Гапур — тезка героя

ВЕДЬМА В КУКУРУЗЕ

После обеда бабушке стало плохо — заболела она. Долго крепилась, но наконец все-таки легла в кровать.

Я сильно расстроился. У меня даже мысль мелькнула, что здесь я тоже немного виноват.

— Ой, бок болит, — жаловалась бабушка. — Шайтан меня спицей колет… Сходи, Гапур, за доктором…

Я не бегу — я лечу! Боязнь за бабушку придает мне силы, и у меня будто крылья вырастают за спиной. От нашего дома до медпункта метров триста, — я пролетаю их за три минуты. Задыхаясь и пропуская слова, я говорю доктору Ивану Ивановичу:

— Я… меня… послала… ей плохо…

— Кому? — интересуется доктор.

— Бабушке!

— Понятно. А что случилось? — спрашивает он.

Тут я повторяю слова, услышанные от бабушки:

— Шайтан ей в бок спицей колет…

— Шайтан? — Иван Иванович улыбается. — Против шайтанов медицина бессильна. Ну хорошо, хорошо, иди домой. — Сейчас доктор уже серьезен. — Скажи бабушке, что я буду через пять минут…

Иван Иванович очень уважает бабушку. Он говорит, что она сильно похожа на его мать, которая живет в Ленинграде. И, наверное, потому, приходя к нам, доктор называет бабушку мамашей.

Больных у Ивана Ивановича хватает, но все равно он не жалеет времени для бабушки: долго и внимательно ее выслушивает, шутит и, поскольку знает пристрастие старых людей к лекарствам, выписывает целую уйму рецептов.

Вот и сейчас он сидит около бабушки, слушает ее пульс и ласково говорит:

— Вам, мамаша, отдыхать надо больше…

— Отдыхать! — перебивает его бабушка совсем здоровым голосом. — Разве в этом доме отдохнешь? — Она протягивает руки к шкафу, словно прося у него сочувствия. — Если я стану лежебокой, как мой внук Гапур, все прахом пойдет! От кого мне ждать помощи? От снохи? Она целый день на ферме около коров. От внука? Легче дождаться молока от козла! Теперь скажите, кто, кроме меня, выгонит на заре скотину, чтобы она успела полакомиться свежей’ луговой травой? Кто приготовит завтрак? Кто позаботится об одежде этого шайтана, — бабушка кивает на меня, — постирает ее и залатает? А про сад вы забыли?..

— Не забыл, — улыбается Иван Иванович. — Я знаю, у вас забот много…

— Ну вот, — успокаивается бабушка, — а говорите: отдыхать…

Доктор усмехнулся. Но совсем не обидно. В этой усмешке было даже восхищение — вроде увидел он перед собой маленькое чудо.

— Смотрю я на вас, мамаша, — заговорил Иван Иванович, — и диву даюсь: до чего же вы похожи на мою мать! Она — русская, вы — ингушка, она — городская женщина, вы — деревенская, а сердца у вас — одинаковые… Не терпите вы безделья, не знаете отдыха… Плечи у вас слабые, но на них столько лежит: дети, дом, хозяйство… И вам еще мало, вы говорите: «Некогда отдыхать…» По корану, женщина — существо трижды нечистое, недостойное уважения… Простите меня, тетушка Хагоз, но я с этим никак не согласен… Кто же тогда чист и высок, если не женщина? Она в жизни всему светлому и радостному начало дает!..

— Аллаху это известно, — дипломатично отвечает бабушка.

Вот и попробуй понять, что именно известно бабушкиному аллаху. То ли женщина действительно существо трижды нечистое и недостойное уважения. То ли наоборот.

Доктор снова усмехнулся. На этот раз с хитрецой. Он, верно, лучше меня понял ответ бабушки.

— Вы сегодня полежите, — сказал затем доктор, — а я вам несколько рецептов выпишу…

— Спасибо, спасибо, — благодарит Ивана Ивановича бабушка.

Однако как только доктор исчезает за дверью, предварительно легонько щелкнув меня по носу, она приподнимается на локтях и ищет мой взгляд. Я знаю, что она хочет: чтобы я сходил за Жовхар. Но встречаться и разговаривать с Жовхар мне неохота: не люблю я ее, и все тут. И я делаю вид, что не понимаю бабушкиного взгляда.

