Неугомонный Алергуш, или Повесть о том, кто кого проучил

Первый снег

Зима прибыла во время урока грамматики. Первой заметила её изумлённая Ветуца. Она не смогла сдержать ликующего возгласа, и потому весь класс сразу узнал о приходе зимы.

Теперь уже глаза всех ребят приветливо улыбались зиме за окном. Той самой зиме, которая распустила наконец пушистый клубок пряжи из прозрачных снежинок. На радостях ребята, как по команде, взвизгнули хором. Отважно захохотали девочки, решив, что зима позволила им вдоволь посмеяться. Ведь они ожидали её чуть не целую вечность. Надоело уже каждый день отрывать да отрывать листки календаря с нарисованной зимой, в то время как на улице влажная морось или густой туман.

Пожалуйста, пусть приходит теперь в гости Дед-Мороз! Для ёлки уже припасены две корзины игрушек. Зима обошла было эти две корзины, но под конец всё-таки завернула к ребятам.

В воздухе вихрятся снежные звёздочки. Чудесные звёздочки! А то какой же это Новый год без коньков, без санок, без снежной бабы! Что за каникулы без сугробов и катка!

Учительница продолжала урок. Но кто её слушал?! Глаза ребят устремлены к окну. А там тебя прямо слепит белое полотно! Дом через дорогу во всю высоту нескольких своих этажей укрыт белым пологом.

Деревья, ещё вчера черневшие голыми ветвями, сегодня укутались в пушистые шубы и нацелили свои мётлы прямо в поднебесье. Сидящие за партами у окон могли заметить, что дорожный асфальт тоже улыбается налётом пушистых снежинок.

Ребята тормошат друг друга и весело хохочут: наконец-то зима пришла!

Тогда властно прозвучал голос учительницы:

— Откройте тетради! Пишем сочинение на тему «Пришла зима».

Мигом застрочили все перья, и тетрадки несказанно обрадовались этому. Каждый высказывался по своему разумению. С бо́льшим или меньшим числом ошибок. Проще или с самыми неожиданными, добытыми в муках словами и сравнениями. Перья строчили резво, описывая событие, по которому стосковались и в ожидании которого в шкафах и кладовках давно приготовлены санки, коньки, лыжи, хоккейные клюшки и шайбы.

Алергушу охота пострашней описать приход долгожданной гостьи. Только вот что-то не получается. Может, оттого, что мысль мигом уносит его на улицу и не хочет возвращать обратно в класс, чтобы припасть к тетрадке и приказать перу писать. Надо бы немного угомониться, чтобы, пробив тропку, могли вырваться мысли. А тут, как назло, большущая радость взбудоражила сразу множество мыслей, но калитка узка, не даёт прорваться мыслям и по-солдатски выстроиться в шеренги, в колонны простых и распространённых предложений с подлежащим, сказуемым, определением и дополнением.

И напрасно Алергуш старается отдать командирский приказ выровнять, как на параде, вереницу своих мыслей! У него только одна-единственная голова, а в ней всё смешалось в неописуемом беспорядке. Зря звал он на помощь самого Чкалова, бесстрашного лётчика, который первым перелетел через Северный полюс в Америку. Хотел он написать и о Папанине, храбром полярнике, но не знал, как это получше сделать. И тогда решил он описать зиму такой, какой он видел её через окно.

Какой будет эта зима?.. Белой… Сразу нашёлся ответ. Великое открытие! «Зима у нас белая». Будто в других краях она не такая же! Может, написать так: «Снег белый, и зима белая! Белая… белая…» Надо бы ещё чего-нибудь белого отыскать… Ага, снежная баба тоже белая!.. Но что-то неважнецки звучит… А вот почему это плохо звучит, Алергуш и сам не знал, но не понравилось ему написанное, и всё! Ну и морока же с этой зимой! Любишь её безмерно, а написать и словечка не можешь.

Алергуш стал грызть незаточенный карандаш, стараясь вспомнить хоть чужие описания зимы, ведь он выучил порядочно стихов про снежинки, сани и снежные сугробы! Но на него нашло вдруг ленивое оцепенение, и он почувствовал, что не испытывает никакой охоты вспоминать стихи, которые успел начисто позабыть.

И всё-таки кое-что всплыло в памяти:

И сыплет грозная зима
Из поднебесья тучи снега…

Ему понравились эти строки, и он повторил их несколько раз и собрался записать стихи в свою тетрадку, но что-то его остановило. Не хотелось так писать про зиму. «Грозная» — это ведь жестокая, значит, какая-то страшная, а его зима — та, что за окном, ни капельки не страшная и не грозная. Ему даже показалось, что, если он напишет «грозная», зима обидится и уйдёт от них. Тогда прощайте, салазки! Прощайте, коньки! Нет уж, не желает он писать неправду о зиме, которая обещает столько чудесного за окном…

Алергуш размечтался. Ручка зажата в руке, глаза устремлены к окну. Очарованный сверкающей зимней картиной, он не в силах был отвести взгляд от яркой белизны. Алергуш вспоминал, как захватывает дух, когда мчишься вихрем по раскатанному льду, и снова испытал то же ощущение счастья…

А когда прозвенел звонок, Алергуш по-прежнему сидел над нетронутой белой тетрадной страницей, такой же белой, как снег за окном.

Во время перемены его окликнула Ветуца Караман:

— Алергуш! Алергуш!

Эта девочка бывала порой остроумной. Она знала множество историй про всяких бандитов и шпионов. Истории эти были вычитаны из разных приключенческих книжек. Когда на улице сеял мокрый снег и нельзя было гонять в футбол, Ветуцыны рассказы доставляли удовольствие. Но сейчас перед сверкучим снежным ковром Алергушу не хочется слушать Ветуцу, и потому он прикрикнул:

— Ну тебя!

Но девочка не унималась:

— Слышал новость, Алергуш? Иля́на играет Зория-Зоринику!

— Ты посмешней ничего не могла придумать?

Кирикэ расхохотался:

— Ой, не могу! Девчонка Зория-Зоринику играет!..

— Ну и Зория же отыскали! — усмехнулся Алергуш, а у самого словно бы запершило в горле.

Слова Ветуцы представились ему злой шуткой, и надо было показать всем, что ему всё нипочём и что он об этом даже не думает, как не думают снежные тучи, рассеивающие прозрачные льдистые снежинки, снежинки радости для всей земли.

И Алергуш бросился к Кирикэ, чтобы потормошить его, извалять в свежем снегу, припудрить приятелю щёки снежным комом, от которого потом стекают к подбородку холодные ручейки.