И тогда я ее убила

ГЛАВА 22

— Ты не упоминала, что у тебя есть готовая рукопись, — говорит мне Фрэнки, когда я выхожу из студии.

«Все позади, — твержу я себе, — я выступила в передаче. Я пережила это. Пережила, потому что Беатрис, которая могла разрушить мою жизнь, больше нет».

После нескольких фальстартов «Открытая книга» прошла очень хорошо, и теперь мы с моим издателем, как обычно, пьем кофе. Так мы поступаем после каждого мероприятия, включая интервью, чтобы «разобрать», как это называет Фрэнки, закончившееся событие. Не знаю уж, зачем их разбирать, учитывая, сколько усилий мы прилагаем, чтобы «собрать» каждое из них.

— Ты говорила, что несколько раз начинала роман, но так и не закончила, а потом даже уничтожила.

— Это я и имела в виду. Знаю, прозвучало странно, но я пыталась сказать именно это. Никакой «другой» рукописи нет.

Право слово, я чувствую себя лучше. Нет. Я чувствую себя отлично! Впервые за долгое-предолгое время угроза, которую представляла собой Беатрис, не повергает меня в полнейшую панику. От этого груза я действительно избавилась. Мне легко-легко, словно вот-вот вырастут крылья.

Теперь я понимаю: ничто так не укрепляет уверенность в себе, как убийство. Особенно убийство того, кто намеревался разрушить тебе жизнь.

— Конечно, — говорит Фрэнки, выводя меня из задумчивости, — но просто для ясности: чур, я первый увижу эту несуществующую рукопись, договорились? Обещаешь?

— Торжественно обещаю, — киваю я.

— Хорошо. Потому что, знаешь ли, нам нужно как-то двигаться дальше. И, Эмма, я сейчас серьезно. Твои поклонники…

Я фыркаю так, что кофе брызгает на столешницу.

— Вот только не дурачь саму себя, — морщится Фрэнки. — Ты теперь в книжном бизнесе, и правила таковы, что у тебя есть поклонники, и им кое-что от тебя надо. Это сделка, в которой ты участвуешь.

Я снова торжественно киваю.

— И что? Ты над чем-нибудь работаешь?

— Фрэнки, не надо, пожалуйста.

— Пока я не буду на тебя давить, Эмма, потому что знаю, сколько всего с тобой случилось. Ты делаешь грандиозную работу. Действительно грандиозную. — Он берет меня за руку над столом.

Благодаря ему я чувствую себя любимой.

— Спасибо тебе за понимание, Фрэнки. Дай мне немного времени, а потом мы снова об этом поговорим.

— Хорошо.

— А как твои дела? У тебя сейчас все в порядке? — меняю я тему. — Ситуация более… стабильная? Я имею в виду финансы.

— Да, конечно, и спасибо, что интересуешься. — Он подносит мою руку к губам, целует и отпускает. — Все это благодаря тебе. — Он улыбается.

Я люблю его. Правда люблю.

— Ну и хорошо, Фрэнки. Ты заслужил.

— Мы оба заслужили! И у меня есть парочка потенциальных клиентов, с которыми я собираюсь заключить договор.

— Правда? Надо же, как интересно! И кто-нибудь из них может перейти мне дорожку?

— Вот уж вряд ли. — И мы оба смеемся.

— Значит ли это, что теперь ты сможешь позволить себе пресс-агента? Или так и будешь сам повсюду водить меня за ручку? — спрашиваю я.

— Я всегда буду ходить с тобой на такие мероприятия, Эмма. И неважно, насколько успешными мы станем.

— И хорошо. Я просто уточнила, — улыбаюсь я.

Собираюсь предложить взять еще по чашечке — когда дело доходит до кофе, Фрэнки хлещет его, как воду, в этом мы с ним похожи, — но тут мой лежащий на столике телефон начитает вибрировать.

— Ответь, — говорит Фрэнки, поднимаясь, — а я сейчас, — и направляется к туалету в дальнем конце кафе.

Я смотрю на экран и вижу незнакомый номер.

— Алло?

— Эмма? Это Ханна. Ханна Бел.

— Ханна! Как поживаешь? — восклицаю я, будто она — моя хорошая подруга, чьи новости мне не терпится узнать. Не знаю, почему я так себя веду, ведь мне не слишком-то хочется с ней разговаривать.

— Ну, сама знаешь, — вздыхает она, и я напоминаю себе, что мы обе потеряли дорогое существо, поэтому тон должен быть посдержаннее. Так что я тоже вздыхаю.

— Да, знаю. Видит бог, знаю. Держишься, Ханна?

— Держусь, как и ты, наверное. — Она горько смеется. — Но давай не будем об этом.

«Да. Давай не будем», — думаю я.

— Как прошла сегодняшняя запись?

Конечно, она имеет в виду «Открытую книгу».

