Последний эльф

Глава девятая

В чудом сохранившейся книге по драконологии непродуманных моментов оказалось много. Сведения юного эльфа о драконах были ограничены, запутаны, обрывочны, и вообще их было настолько мало, как зимой — листьев на деревьях или в неурожайный год — яблок в кладовых. Со всем драконьим терпением, глубоким и бескрайним, Эрброу пришлось объяснять Йоршу всё с самого начала.

— Через яйцо? — Йорш был поражён.

— Через яичную скорлупу, — терпеливо подтвердил дракон.

Терпение драконов обширно, словно луга, вид на которые открывался с гор, а интеллект юноши казался Эрброу мелким, как тесная кладовка. Дракон поразился: в памяти его всплыла какая-то книга, в которой категорически утверждалось, что эльфы — очень хитроумные и смышлёные существа.

— Для чего же, по-твоему, драконы годами сидят на яйце?

— Чтоб греть его, как птицы? — предположил Йорш.

От этого сравнения дракон похолодел, как будто его покрыла корка льда. Чешуя на его хвосте стала дыбом. Как птицы? Да как он посмел! Его отец и отец его отца смыли бы кровью, нет — огнём такое оскорбление. Немного огня и немного розмарина. А юноша ничего, упитанный. Нет, ни в коем случае. Сколько бы глупостей эльф ни говорил и ни думал, невозможно зажарить того, кто вытащил тебя из яйца, кто научил тебя летать, кто терпел все капризы твоего родителя, согревая его и ухаживая за ним, пока он тебя высиживал.

Дракон вздохнул и тихим и спокойным голосом продолжил лекцию, призвав на помощь всё терпение, которого у драконов в избытке, как и красоты, скромности и ума. Эрброу объяснил, что птицы — всего лишь существа с куриными мозгами. Взять хотя бы орла: гордый вид и цыплячьи мозги. Птица устраивается на яйце своим задним местом потому, что, будучи птицей, то есть существом безнадежно глупым, не знает других способов согревания яйца. А вот он и его родитель — драконы. ДРАКОНЫ. Д-Р-А-К-О-Н-Ы. Юному эльфу понятна разница, или лучше ещё раз повторить по слогам, прыгая на когтях в придачу? Если бы всё заключалось в согревании яйца, они, ДРАКОНЫ, давно бы вычислили необходимую температуру и добились бы её посредством сжигания, рефракции, использования сейсмического пара или альтернативными способами генерирования и аккумулирования тепла. И если они всё-таки держат свой зад на яйце, вместо того чтобы открывать Вселенную и улучшать мир своим присутствием, то лишь потому, что во время высиживания мысли родителя передаются его ребёнку. Нет, драконы не думают задним местом. Чудо в том, что воспроизводительная система драконов — нечто среднее между воспроизводительной системой фениксов и системой эльфов, кур, людей, собак, кошек, канареек, дельфинов, пингвинов, акул… да, и бабочек тоже. Если Йорш перестал бы постоянно его перебивать, он объяснил бы всё гораздо лучше. Кстати, не пытался ли эльф научить его ораторству? Так вот, раз он уже и сам в этом преуспел, Йоршу остаётся лишь молча наслаждаться его талантом. На чём он остановился? Он ненавидит, когда его перебивают. Это отвратительно. ОТВРАТИТЕЛЬНО! Он уже упоминал о том факте, что драконы великолепны, что они самое грандиозное создание природы, сама суть существования? Он не хотел бы это упустить, несмотря на отвратительное поведение собеседника, который постоянно его перебивает. Кто научил его говорить? Да кто же, если не его родитель, разве не ясно? «Его Великолепие Его Родитель», если уж называть его правильно. Мозг дракона-родителя сосредотачивается на мозгу новорождённого и передаёт ему все свои знания, опыт и память, поэтому когда новый дракон выходит из яйца и учится летать, он уже, как бы это выразиться… Есть лишь одно слово: совершенен.

