На повестке дня — Икар

— Если вы хотите выяснить, есть ли у меня при себе оружие, то действительно проверяли, и вам об этом известно. Вам ведь звонили из охраны. А теперь проведите меня, пожалуйста, к конгрессмену, он ждет меня.

— Конечно-конечно, сэр. Он у себя в кабинете. Сюда, пожалуйста.

Оробевший помощник проводил Варака до двери из темного дерева и постучал:

— Конгрессмен, к вам посетитель.

— Пусть проходит! — раздался из-за двери громкий голос с южным акцентом. — А ты оставайся там и отвечай на телефонные звонки. Меня ни для кого нет, будь то спикер да хотя бы и президент.

— Проходите, — сказал помощник, открывая дверь.

У Варака возникло желание сказать нервному молодому человеку, что он пришел с дружественным визитом из КГБ, но решил не делать этого. Помощник находился в офисе по какой-то другой причине, поскольку вряд ли кто-либо стал звонить в здание палаты представителей в столь поздний час. Милош вошел в большую богато обставленную комнату с огромным количеством фотографий на письменном столе, стенах и маленьких столиках, причем все они так или иначе свидетельствовали о влиянии, патриотизме и высоком положении Партриджа во всех ветвях власти. Сам конгрессмен, стоящий у закрытого шторами окна, не производил такого впечатления, как на фотографиях. Это был располневший мужчина небольшого роста с самодовольным сердитым лицом и большой головой с редкими выцветшими волосами.

— Не знаю, что вы собираетесь мне всучить, милый блондинчик, — произнес конгрессмен, решительно двигаясь Вараку навстречу, точно разъяренный петух, — но, если это то, о чем я догадываюсь, я выкину вас отсюда с такой скоростью, что вы пожалеете, что не прихватили с собой парашют.

— Я не собираюсь ничего продавать вам, сэр, просто хочу кое-что подарить, хотя это «кое-что» на самом деле стоит очень дорого.

— Ни моим клиентам, ни тем более мне нечего скрывать.

— А я полагаю, конгрессмен, что, скорее всего, вы захотите это сделать.

— Ерунда! Вы сказали по телефону, будто вам стало кое-что известно, мол, кто-то упомянул о наркотиках и что мне лучше выслушать вас, поэтому я навел кое-какие справки и выяснил: то, что я должен услышать от вас, соответствует правде. Но нас не в чем упрекнуть, наша совесть чиста, как горный поток! А теперь я хочу услышать, кто послал вас и какой жулик из вашей воровской шайки посчитал, что может запугать меня подобного рода дерьмом.

— Не думаю, сэр, что вы захотите, чтобы это, как вы выразились, дерьмо было предано широкой огласке. Эта информация имеет разрушительную силу.

— Вы говорите, информация? Это все болтовня! Инсинуации! Слухи, сплетни! Наподобие вранья того чернокожего мальчишки, который пытался ввести в заблуждение всех этих болванов в конгрессе.

— Никаких слухов, никаких сплетен, — сказал Милош Варак, опуская руку в нагрудный карман пиджака. — Только фотографии. — И координатор из организации «Инвер Брасс» бросил на письменный стол белый конверт.

— Что это? — Партридж быстро поднялся, взял конверт, разорвал его и, опустившись в кресло, начал вынимать одну за другой фотографии, разглядывая их в свете настольной лампы под зеленым абажуром. Его глаза расширились, лицо побледнело, затем стало багрово-красным от возмущения.

То, что он увидел, выходило за пределы его воображения. Группы из двух, трех и четырех полураздетых и абсолютно обнаженных молодых людей, жадно вдыхающих через соломку рассыпанные на столиках дорожки белого порошка. Повсюду шприцы, таблетки, бутылки с пивом и виски и, наконец, четкие фотографии нескольких пар, занимающихся любовью.

— В наше время выпускаются фотоаппараты самых разных размеров, — сказал Варак. — Современные технологии позволяют умещать их в пуговицах для пиджака или рубашки.