— Что сидишь, будто тебя к стулу привязали? — начинает сердиться бабушка.

— А что я должен делать?

— «Что делать, что делать»… — ворчит она. — Отправляйся к Жовхар и побыстрее приведи ее сюда… Ты же видишь, я умираю…

Жовхар живет напротив нас. Она так же стара, как и бабушка. Но похожи они только годами. Все остальное у них — характер, разговоры, фигура и лицо — разное.

Бабушка хоть и бранится, но в душе всегда добра. От Жовхар же резкого слова не услышишь, говорит она, как маслом мажет, а ведь на самом деле она злая. Бабушка высока ростом, лицо у нее узкое, тонкое, словно из красивого камня выточенное, а глаза необыкновенные: кажется, половинка зрачка укоряет тебя за лень и шалости, зато другая половинка полна ласки и доброты и только что не говорит: «Гапур, козленок мой черненький! Солнышко ясное!»

У бабушкиной подруги фигура приземистая, кругленькая; когда Жовхар идет по улице, делая маленькие, быстрые шажки, так и думаешь: бочоночек катится. Лицо у нее под стать фигуре — кругленькое, и на лице все кругленькое — ротик, глазки и носик.

Мне думается, что такая безобидная внешность помогает Жовхар обманывать добрых людей. Бабушка у меня умная, она все мои хитрости в один момент разгадывает. Вот я и удивляюсь, как же не видит она хитростей Жовхар?

В ауле среди некоторых стариков и старушек Жовхар пользуется уважением. Они считают ее великой знахаркой. От Ивана Ивановича они не отказываются, но и Жовхар привечают. Лечит она людей не лекарствами, а заговорами. Я сам однажды видел, как она заговаривала болезнь бабушки: бросила тлеющие угли в воду, прошептала молитву, и все. Бабушка, смотревшая на эту процедуру с верой и вниманием, тут же сказала, что ей легче. Но я-то хорошо знаю: с помощью таких фокусов не вылечишься! И правда, не успела хлопнуть калитка за Жовхар, как бабушке снова стало плохо…

Иван Иванович лечит бесплатно. А Жовхар получает за свои фокусы натуроплатой — так про нее дядя Абу выразился. Дают ей яйца, мед, куриц. Каждое воскресенье Жовхар отправляется на базар и распродает там припасы. В ауле поговаривают, что денег у знахарки полный ларь. Так оно и есть, наверное…

Когда у меня появляется двадцать копеек, я их в одну секунду трачу. Если б мне дали даже миллион рублей, и тогда я бы его не прятал, не таил в ларе, а побежал в магазин и накупил разных разностей не только для себя, но и для бабушки, для мамы, для дяди Абу, для Сулеймана, для всех своих знакомых…

А зачем Жовхар столько денег? Не знаю. Между прочим, меня и злит больше всего то, что я никак не могу ответить на этот вопрос…

Я много раз говорил бабушке, что Жовхар ее обманывает. Что тут лечебного — бросить угли в воду? Чепуха это, глупый фокус! Другое дело, если б Жовхар, как доктор Иван Иванович, кончила медицинский институт, — вот тогда я бы ей поверил!

Бабушка слушать меня не хочет.

— Много ты знаешь! — насмешливо говорит она. — Яйца курицу не учат! Лучше не спорь со мной, а то разозлишь, пересчитаю скалкой все косточки…

И откуда у бабушки вера в эту противную знахарку? Поневоле подумаешь, что если Жовхар что-то и заговаривает, то, в первую очередь, голову…

Я не побоялся бы открыто сказать знахарке, что я о ней думаю. Такие мысли часто мне в голову приходили. Однако всякий раз я от них отказывался — не хотел бабушку злить. Ясное дело, она сразу бы встала на защиту Жовхар!

