И тогда я ее убила

ГЛАВА 14

— Что-что ты сделала?!

Изо рта Беатрис тянуло выхлопом от выпитого вчера. Если бы она могла почувствовать этот запах, то завязала бы с алкоголем окончательно и бесповоротно. Я сделала над собой усилие, чтобы не отшатнуться.

— Ты недовольна?

Не знаю, зачем я спросила. Вид у нее явно был раздраженный, тут уж не ошибешься. Я отвела глаза в сторону — ни дать ни взять школьница перед директором.

— Сам Фрэнки Бадоса! Это удачный ход, Беатрис, — заверила я подругу.

Мы встретились за ранним ланчем. Я выбрала это место потому, что оно относилось к числу особенно любимых Беатрис. «У меня есть новости, — сказала я ей. — Приглашаю тебя в ресторан, там все расскажу. Меня просто распирает, так не терпится с тобой поделиться».

Я хотела рассказать ей обо всем раньше, еще вчера вечером, сразу после того, как закончился телефонный разговор. Моим собеседником был Фрэнки Бадоса, и в его голосе слышалось восхищение. Я хотела поведать Беатрис, как он выразил желание немедленно со мной встретиться, чтобы мы не теряли времени даром. Вдобавок он уточнил, не веду ли я переговоров с другим издательством, и заявил о готовности перекрыть любую сумму, которую мне, возможно, предложили. Я засмеялась в трубку, призналась, что он первый со мной связался, и безошибочно расслышала облегчение в его голосе. Бадоса взял с меня обещание не отвечать до сегодняшнего утра ни на какие звонки, а когда я приехала, его помощник угощал меня кофе, круассанами, тостами из хлеба с изюмом и еще много чем, лишь бы удержать, пока сам Фрэнки объяснял мне условия. Обычно он не работает по такой схеме, сказал он, а ведет дела только с агентами, но меня принял, и мне показалось, что на глазах у него были слезы, когда он молча протянул мне ручку и договор. Мы оба расписались, и он велел принести шампанского, и все это произошло вот только что, поэтому я пьяна от радости.

Мне хотелось сделать Беатрис сюрприз. Мол, смотри, чего я смогла добиться. Теперь я полноправная участница нашего проекта. Вношу свою лепту. Нашла нам издателя. Я командный игрок. Сама все устроила, чтобы продемонстрировать свою преданность ее — нашему — начинанию.

— И ты подписала договор, не обсудив его сперва со мной? — Беатрис уставилась на меня в таком ужасе, будто я отрастила вторую голову.

«Ты ведь не смогла найти издателя, — хотелось напомнить мне. — Уже столько недель прошло, чем ты вообще занималась?» Но я воздержалась и вместо этого самодовольно сообщила, что Фрэнки был первым издателем Соломона Сюлли, так что мы в отличной компании.

— Пятнадцать лет назад, Эмми, Фрэнки Бадоса действительно напечатал первые две его книги. Они провалились. Потом Сюлли подобрал «Рэндом хаус», и тогда дела у него пошли в гору.

— Ой, ну тогда прошу прощения. Понятия не имела, что в «Рэндом хаус» спят и видят, как бы нас издать. — Я ничего не могла с собой поделать: меня слишком раздражала ее реакция.

— В любом случае так не делается, — продолжала Беатрис, как будто я ни слова не сказала. — Никто и никогда не обращается напрямую к издателю. Ты ничего не знаешь, Эмма. Сперва заключается контракт с агентом, а потом он находит издателя. У тебя есть хоть какое-то представление, сколько сложностей может возникнуть?

Я краем глаза заметила, что на почтительном расстоянии от нас маячит официант. Мы пока ничего не заказали, и он не знал, стоит ли к нам подходить. Я мысленно прогнала его прочь.

— Нельзя было так поступать, не обсудив все со мной. — Беатрис говорила медленно, будто я была ребенком, который сильно ее разочаровал.

— Ну, дело уже сделано, так что… — ответила я, по-прежнему чувствуя себя получающим выговор упрямым подростком, и мой взгляд опять метнулся в сторону. Для полноты картины я еще и руки на груди сложила.

— Контракт мы разорвем. Я подумаю, как выбраться из этой ситуации, — объявила Беатрис.

«О нет, только не это!» — мысленно застонала я в полном ужасе.

— Зачем? Беатрис, ему ведь понравилась книга! Он сказал, что долгие годы не испытывал такого восторга! Он собирается сделать все, что только сможет! Романом будет заниматься вся его компания! С какого перепугу мне отказываться от сотрудничества с Фрэнки Бадосой?

— В смысле?

— Почему бы нам не работать с ним? Я не…

— Подожди, ты сказала: «С какого перепугу мне…»

— Не говорила я такого. И вообще не в этом дело, я по-прежнему не понимаю, в чем проблема. — Я откинулась на спинку стула, потеряв всякий кураж. Совсем не так я воображала этот разговор. Всю ночь напролет в голове крутилось, будто закольцованный трек: «Потрясающе, Эмма, какая же ты молодец! Проявила инициативу, и смотри-ка, чего добилась! У нас есть контракт с издателем! Шампанского!» Так что сказать, что я слегка разочарована, значило бы сильно приуменьшить мои чувства.