— Ох, знаешь, так грустно было. Я все никак не могла перестать думать о том, что Беатрис должна быть тут, рядом со мной. Знаешь, мне не хотелось все это затевать, но Джим убедил меня, что я должна. Ты же понимаешь, какими бывают мужья, — усмехаюсь я.

— На самом деле нет, но я уверена, что он желал тебе добра. Как раз… — она на миг замолкает. — Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. Можешь объяснить, что вы изначально планировали? Когда собрались пойти на передачу вдвоем. Беатрис так мне и не сказала. Вроде бы замышлялось что-то масштабное, но мне ни в жизнь не догадаться, что именно. И это не дает мне покоя.

— Умоляю, ничего не объясняй. Будто я не знаю. Меня тоже это беспокоит. Сама давно голову ломаю, но без толку. Я даже собиралась позвонить тебе с тем же вопросом. Значит, она тебе тоже не сказала?

— Ох. — Я по голосу слышу, как она разочарована. Могу поспорить, ей пришлось сдерживаться, чтобы не позвонить мне раньше, пока это было еще неприлично. Например, до интервью в «Открытой книге». — Нет, — добавляет Ханна, — хотя было довольно дико. Странно предложить такое выступление и не объяснить, чему оно посвящено.

— Полностью с тобой согласна. Если честно, меня это немного тревожило, но Беатрис пообещала объяснить все утром перед программой. Ей бы в любом случае пришлось поставить меня в известность, раз нам предстояло совместное выступление. Подозреваю, у нее возникла идея написать вместе книгу.

— Правда? — тянет Ханна — у нее получается «пра-а-а-вда-а?» — и снова замолкает, вероятно обдумывая мои слова. — Совсем на нее не похоже, — наконец произносит она.

— Наверное, мы теперь уже никогда не узнаем, в чем было дело. — Мне хочется, чтобы она оставила меня в покое. Я устала от этого разговора. — Ханна, прости, но я сейчас с Фрэнки, и, наверное, мне придется тебя отпустить, — говорю я печально.

— Конечно-конечно, извини.

— Нет, это я должна извиняться. Хотела бы помочь, но, к несчастью, так же не в курсе, как и ты. Если до чего-то додумаюсь, поделюсь с тобой, и ты тоже так сделай, ладно?

— Пока ты не убежала: я еще по одной причине тебе звоню.

— Да?

— Я начала разбираться с бумагами Беатрис — боже, это просто ужасно, очень угнетает, но обязательно нужно сделать. Она была замечательным писателем и замечательным человеком — ой, извини, что-то меня не в ту степь понесло.

«Это точно», — думаю я, но вслух заявляю:

— Ничего, все нормально, я понимаю.

Мне приходит в голову, что она хочет дать мне на память одну из вещей Беатрис. Джордж не упоминал о завещании, хотя прошло слишком мало времени. В любом случае сомневаюсь, что Беатрис мне что-то оставила, учитывая обстоятельства.

— Ладно, я просто пытаюсь сказать, что разбираю ее бумаги. — Ханна снова колеблется. Эмоции у нее явно зашкаливают, раз она вот так повторяется. Если она захочет что-то мне вручить, возможно оригинальную рукопись одной из книг Беатрис (уверена, Ханна сочтет это уместным, возможно, даже чутким жестом), я с благодарностью приму дар, и мой голос будет дрожать от волнения — еще бы, ведь у меня появится нечто очень личное, принадлежавшее некогда Беатрис. А на лишней бумаге всегда можно написать список покупок. Я сдаю макулатуру, потому что это заставляет меня почувствовать себя очень добродетельной. А Ханна продолжает: — И я обнаружила нечто… странное. Хочу спросить тебя об этом.

Я напрягаюсь и застываю, как почуявший запах пес.

— Спрашивай.

— Это набросок сюжета, даже не совсем так: очень грубое приближение, пара исписанных листов. Даже не знаю, почему они в кабинете. Она никогда не показывала мне их, хоть и должна была дать прочитать, получить обратную связь, так сказать. — Я слышу, как Ханна судорожно вдыхает раз, другой, вроде бы собираясь заплакать. Может даже, она уже плачет. — Знаешь, мы с ней обсуждали ее идеи, говорили о планах… — Она шмыгает носом.

Неделю назад я поверила бы ей без вопросов. Но сейчас, когда я знаю, какой в действительности была Беатрис, сама мысль о том, что она при всем ее нарциссизме, снобизме и высокомерии консультировалась с Ханной о плане повествования или о стиле, вызывает у меня желание неприлично расхохотаться. Если в проживании смерти близкого человека действительно не избежать стадии отрицания, значит, Ханна сейчас целиком и полностью в ее власти.

— В любом случае я просто даже и не знаю, как сказать…

«Да выкладывай уже, Ханна!»

— Но все это ужасно похоже на «Бегом по высокой траве».