтовой лестнице наверх.

В шкафу отыскал домашний халат — из голубой фланели с отворотами из искусственного шелка, но тот оказался слишком короток и узок. Выяснилось, что и шлепанцы, стоявшие у кровати, ему тоже не по ноге.

Разувшись, Мегрэ завернулся в одеяло; положив под голову подушку, устроился в шезлонге. Ставней на втором этаже не было. Свет газового рожка, проникавший с улицы через узорчатые гардины, вычерчивал на стене замысловатые арабески.

Попыхивая трубкой, Мегрэ из-под полузакрытых век наблюдал за их игрой. Он понемногу привыкал к обстановке. Дом он как бы примерял. Так примеряют одежду. Он уже привыкал к его запаху — кисловато-сладкому запаху, напомнившему ему жизнь в деревне.

Почему же исчезли фотографии Нины? Почему исчезла она сама, бросив дом и даже не взяв в кассе деньги? Правда, там было не больше сотни франков. Возможно, маленький Альбер хранил свои сбережения в другом месте, и кто-то забрал их вместе с бумагами.

Обыск пришельцы производили довольно аккуратно, не нанося ущерба. Одежду осмотрели, но оставили на вешалках. Фотографии вынуты, а рамки снова повешены на крючки.

Мегрэ уснул. Услышав стук в ставни, он готов был поклясться, что едва успел сомкнуть глаза. Между тем пробило уже семь утра. Над Сеной светило солнце, гудели буксиры, таща за собой баржи.

Не зашнуровав туфли, спустился вниз — лохматый, в рубашке с расстегнутым воротом, мятом пиджаке.

Пришел Шеврье с миловидной молодой женщиной в темно-синем костюме, на взбитых волосах — красная шляпка.

— Вот и мы, господин комиссар.

В полицейском управлении Шеврье работал всего три-четыре года. Вопреки своей фамилии он больше походил на овцу, чем на козла, — так округлы и мягки были черты его лица и фигуры. Спутница дергала его за рукав.

— Прошу прощенья, — спохватился Шеврье. — Господин комиссар, разрешите представить мою жену.

— Вы не беспокойтесь! — храбро заявила мадам Шеврье. — Работу я знаю. Моя мама была хозяйкой деревенского трактира. Бывало, взяв в помощницы пару женщин, мы с ней умудрялись приготовить свадебный обед на полсотни гостей, а то и больше.

Подойдя к кофеварке, она обратилась к мужу:

— Дай спички.

Вспыхнуло пламя газа, и спустя несколько минут дом наполнился ароматом кофе.

Шеврье догадался облачиться в черные брюки и белую сорочку, одевшись для роли, которую ему предстояло сыграть. Встав за стойку, начал все приводить в порядок.

— Открывать?

— Конечно. Пора, наверно.

— Кто будет делать покупки? — осведомилась мадам Шеврье.

— Выберите время, возьмите такси и съездите в ближайшую лавку.

— Телячье фрикандо со щавелем вас устроит?

Молодая женщина захватила с собой даже белый фартук. Она была весела и жизнерадостна. Все походило на игру или пикник.

— Можете открыть ставни, — посоветовал комиссар. — Если клиенты будут задавать вопросы, скажите, что подменяете хозяев.

Поднявшись в спальню, Мегрэ отыскал бритву, крем для бритья и кисточку. Почему бы и нет, в конце-то концов? Маленький Альбер, похоже, был чистоплотен и здоров.

Неспешно закончив туалет, спустился вниз. Мадам Шеврье уже отправилась за покупками. Двое клиентов — речники — пили у стойки кофе с коньяком. Кто владелец заведения, их ничуть не интересовало. Возможно, то были случайные посетители. Они толковали о каком-то шлюзе, который едва не разворотил накануне буксир.

— Чего вам налить, шеф?

Но Мегрэ уже позаботился о себе. Ему впервые доводилось стоять за стойкой и наливать ром из бутылки. Комиссар фыркнул.

— Я подумал о господине Комелио, — объяснил он.

Мегрэ попытался представить себе такую картину: в кафе «Маленький Альбер» входит судебный следователь и обнаруживает за стойкой комиссара и с ним одного из его сыщиков.

И все-таки это единственный способ что-то узнать. Увидев, что бар открыт, как обычно, те, кто убил владельца, будут наверняка озадачены. И Нина тоже. Если она только жива.

Часов девять с продуктовой сумкой в руках несколько раз мимо кафе прошла старуха-прорицательница. Она даже прижалась лицом к оконному стеклу. Под конец удалилась, бормоча что-то под нос.

Позвонила мадам Мегрэ, справляясь о муже.

— Тебе что-нибудь привезти? Например, зубную щетку?

— Нет, спасибо. Я уже послал за щеткой.

— Звонил Комелио.

— Надеюсь, ты не сообщила ему номер телефона?

— Нет. Только сказала, что тебя нет дома со вчерашнего дня.

Вышла из такси мадам Шеврье, неся корзины с овощами и какими-то кульками. Когда Мегрэ назвал ее «мадам», она запротестовала:

— Зовите меня Ирмой. Тогда и посетители будут меня так звать, вот увидите. Ты ведь не против, Эмиль?

Клиентов было немного. Зашли перекусить три подручных каменщика, работавшие на соседней улице. Хлеб и колбасу они принесли с собой и заказали два литра красного.

— Хорошо, что вы опять открыты! А то минут десять приходилось топать, чтобы пропустить стаканчик!

Появление новых лиц их ничуть не удивило.

— А старый хозяин больше не работает?