Он говорит несколько иначе, чем Его Великолепие Его Родитель? Ладно, ладно, если Йорш предпочитает, то можно называть родителя просто Эрброу Старший. Это не имеет значения: драконы говорят на людском языке, а людскому языку свойственно меняться со временем. Драконы живут долго, и когда высиживают яйцо, они уже стары и слабы, поэтому в этот период драконы возвращаются к тому языку, который выучили в детстве. В случае Эрброу Старшего это язык второй рунической династии. Он же, Эрброу Младший, говорит на современном языке, последнем, которым владел родитель.

— Ещё раз, — повторил дракон, — воспроизводительная система драконов находится между системой фениксов и системой эльфов. Знал ли ты хоть одного феникса? Нет? Конечно, нет, последние фениксы вымерли в конце третьей рунической эпохи — начале средней эры, а вы, эльфы, — как мне вас жаль — не получаете при рождении знания предков. Феникс возрождался с помощью огня, оставаясь самим собой, тем же самым существом, что и раньше. Понимаешь, огонь был для этих существ философским камнем, их эликсиром вечной молодости, и пока кто-то не свернёт фениксу шею, чтобы зажарить с розмарином, тот бессмертен. К счастью, жаркое из них было отменным, розмарина — вдоволь, и мы фениксов повывели.

— Вы уничтожили фениксов? Которые бессмертны? И вы… их всех… съели?..

Да что нашло на юношу? Он что, вдруг разучился говорить?

Йорш и правда потерял дар речи. Ему словно вылили ведро ледяной воды на голову. Тяжело дыша, эльф сделал шаг назад, но поскользнулся на полуобглоданной филином косточке и шлёпнулся прямо в кучу птичьих экскрементов.

Может, к эльфам разум приходит в более взрослом возрасте?

— Всё в порядке? — спросил юношу Эрброу.

— Вы уничтожили… — пробормотал Йорш. — Как вы могли?

— Ах, это совсем нетрудно, — воспоминания растрогали дракона: хотя сам он никогда не пробовал жареного феникса, у Эрброу потекли слюнки, — немного лаврового листа и морской соли. Варить следует недолго, как рыбу.

— Но ведь фениксы — чудесные птицы!

— Клубника тоже чудесна, поэтому мы её и едим. Фениксы были самыми тупыми, совершенно глупыми и абсолютно безмозглыми созданиями во всей Вселенной. Если кто-то рождается без единой мысли в башке, то нечего жаловаться, что вскоре он исчезнет. Единственной заботой фениксов была красота перьев хвоста и отсутствие морщин под глазами. Лишь тот, кто знал их лично, может себе это представить. Беседовать с фениксом было так же невыносимо, как ждать, когда вырастут цветы на сухой траве. Только вспомню об этих существах, и у меня сразу начинает раскалываться голова. Да то, что мы их уничтожили, — жест милосердия с нашей стороны, ведь всё их существование было сплошным страданием! Они были готовы сжечь себя живьём, лишь бы не постареть. Но главное, в огне рождался не новый феникс, нет, — воскресала та же самая глупая курица!

Дракон глубоко вздохнул.

— А вот у собак, кошек, канареек, кур, эльфов, кабанов и, раз уж ты спрашивал, у бабочек всё по-другому. У матери и отца рождается один ребёнок, или двое, или трое детей, у кроликов — даже одиннадцать или пятнадцать. И каждый ребёнок — новое существо, каждый отличается от родителей: папин нос, бабушкины глаза, большой палец на ноге — как у мамы, передние зубы — как у деда. Такой ребёнок — единственный и неповторимый, и его нужно всему учить заново. От письменной и устной коммуникации до писанья в горшок и каканья подальше от дома, все знания и навыки ребёнка — результат учёбы. Понятно? Кстати, о каканье — ты заметил, на чём сидишь, сынок?

Да, наверное, эльф ударился головой, когда был маленьким. Обо что-то очень твёрдое. Бедный юноша. Он да заодно и тот, кто написал, что эльфы — самые гениальные в мире существа.

