Мегрэ и его мертвец

Глава третья

— Чрезвычайно рад, господин комиссар, что могу наконец побеседовать с вами.

— Поверьте, господин судебный следователь, это я польщен такой возможностью…

Мадам Мегрэ подняла глаза. Всякий раз, как в голосе мужа появлялись эти сугубо спокойные и вежливые интонации, ей становилось не по себе. Когда он говорил с ней таким образом, хотелось расплакаться — настолько это ее обескураживало.

— Я пять раз звонил вам…

— А меня не было на месте! — вздохнул с деланным испугом Мегрэ.

Она принялась подавать мужу знаки, чтобы тот не забывался; ведь он говорит с лицом, чей шурин два или три раза входил в состав правительства.

— Меня только что уведомили, что вы больны…

— Не столь уж опасно, господин Комелио! Люди так склонны преувеличивать! Всего-навсего сильная простуда. Да и не уверен, что такая уж сильная!

Это веселое расположение духа, возможно, было вызвано тем обстоятельством, что Мегрэ сидел у себя дома в кресле, облачившись в удобный халат и мягкие туфли.

— Меня удивляет, что вы не известили меня, кто вас замещает.

— Где замещает?

Комелио говорил сухо, отрывисто, нарочито спокойно, между тем как голос комиссара Мегрэ становился все более добродушным.

— Я по поводу преступления на площади Согласия. Полагаю, вы не забыли об этом деле?

— Только о нем и думаю день-деньской. Я как раз говорил жене…

Мадам Мегрэ еще отчаяннее замахала руками, умоляя не упоминать ее имени.

Квартирка их была небольшой и уютной. Мебель в гостиной — мореного дуба — была приобретена еще к свадьбе.

На белой стене соседнего дома четко выделялись черные буквы «Лост и Пепэн, точные инструменты». Утром, днем и вечером вот уже в течение тридцати лет видел Мегрэ эту надпись над воротами огромного склада и рядом — два-три грузовика с выведенными на них теми же буквами, но зрелище это до сих пор ему не надоело.

Напротив! Надпись ему даже нравилась. Он чуть ли не с нежностью скользнул по ней взглядом. Потом по привычке посмотрел на дом, стоящий в отдалении; на окнах сушилось белье, на одном из подоконников по случаю потепления погоды снова появилась алая герань.

Наверняка это была другая герань. Мегрэ же готов был поклясться, что цветочный горшок, как и он сам, находится тут постоянно в течение последних тридцати лет. За все это время Мегрэ ни разу не видел, чтобы кто-нибудь выглядывал из окна или поливал цветы. Кто-то, видно, жил в этой комнате, но распорядок дня у него был иной, чем у комиссара.

— Как полагаете, господин комиссар, ваши подчиненные в ваше отсутствие ведут расследование столь же старательно, как вам хотелось бы?

— Убежден, господин Комелио. Больше того, вполне уверен. Вообразите, до чего же удобно вести такого рода расследование, сидя дома в кресле в теплом, уютном кабинете вдали от шума и суеты. Под рукой лишь телефон да чашка лекарственного отвара. Хочу задать вам пустяковый вопрос. Любопытно, заболел ли б я, если бы не это расследование. Очевидно, нет, ведь я простудился именно на площади Согласия. Причем в ту самую ночь, когда там был обнаружен труп. А может быть, утром, на рассвете, когда мы вместе с доктором Полем шли после вскрытия по набережной. Но дело не в этом. Если бы не расследование убийства, вас моя простуда не очень-то беспокоила бы. Вы меня понимаете?

У Комелио, восседавшего в своем кабинете, лицо, должно быть, аж позеленело от подобной дерзости. Бедная мадам Мегрэ места себе не находила, ведь она так почитала всякое начальство, всякую власть!

— Скажем так. У себя дома под присмотром жены я могу как следует обдумать, как вести расследование. Здесь мне никто или почти никто не мешает…

— Мегрэ! — оборвала его жена.

— Тсс!