— Ну конечно ты не понимаешь, в чем проблема! — Пара за соседним столом уставилась на нас. Беатрис тоже это заметила и одарила их короткой улыбкой. — Потому что не знаешь издательского мира. — Теперь она говорила тише, но все с тем же неизбывным гневом. — Фрэнки Бадоса идет ко дну, он на грани разорения — хорошие авторы годами с ним не сотрудничают. Конечно, он в тебя вцепился. Ему нечего терять. С ним мы увязнем, а книга выйдет маленьким тиражом и пару недель полежит на полках, пока не окажется в коробках с уцененным товаром.

— Или в твоей складской ячейке?

Беатрис покачала головой, а потом, к моему ужасу, встала, взяла сумочку и задвинула свой стул.

— Что ты делаешь?

— Я совершила ошибку, — отчеканила она и взяла свое пальто со спинки стула.

— Что?

— Не стоило просить тебя о помощи.

— Беатрис, пожалуйста, подожди, сядь… ну же! — взмолилась я.

Двое за соседним столиком даже не делали вид, будто не слушают. Без сомнения, они думали, что стали свидетелями ссоры лесбийской парочки. Мне было плевать.

— Ради бога! Прости меня, ну пожалуйста, сядь.

Но я видела, что это безнадежно. Она уже шла прочь. Я тоже встала, схватила пальто, пробормотала ошарашенному официанту слова извинения и выскочила на улицу, однако Беатрис уже и след простыл. * * *

Я направилась прямиком в постель и весь день проспала беспокойным сном. Я ужасно устала, и мне было очень-очень грустно. Как я могла совершить такую ошибку? Удастся ли Беатрис найти способ расторгнуть контракт? Я отчаянно старалась не думать о том, как она на меня разозлилась, даже попыталась прибегнуть к небольшой хитрости, чтобы стало полегче. Я пользовалась ею, когда была ребенком и мама плакала за кухонным столом оттого, что не хватало денег на еду, на оплату счетов, на надежду. Тогда я притворялась, будто все это — кино, которое я уже смотрела и знаю, что закончится оно хорошо, а пока можно наблюдать за отчаянием женщины и ее ребенка, понимая то, что им пока невдомек: историю ждет хеппи-энд.

Вот и теперь я снова и снова уговаривала себя: «Все закончится хорошо. Ты уже смотрела этот фильм: просто в какой-то момент сценарист очень разозлился на главную героиню, но отчаиваться не надо, потому что в следующей сцене все изменится к лучшему, и тебе это известно», пока Джим не открыл дверь.

— Заинька? — тихонько позвал он. Я притворилась спящей, но он подошел ближе. — Милая, там Беатрис звонит. — Открыв глаза, я увидела, что он держит мой телефон, прикрыв его ладонью другой руки. — Я сказал ей, что тебе нездоровится, но она уверяет, дело срочное. Будешь с ней разговаривать?

Не успев подумать, я выпростала руку и выхватила трубку, потом пару секунд помолчала и улыбнулась Джиму.

— Спасибо, мне уже лучше, — сказала я ему, и он улыбнулся в ответ, кивнул и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Алло?

— Эмма, милочка моя, это Беатрис.

— О. А который сейчас час?

— Думаю, где-то в районе восьми. А что, я не вовремя?

Я не могла понять, сарказм это или нет. Раньше она ни разу не спрашивала, вовремя или нет что-то сделала, вообще ни разу.

— Что ты, конечно, вовремя.

— Я тут посоображала… — проговорила она. Прозвучало это почти как «пошоображала».

— Да?

— Сегодня я слишком погорячилась. Давай отдадим книгу Бадосе.

Я села в кровати.

— Ты серьезно?

— Да, серьезно.

— Но ты же сказала, что он на мели, что он никто и потопит нас.

— Неплохая идея привлечь того, кто оказался в таком положении. Ты правильно говорила: он задействует все силы, тут сомневаться не приходится. Он может серьезно в нас вложиться — ведь не исключено, что это его последний шанс залатать пробоины в своем корабле, так сказать. — У нее получилось «так шкашть».

— Ах, Беатрис! — разрыдалась я. — Прости меня за… ну, ты знаешь, за прошлое. Ты права, не стоило лезть… просто мне…

— Знаю, — перебила Беатрис. — Эмма, дорогая, все хорошо. И ты меня прости. Мне полезно помнить, что теперь я не одна занимаюсь книгой.

— Господи, какое облегчение, ты даже не представляешь!

— Просто больше так не делай, пожалуйста. Хорошо?

— Да ни за что, в смысле, конечно не буду. Честное скаутское.

— Я действительно думаю, что ход может оказаться удачным, но надо было обсудить его со мной. Так правильнее.

— Я хотела сделать тебе сюрприз. Правда.

— Понимаю, только больше так не надо.

Я хихикнула сквозь слезы и повторила:

— Честное скаутское.

— Ну вот и хорошо, Эмма.

— Я люблю тебя, — пробормотала я.

— Завтра поговорим, ладно?

Я повесила трубку. Не знаю, услышала ли она меня.