Йорш кивнул. Да, он заметил, на чём сидел.

Он тяжело поднялся и направился к неглубокому колодцу недалеко от пещеры, где можно было помыться. Дракон следовал за ним.

С одной стороны, Йорш испытывал облегчение, но с другой — ещё какое-то странное чувство. Неизвестно по какой причине ему хотелось, чтобы дракон снова стал новорождённым. Пищащим, и разрушающим всё подряд, и не отрывающим от него обожающих глаз.

Теперь дракон больше не пищал и ничего не сжигал, но и от обожания мало что осталось.

Мир тонул в тумане. Горизонт терялся в облаках. Вода в колодце была ледяная, но чистая. Йорш снял свои старые и грязные обноски и решительно бросился в воду.

— Дракон — это не собственный родитель, но подлинная копия его подобия и сущности, и он впитывает все знания, науки и воспоминания, в том числе и о зажаренных фениксах, через яичную скорлупу. Мать-природа никогда не перестанет удивлять нас своей гениальностью, — вдохновенно и растроганно продолжал разглагольствовать Эрброу, — ведь каждый новый дракон уже совершенен, не имеет смысла что-либо в нём менять. А вот у вас всегда появляются разные дети, поэтому людям и эльфам остаётся лишь надеяться, что рано или поздно возможно, как бы сказать… — дракон ласково смотрел на эльфа, подбирая слово, и наконец закончил с доброй улыбкой: — Улучшение.

Да, Йоршу надо было наслаждаться обожанием дракончика, пока оно было. Эльф подумал, что его судьба — начинать ценить хорошее лишь тогда, когда оно уже утрачено.

Плавая в ледяной воде, Йорш снова представил, что он — рыба, и холод превратился в удовольствие. Вода нежно обтекала его со всех сторон.

Но дракон всё не успокаивался и торжественно вещал:

— Драконы откладывают яйца и начинают высиживать их лишь в конце жизни именно потому, чтобы заложить в новое создание все свои знания, весь опыт, все воспоминания. Во время высиживания дракон пользуется только небольшой частью своего мозга, затылочной долей, которая является самой… как бы сказать…

— Глупой? — подсказал Йорш.

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что я могу зажарить, испечь, испепелить тебя, как дрозда на вертеле? — раздражённо бросил дракон.

— Ты ни за что этого не сделаешь.

— Ты в этом так уверен? Не можешь же ты читать мои мысли, по крайней мере, не на таком расстоянии!

— Ты виляешь хвостом, когда смотришь в мою сторону, — сухо ответил юноша.

Дракон оскорбился. Он уселся на свой хвост, пресекая малейшее его движение.

— Я нахожу отвратительной твою пристрастность к таким грубым терминам, — высокомерно заявил он. — Затылочная доля — самая… примитивная часть мозга дракона, тогда как височная, лобовая, теменная, промежуточная и латеральная доли отвечают за отвагу, знания, интеллигентность, великолепие и… как бы выразиться…

— Невыносимое чванство? — снова помог ему Йорш.

— Гордость, — поправил его дракон, — гордость, превосходство и сознание своего превосходства.

На этот раз дракон был раздражён не на шутку.

— Я остановился на том, что дракон-родитель для еды, сна, размышлений, вообще существования пользуется лишь простейшим отделом мозга, в то время как главный его мозг находится в постоянном контакте с мозгом нового дракона и передаёт ему все свои знания. Таким образом, когда дракон рождается, в нём уже заложена вся память его родителя, и как только первый полёт заставляет различные части мозга совместно функционировать, дракон становится…

— Становится?

— Совершенным! Абсолютно совершенным! Прости, но когда я говорю о нашем совершенстве… Я не могу сдержаться, это так великолепно! — по щеке дракона поползла слеза волнения и, сорвавшись с изгиба губ, упала в пустоту. Долетев до поверхности воды, слеза породила множество концентрических окружностей.