Я с бабушкой часто не соглашаюсь. А Жовхар, хотя и живет по-своему, чтобы подлизаться к бабушке, готова черного барана белым назвать, а белого — черным. Бабушка, например, говорит, что сегодня плохая погода, и Жовхар немедленно подтверждает: да, погода очень плохая. Бабушка говорит, что фабричная лапша против домашней ничего не стоит, и Жовхар тут же кивает: «Правильно, Хагоз, фабричная лапша не та, совсем не та». Бабушка ругает тракториста Холака, который изредка катает меня на тракторе, и Жовхар оживляется: «Дурной человек этот Холак, в бога не верит, испортит он, Хагоз, вашего мальчика…».

Но все это полбеды. Хуже, когда Жовхар начинает пороть чепуху про ведьм, которые-де прячутся в кукурузных посадках, и про покойников в белых саванах; эти покойники, так рассказывает Жовхар, встают ночью из могил, бродят по кладбищу и ждут не дождутся, когда поблизости появится человек, — тут они его хватают и уводят на тот свет…

Меня эти истории не столько пугали, сколько злили. Надо же, верить в ведьм и оживших покойников! Это только Жовхар может придумать!

Иногда какой-то шаловливый чертик начинает управлять моим языком, и я пристаю к бабушке:

— Скажи, бабушка, какие из себя ведьмы?

— Какие? Волосы у них длинные, на руках вместо пальцев когти…

— Ты их видела?

— Нет, — отвечает бабушка. — Кто их увидит, у того язык отнимется.

— А покойников в белых саванах видела?

— И покойников не видела… Не дай бог с ними встретиться. — Бабушка пугливо оглядывается на окно, словно по двору у нас уже расхаживают покойники.

— Откуда же стало известно, что на свете есть ведьмы и ожившие покойники?

— Люди говорят, — начинает сердиться бабушка.

— «Люди говорят»! — ухмыляюсь я. — Как же они могут это сказать, если, увидев ведьму, становятся безъязыкими, а встретившись с покойником — пропадают?

Бабушкино лицо темнеет от обиды. И, конечно, через секунду из Гапура я превращаюсь в «шайтана» и «дуралея»…

Не хотелось мне идти к Жовхар, но ничего не поделаешь, надо. Я перебежал через улицу, постучал в дверь и, когда в прорези показалось круглое личико Жовхар, выдохнул одним махом:

— Здравствуйте, бабушка просит, чтобы вы пришли… Заболела она…

— Приду, дорогой, приду, золотко, — затараторила знахарка. — Бабушка твоя — святая женщина, не уважать ее нельзя… А тебя аллах благословит за то, что ты ухаживаешь за бабушкой…

Я еле нашел в себе силы кивнуть Жовхар на прощание.

Целый час меня не было дома. Заглядывал я к Сулейману, потом пошел в школу и очень обрадовался, когда увидел объявление, что в будущую субботу проводится встреча по футболу между нашей школой и школой станицы Карабулакской. Только одна мысль меня огорчила: как будет обидно, если ребята-восьмиклассники, заправлявшие в футбольной команде школы, откажут мне и не включат в число игроков!

Возвратившись домой, я застал бабушку уже на ногах. Она благодарила Жовхар за помощь и говорила ей:

— Так ты обязательно приходи вечером… Не придешь — обидишь меня…

— Приду, приду, — обещала Жовхар. — Хоть и много дел у меня, а ради такого случая я все отложу… Только стадо в аул пригонят — и я у тебя…

Долго я копил злость на Жовхар. Наверное, целый год. Что я только ни придумывал, чтобы досадить ей, — ничего дельного не придумывалось. И лишь в ту секунду, когда быстрые шажки Жовхар стучали во дворе, мне пришла в голову замечательная мысль.

Что-то во время каникул у меня голова хорошо работать стала! Даже удивительно! Вот было бы здорово, если б она с русским языком так же справлялась!

В огороде у нас давно стоит чучело. На нем висит старое бабушкино платье. Голова у чучела повязана мешком. И вот, вспомнив рассказ Жовхар о ведьме, которая почему-то прячется в кукурузе, я решил нарядиться в эти обноски и напугать знахарку. А что: хочет она ведьму — пусть получит ведьму!..

Бабушка принялась толочь чеснок, чтобы приготовить соус для жижиг-галнаша[9]. Потом стала месить тесто — ведь жижиг-галнаша без кукурузных галушек не бывает.