На повестке дня — Икар

— Я эль-Баз, — произнес человек преклонного возраста, слегка сутулый, невысокого роста, протягивая руку. — Весьма рад познакомиться с вами, но меня совершенно не интересует, каким именем нарекли вас ваши почтенные родители. — Он жестом предложил Кендрику следовать за ним. — Сюда, пожалуйста, вторая дверь направо. Предстоит одна незначительная процедура, но без нее не обойтись, хотя в принципе все уже сделано.

— Сделано? — переспросил Эван. — Что именно?

— Документы готовы. И должен сказать, они в полном соответствии с полученными мною рекомендациями и информацией.

— Позвольте поинтересоваться, какого рода информация?

— Самая обыкновенная. Кто вы, чем занимаетесь, откуда прибыли в Оман.

— Хотелось бы также знать, кто меня рекомендовал.

— Понятия не имею, — ответил эль-Баз, касаясь ладонью руки Кендрика. — Мне позвонили, а откуда — я не в курсе. Тем не менее, она проявила осведомленность, и я понял, что обязан повиноваться.

— Она? Вам звонила женщина?

— Пол в таких делах не имеет значения. Важны слова, поступки и гарантии. Проходите, пожалуйста. — Эль-Баз распахнул дверь, посторонился, пропуская Кендрика.

Эван огляделся и понял, что комната представляет собой фотостудию. Оборудование оказалось самым современным. То, что Кендрик мгновенно оценил уровень оснащенности фотостудии, не осталось незамеченным.

— Фотокамера слева от вас, — сказал эль-Баз, — делает фотографии на документы установленного правительством образца на зернистой фотобумаге. Садитесь, пожалуйста, перед экраном. Это не займет много времени.

Эль-Баз работал сноровисто, и, поскольку использовал пленку американской фирмы «Полароид», не возникло никаких трудностей. Натянув тонкие хирургические перчатки, эль-Баз взял отобранную фотографию (остальные он сжег) и, кивнув в сторону шторы из светло-серой ткани, служившей экраном, подошел и потянул за шнурок. Штора поехала вбок, обнажая стену, ровную и гладкую.

Однако ее внешний вид оказался обманчивым.

Эль-Баз поставил ступню правой ноги на еле заметный выступ на полу, дотянулся ладонью до едва различимой неровности в узоре настенной лепнины, одновременно нажал и то и другое. Кусок стены медленно поехал влево, а когда остановился, эль-Баз протиснулся в образовавшееся отверстие шириной чуть более полуметра, сделав Кендрику знак следовать за ним.

То, что открылось взору Эвана, поразило его воображение — комплект оргтехники в этом помещении соответствовал уровню мировых стандартов. Во всяком случае, оборудование у него в вашингтонском офисе кое в чем здешнему даже уступало.

— Сюда, прошу вас. — Эль-Баз кивнул на компьютер слева, на мониторе которого высвечивался какой-то текст, набранный ярко-зелеными буквами. — Обратите внимание, сэр, какими привилегиями вы пользуетесь! Меня попросили приготовить для вас документы в соответствии с легендой, которую вы сейчас станете изучать. Образно говоря, вам предстоит познакомиться с самим собой.

— Познакомиться с самим собой? — Кендрик вскинул бровь.

— Именно так, саийдат йа саийед.[27] Вы — саудовец, родом из Эр-Рияда, некий Амаль Бахруди… Вы — инженер-строитель. У вас в жилах течет европейская кровь, потому что ваш дед по матери — европеец. На дисплее все это есть. Изучайте, запоминайте…

— Стало быть, я — араб-полукровка…

— Именно так, саийдат йа саийед. Дедушка смягчил, если угодно, семитские, скажем так, черты вашего лица. И голубые глаза вы от него унаследовали.

— Минуточку! — Эван уставился на экран монитора. — Этот Амаль Бахруди, он что, реальное физическое лицо?

— Был реальным. Однако минувшей ночью отправился к праотцам. Это случилось в Восточном Берлине, а мне об этом сообщили по модемной связи.

— Его убили, что ли? — Кендрик усмехнулся. — Или сам умер?

— А зачем вам это знать? Тем более, что восточногерманская разведка, правая рука Москвы, не скоро предаст огласке факт его смерти. КГБ, разумеется, затребует объективку, но, пока их бюрократическая машина наберет обороты, много воды утечет. А тем временем Амаль Бахруди прилетел в Маскат, прошел таможенный досмотр в аэропорту, внесен в компьютерный реестр лиц, получивших визу сроком на тридцать дней.

— Получается, если кто-либо надумает проверить, где Амаль Бахруди и что с ним, он, оказывается, живой и здоровый, на законных основаниях обитает в султанате Оман и даже не помышляет о своей кончине в Восточном Берлине.