— И вы считаете нормальным, что спустя три дня убитый все еще не опознан? — возмущался судебный следователь. — Фотография его появилась во всех газетах. Судя по вашим словам, у него есть жена…

— Да, он мне говорил.

— Позвольте мне докончить. У него есть жена и, наверное, друзья. Есть также соседи и, возможно, домохозяин. Кто-то привык видеть его в определенное время на улице. Но никто почему-то не явился опознать его или сообщить об исчезновении. Правда, дорогу на бульвар Ришар-Ленуар знают не все.

Бедный бульвар Ришар-Ленуар! Дался он им! Действительно, вокруг теснятся людные улочки. А в районе, примыкающем к нему, полно различных мастерских и складов. Но сам бульвар широк, по середине его проходит полоска газона. Трава растет над тоннелями метро, откуда через вентиляционные шахты выходит наружу теплый воздух и запах хлорированной воды. Каждые две минуты грохочет поезд подземки, и близлежащие дома тотчас судорожно вздрагивают.

Дело привычки. В течение последних тридцати лет друзья и сослуживцы раз сто подбирали для Мегрэ квартиру в более пристойных, по их словам, кварталах. Мегрэ осматривал их, но затем отвечал:

— Конечно, тут очень мило…

— А какой вид, Мегрэ!

— Да…

— Комнаты просторные, светлые.

— Да. Превосходная квартира. Я б с удовольствием тут поселился. Только…

Помолчав, Мегрэ со вздохом качал головой:

— Знаете… Эти переезды!..

Тем хуже для тех, кому не нравится бульвар Ришар-Ленуар. Тем хуже для господина судебного следователя.

— Скажите, господин Комелио, вам когда-нибудь случалось засовывать себе в нос горошину?

— Что, что?

— Я говорю: горошину. Помню, была у нас такая забава в детстве. Испробуйте на себе. А потом в зеркало взгляните. Вы будете поражены. Бьюсь об заклад: в таком виде, с горошиной в ноздре, вы пройдете мимо людей, которые вас часто видят, и они вас не узнают. Ничто так не меняет выражение лица. Малейшая перемена во внешности смущает именно тех, кто более других привык к нам. А лицо нашего подопечного, как вам известно, изуродовано гораздо значительнее. Это вам не горошина, засунутая в ноздрю.

Есть и другая причина. Людям трудно себе представить, чтобы их сосед, сослуживец или официант, который каждый день подает им обед, оказался вдруг убийцей или его жертвой. Они читают в газетах о преступлениях и полагают, что все это происходит где-то в ином мире, в другой обстановке. Но только не у них на улице, не у них в доме.

— Короче говоря, вы считаете естественным, что никто еще не опознал убитого?

— Меня это не очень удивляет. Помню случай, когда одну утопленницу опознали лишь полгода спустя. Причем это было в ту пору, когда в морге не было холодильника и лишь струйка холодной воды стекала на каждый труп!

Мадам Мегрэ вздохнула, оставив всякую надежду урезонить мужа.

— Короче говоря, вы спокойны. Убит человек, но спустя три дня мы не только не напали на след преступника, но даже ничего не знаем о жертве.

— Мне известно много мелких деталей, господин судебный следователь.

— Несомненно, настолько мелких, что о них не стоит сообщать, хотя именно я возглавляю расследование.

— Вот, к примеру, одна из них. Убитый был немного щеголем. Возможно, особым вкусом он не отличался, но за своей внешностью следил, как можно заключить по его носкам и галстуку. Потом, он носил серые брюки, габардиновый плащ и очень легкие туфли из черной замши.

— Действительно, очень интересно!

— Да, очень интересно. Тем более что на нем была еще и белая сорочка. Разве не следовало бы ожидать, что человек, которому нравятся сиреневые носки и цветастые галстуки, предпочел бы яркую, по крайней мере полосатую или пеструю рубашку? Сходите в бистро вроде тех, куда он нас звал. Похоже, это были привычные ему заведения. Там вы не заметите гладких белых рубашек.