— Боже мой! — вскричал потрясенный Партридж. — Это же мой дом в Арлингтоне! А это…

— Дом конгрессмена Букбиндера в Силвер-Спринг, а остальные — дома трех других членов вашего комитета. Вам слишком часто приходится бывать по делам в Вашингтоне.

— Кто сделал эти снимки? — едва слышно произнес Партридж.

— Я не буду отвечать на этот вопрос, могу лишь дать слово, что этот человек находится за тысячи километров отсюда, у него нет негативов и он никогда не вернется в эту страну. Скажем, это студент, приезжавший по обмену между университетами для изучения политологии.

— Нам удалось многого достичь, а теперь все летит в трубу… Что же делать?

— Ну отчего же, конгрессмен? — сказал Варак. — Ведь эти молодые люди являются членами вашего комитета. Они не юристы, не бухгалтеры и даже не ваши старшие помощники. Они просто не хлебнувшие лиха юнцы, ошибающиеся в этом головокружительном потоке жизни самой могущественной столицы мира. Объясните им, что их жизнь и карьера сведутся к нулю, если они не одумаются и не будут вести себя должным образом. Но зачем же прекращать работу вашего комитета?

— Кто же нам теперь поверит? — произнес Партридж, уставясь взглядом в стену. — Мы такая же дрянь, как те, кого хотим вывести на чистую воду. Мы лицемеры.

— Но об этом никто не узнает.

— Ерунда! — взорвался конгрессмен из Алабамы, схватив телефонную трубку и беспрерывно нажимая кнопку вызова. — Немедленно явись сюда! — закричал он. Когда молодой человек появился в дверях, Партридж вскочил из-за стола: — Ты, развратный ублюдок, я просил тебя сказать правду, а ты что мне наплел?

— Я не врал! — воскликнул молодой человек, и его глаза наполнились слезами. — Вы спросили меня, что происходит, и я ответил, что теперь ничего не происходит, что все в порядке. Три или четыре недели назад мы крупно загуляли, но когда пришли в себя, поняли, что совершили ошибку. Понимаю, что мы сваляли дурака, и все с этим согласились, но мы навредили только себе. Мы покончили не только с этим, но и со многими другими развлечениями, только вы и ваши яростные борцы за справедливость даже не хотите замечать этого. Ваши озверевшие сотрудники эксплуатируют нас по восемьдесят часов в неделю, называя при этом тупарями, а ведь это мы снабжаем вас материалами, чтобы вы потом рисовались перед камерами. Вы даже не замечаете, что теперь у вас остались одни неопытные юнцы. Все старые уже ушли, а вы даже не обратили на это внимания! Остался только я, потому что не могу уйти.

— Теперь можешь убираться.

— Вы чертовски правильно поступаете, великий воспитатель!

— Как ты меня назвал?

— Думаю, вы поняли намек, — произнес молодой человек, затем распахнул и захлопнул за собой дверь.

— Кто это такой? — спросил Варак.

— Эрвин Партридж-младший, — тихо ответил конгрессмен, потом сел и уставился на дверь. — Он учится на третьем курсе юридического факультета в Вирджинии. Все эти молодые люди — студенты-юристы. Мы круглосуточно использовали их в хвост и в гриву, не платя за это никаких денег и высказывая чаще неудовольствие, чем благодарность. Но мы кое-что и давали им, а они пренебрегли тем доверием, которое мы им оказали, поручив эту работу.

— И что же вы им давали?

— Опыт, который они никогда и нигде не приобретут, ни в судах, ни из книг по юриспруденции, только здесь. Мой сын разбирается в юридических вопросах и отлично понимает это. Он не рассказал мне о том, что может положить конец всей нашей работе. Я больше не могу ему доверять.

— Я очень сожалею.

— Это не ваши проблемы! — резко сказал Партридж, теперь уже твердым голосом. — Ладно, дешевый кляузник! — грубо продолжил он. — Что вы хотите получить взамен сохранения комитета? Вы сказали, что за этим ничего не кроется, хотя мне известны десятки способов намекнуть на это, не сказав ни слова. Выкладывайте, я должен взвесить все «за» и «против».