— Именно так, саийдат йа саийед.

— А что будет, если меня схватят?

— Ничего не будет, так как вы немедленно отправитесь в мир иной.

— Убьют, что ли?

— Разумеется, прошу прощения.

— Но ведь русские поднимут шум, если станет известно, что Амаль Бахруди еще раз преставился…

— А откуда они узнают об этом? И потом, не станет КГБ шуметь. Знаете почему?

— Почему?

— Потому что в учебных заведениях, где комитет готовит террористов для борьбы со своими идейными недругами, скажем так, выходцев из стран Ближнего и Среднего Востока предостаточно, и этот факт, нетрудно догадаться, тщательно скрывается.

— Кажется, я улавливаю, откуда ветер дует, но, скажите, каким образом вам удалось откопать этого Бахруди?

— Садики-ачазиз![28] — воскликнул эль-Баз и осекся. — Сэр, у таких, как я, во многих странах есть… коллеги, но и это вас не должно беспокоить. Просто запоминайте сведения о ваших родителях, то есть об отце и матери вашего Амаля Бахруди, о школе… Вы ведь окончили два университета! Кстати, один из них в Соединенных Штатах, где, как правило, получают высшее образование саудовцы. Словом, на дисплее сведения, которые вам знать необходимо, а все остальное — лишнее. Захочется узнать больше, расстанетесь, прошу прощения, с жизнью. * * *

Выйдя из дома эль-База, Кендрик сразу направился в северо-восточный район города, а если точнее — в сторону своего посольства.

Больницу в квартале Вальят он обошел стороной и спустя некоторое время уже шагал по нарядной авеню, где располагалось здание посольства США. Метрах в ста пятидесяти от ворот он остановился. Пятачок перед ними, как всегда, был до отказа заполнен оравой зрителей, а на самой авеню народу было мало.

На территории посольства то и дело раздавались выстрелы, но было ясно, что и факелы и пальба — все это только для нагнетания обстановки.

Толпа редела по мере того, как на город опускалась ночь. Скоро все разойдутся по домам, надо торопиться! Кендрик взглянул на часы. Та-а-ак! У него в распоряжении минут шестьдесят, а у Ахмата и того меньше. Кендрик огляделся. Где-то неподалеку от входа в больницу должны быть телефоны-автоматы. Когда строители возводили лечебный корпус, Мэнни Вайнграсс настоял на выделении средств на телефонизацию. Он не уставал повторять, что больница без связи с внешним миром — настоящая гробница.

Телефонные кабины из белого пластика отражали свет уличных фонарей и были видны издалека. Сначала Эван ускорил шаг, потом пошел медленнее. Если за ним установлено наблюдение, следует сохранять олимпийское спокойствие.

Он не спеша подошел к первой кабине. Опустив монету, набрал номер: 555-0005. Капли пота выступили на лбу. Восемь гудков, а трубку никто не берет. Ну где он там, султан Омана?

— Хаза ана![29] — ответил наконец знакомый голос.

— Говорите на английском, — сказал Кендрик.

— Что-нибудь случилось?

— Кое-что! Но сначала основное… За мной хвост. Это женщина. Она вела меня до дома эль-База. Было темно, но мне удалось разглядеть ее. Среднего роста, выглядит элегантно. Хорошо говорит по-арабски. И по-английски неплохо. Кто-либо есть на примете?

— Ума не приложу! Элегантная женщина отважилась появиться в этом районе? Странно…

— Ничего странного! Она собиралась пристрелить меня. Во всяком случае, держала на мушке.

— Не может быть!

— Кажется, именно она передала эль-Базу распоряжение приготовить для меня бумаги. По телефону, разумеется.

— Уф-ф! — выдохнул Ахмат. — Звонила моя жена. Я не решился поручить это дело никому из посторонних.

— Благодарю вас! Но кто, кроме вашей жены, знает, что я здесь?

— Вы договаривались о встрече с тремя вашими знакомыми. Один из них, Мустафа, убит. Остальные двое находятся под наблюдением. Думаю, есть смысл вам исчезнуть на некоторое время. Так будет легче выявить всякого, кто проявляет к вам повышенный интерес. Кроме того, мне надо с вами кое-что обсудить. Это касается Амаля Бахруди. Ну как, согласны? Я могу вас спрятать у себя на пару деньков. Полагаю, это будет самое разумное.

— Исчезнуть я согласен, а прятаться отказываюсь.

— Я что-то не улавливаю разницы.

— Ахмат, пусть меня немедленно арестуют и предъявят обвинение в терроризме. Если я окажусь в тюрьме, вместе с террористами, вот это будет самое разумное. Подробности при встрече, но мне просто необходимо попасть туда сегодня, в течение этого часа.