— Из чего вы заключаете…

— Подождите минутку. По крайней мере в двух таких бистро — Торранс это установил — он по привычке заказал «сюз-ситрон».

— Значит, нам известен его излюбленный аперитив!

— Вы когда-нибудь пробовали «сюз», господин Комелио? Это горький и не слишком крепкий напиток. Не самый распространенный аперитив. Люди, которые его пьют, обычно посещают кафе не затем, чтобы налакаться. Такой народ бывает там по профессиональной необходимости. Например, коммивояжеры, которым приходится принимать угощение.

— Отсюда вы заключаете, что убитый был коммивояжером?

— Нет.

— Ну, так какой же вывод?

— Погодите. Его видели пять или шесть человек, у нас есть их показания. Но никто не может дать точный его портрет. Большинство заявляет, что это был невысокий человек, имевший привычку размахивать руками. Чуть не забыл деталь, которую обнаружил утром Мерс. Мерс дотошный малый. Он никогда не бывает доволен тем, что сделал, и по собственной инициативе проверяет полученные результаты. Так вот! Мерс установил, что убитый страдал плоскостопием.

— Что вы хотите сказать?

— У него были плоские вывернутые ступни, если вам угодно. — Комиссар дал знак мадам Мегрэ, чтобы та набила ему трубку, и, краешком глаза наблюдая за операцией, показал жестом, чтобы она не слишком мяла табак.

— Я толковал об описаниях, какими мы располагаем. Они довольно нечетки, и все-таки у двух человек из пяти осталось одинаковое впечатление. «Я не вполне уверен, — сказал мне хозяин «Подвалов Божоле». — Но он мне кого-то напоминает…» А ведь убитый не киноактер и даже не статист. Я посылал детектива навести справки в киностудиях. Он также не политик или судебный деятель.

— Мегрэ! — воскликнула жена.

Комиссар раскурил трубку и, попыхивая, продолжал:

— Прикиньте, мсье Комелио, к какой профессии подошли бы эти подробности?

— Я не любитель развлечений в гостиной.

— Когда не высовываешь носа из дому, остается время на размышления. Все забываю о главном. Разумеется, мы произвели поиски в ряде кругов, например среди любителей футбола и велогонок. Правда, безрезультатно. Я также распорядился опросить всех арендаторов П. М. Ю.

— Как вы сказали?

— «Пари-Мютюэль-Юрбэн». Букмекерские конторы. Знаете, есть такие кафе, где вы можете сделать ставки, не ходя при этом на скачки. Почему-то мне кажется, что наш знакомец был завсегдатаем такого рода заведений. Но и эта версия ничего не дала.

Комиссар Мегрэ был ангельски терпелив. Он словно намеренно затягивал телефонный разговор.

— А вот детективу Люка, который отправился на скачки, повезло. На это ушло много времени. Да и вряд ли это можно официально назвать опознанием. Разумеется, из-за повреждений лица. Потом, не забывайте, что нам привычнее видеть людей живыми, а не мертвыми. Учтите и то обстоятельство, что человек, став трупом, значительно изменяется внешне. И все-таки несколько человек вспомнили его. Он обычно сидел на трибунах для публики, не в ложе… По словам «жучка», скачки посещал довольно часто…

— И все-таки этих сведений оказалось недостаточно, чтобы опознать убитого?

— Да. Однако вместе с другими данными, о которых я вам рассказывал, эти сведения позволяют мне почти с полной уверенностью заявить, что убитый работал по части лимонада.

— Как это понять?

— Так у нас принято называть официантов, судомоек, барменов, даже владельцев кафе. Это профессиональный термин, относящийся к лицам, занятым обслуживанием клиентов спиртным в отличие от съестного. Заметьте, все гарсоны кафе кажутся похожими. Я не хочу сказать, что они действительно похожи, но между ними существует какое-то семейное сходство. Часто вы узнаете официанта, которого никогда прежде и не встречали.