— Хороший он был малый! — заявил один из рабочих.

— Давно вы с ним познакомились?

— Недели две, как начали тут рядом вкалывать. Понимаете, мы обедаем везде, где придется.

Их, правда, немного заинтриговал Мегрэ, расхаживавший повсюду.

— Кто это? Вроде не здешний.

— Тсс! Это мой тесть… — с простодушным видом отвечал Шеврье.

На плите шипели кастрюли. Заведение оживало. Сквозь широкие, в глубоких проемах окна внутрь помещения стали проникать скупые лучи солнца. Засучив рукава, Шеврье смел опилки.

Телефонный звонок.

— Вас, шеф. Это Мерс.

Бедняга Мерс не сомкнул глаз. Данные дактилоскопической экспертизы не слишком обнадеживали. Обнаруженные на мебели, на бутылках отпечатки оказались старыми, затертыми. Самые отчетливые он передал в антропометрический отдел, но владельца их в картотеке не оказалось.

— Они работали в резиновых перчатках. Единственное, что дало положительный результат, это опилки: анализ показал следы крови.

— Человеческой?

— Через час станет известно наверняка. Но я почти уверен, что это так.

Люка, который в ту ночь тоже внес свою лепту, приехал около одиннадцати, очень оживленный. Мегрэ заметил на нем яркий галстук.

— Один эспор-касси, — воскликнул он, подмигнув Шеврье.

Ирма успела нацепить на двери грифельную доску, на которой мелом было выведено: «Сегодня в меню: телячье фрикандо с приправой из щавеля».

Молодая женщина вся была в хлопотах. Казалось, места своего она теперь не уступит ни за какие коврижки.

— Поднимемся наверх, — предложил Люка комиссар. Расположились возле приоткрытого окна спальной, благо погода выдалась теплая. Извлекая из чрева баржи бочки, на берегу грохотал кран. Свистели гудки, скрежетали цепи, по кипящей от ударов винтов воде сновали, запыхавшись, буксиры.

— Его звали Альбер Рошен. Я был в налоговом управлении. Разрешение на право торговли он получил четыре года назад.

— Фамилию его жены узнал?

— Нет. Разрешение на его имя. Я справлялся в ратуше, но там мне ничего сказать не смогли. Должно быть, он женился до того, как сюда переехал.

— А что сообщили в полицейском участке?

— Ничего. По их словам, заведение приличное. Полиции ни разу не приходилось наводить тут порядок.

Мегрэ то и дело поглядывал на улыбавшийся ему с комода портрет своего мертвеца.

— От клиентов Шеврье узнает остальное.

— Вы останетесь здесь?

— Мы можем пообедать внизу, будто зашли случайно. От Торранса и Жанвье никаких новостей?

— Они все еще возятся с букмекерами.

— Если сумеешь связаться с ними до телефону, скажи, пусть как следует проработают район Венсен.

Логика была прежней: Венсенский ипподром находился, так сказать, в нужном направлении. А маленький Альбер, как и сам Мегрэ, был человеком привычки.

— Неужели посетители не удивлены, что кафе снова открыто?

— Не слишком. Кое-кто из соседей заглядывал в окна. Они, видно, решили, что Альбер продал свое заведение.

В полдень оба сели возле окна. Ирма обслуживала их сама. В кафе за соседними столиками сидело несколько посетителей. Среди них были машинисты с портового крана.

— Что, Альберу наконец-то подфартило? — спросил один из них у Шеврье.

— Он ненадолго уехал в деревню.

— Так ты его подменяешь? Нину он с собой прихватил? Может, нас не так будут пичкать чесноком. Хотя мы и не против! Не то, что я не люблю его, просто дух от него слишком уж силен.

Когда Ирма проходила мимо, крановщик ущипнул ее за ягодицы. Шеврье не подал и виду, даже выдержал вопросительный взгляд Люка.

— В общем малый он неплохой! Только до скачек очень уж охоч… Послушай, если ему было кем заменить себя, чего ж кафе целых четыре дня было закрыто? Да еще и не предупредил никого! Пришлось в первый день тащиться к Шарантонскому мосту. Нет, милашка, камамберу мне не надо. А швейцарский буду есть хоть каждый день. Жюль, так тот любитель рокфора…

И все-таки они были удивлены новыми хозяевами. Особенно интриговала их Ирма.

— Долго Шеврье не выдержать, — прошептал Люка на ухо комиссару. — Они всего два года женаты. Если эти парни будут давать волю рукам, он им врежет.

Все оказалось не так уж серьезно. Принеся мастеровым вино, Шеврье решительно проговорил:

— Это моя жена.

— Поздравляем, приятель… Не беспокойся, не такие мы дурные! — ржали крановщики. Ребята они были неплохие, но вряд ли догадывались, каково приходится владельцу заведения.

— Понимаешь, Альбер вытянул беспроигрышный номер… Мог не опасаться, что кто-нибудь на его Нину позарится…

— Почему ж это?

— Ты что, не знаешь ее?

— В глаза не видел.

— Не много потерял, корешок… Ее и в казарме сенегальских стрелков никто бы не тронул. А вообще-то она баба душевная, верно, Жюль?

— А какого хоть она возраста?

— Как думаешь, Жюль, есть у нее какой-никакой возраст?

— Сказать трудно… Может, тридцать… А может, и все полста. Смотря с какого боку глядеть. Если со стороны здорового глаза, то она ничего. Но если с другого…

— А что, она косит?

— Еще как, старина! Он спрашивает, косит она или нет! Да она может увидеть одновременно носки твоих ботинок и верх Эйфелевой башни!