— Сэр, мы не предлагаем вам ничего ужасного, — сказал Варак, разворачивая несколько сложенных вдвое листов бумаги и кладя их на стол перед конгрессменом. — Это краткие биографические данные с фотографией в правом верхнем углу первой страницы. Мои клиенты хотят, чтобы этот человек вошел в состав вашего комитета.

— У вас что-то есть на него? — поинтересовался Партридж.

— Абсолютно ничего компрометирующего, в этом отношении он безупречен. Хочу еще раз отметить, что мои клиенты ничего не скрывают, не собираются заниматься вымогательством, не будут выставлять комитету счетов или блокировать прохождение счетов комитета. Этому человеку ничего не известно о моих клиентах, а они не знакомы с ним лично. Что касается его самого, то он даже не догадывается о нашей сегодняшней встрече.

— Тогда зачем вы хотите, чтобы он у меня работал?

— Потому что мои клиенты считают, что он будет чрезвычайно полезен для вашего комитета.

— Один человек не может ничего сделать, и вам это прекрасно известно, не так ли?

— Разумеется, вы правы.

— Если вы внедряете его, чтобы получать информацию, то у нас это невозможно. — Партридж взглянул на разбросанные по столу фотографии, собрал их, перевернул и снова бросил на стол. — По крайней мере, до сих пор было невозможно.

Варак протянул руку и забрал фотографии.

— Сделайте это, конгрессмен, введите его в состав комитета. В противном случае, как вы сказали, вся работа пойдет насмарку. Когда он станет членом комитета, я верну вам эти фотографии вместе с негативами.

Глаза Партриджа были устремлены на фотографии в руках молодого человека.

— Между прочим, у нас появилась вакансия. Вчера Букбиндер подал в отставку, по личным соображениям.

— Мне об этом известно, — сказал Милош Варак.

— Да кто вы, черт возьми, такой? — спросил конгрессмен, глядя прямо в глаза своему посетителю.

— Человек, преданный интересам страны, которая его приютила, но я не занимаю высокого положения, в отличие от того, о ком идет речь.

Партридж заглянул в лежащую перед ним объективку.

— Эван Кендрик, девятый округ, штат Колорадо, — прочитал он. — Я почти не слышал о нем, а то, что слышал, не вызывает у меня никакого энтузиазма. Он просто никто, богатое пустое место.

— Все может измениться, сэр, — сказал Варак, поворачиваясь и направляясь к двери. * * *

— Конгрессмен! — крикнул старший помощник Эвана Кендрика, выбегая из кабинета.

— Что случилось, Фил? — спросил Эван, захлопнув дверцу лифта. — Неужели на девятый округ Колорадо обрушился селевой поток?

— Обрушился. Партридж, тот, что от Алабамы!

— Хоть и грубиян, но неплохой малый. С работой справляется успешно, мне нравится то, что он делает.

— Он хочет, чтобы вы занимались этим вместе с ним.

— Что?

— Он хочет, чтобы вы работали в его комитете.

— Я не ослышался?

— Это огромный шаг вперед, сэр.

— Скорее шаг назад, — возразил Кендрик. — Члены его комитета каждую неделю появляются в вечерних новостях и заполняют пробелы в утренних новостях, когда телевизионщикам не удается заловить новых героев в конгрессе. Поэтому я не собираюсь там работать.

— Прошу прощения, конгрессмен, но вы обязательно должны это сделать, — понизив голос, сказал помощник, глядя в глаза Эвану.

— Почему вы так считаете?

Молодой человек по имени Фил взял Кендрика под руку и отвел в сторону от собравшейся у лифта толпы.

— Вы заявили, что собираетесь уйти после выборов в отставку, и я согласился с вашим решением. Но вы также сказали лично мне, что хотите сказать свое слово при назначении вашего преемника.