Спасибо за покупку

Глава десятая

Магазин менялся на глазах, менялся снаружи и внутри.

Все четыре витринных стекла сверкали чистотой и прозрачностью после устроенного комсомольцами воскресника, который они полностью ухлопали на мытье этих огромных стекол.

Две девушки и молодой человек — художники-декораторы — живописно расположили в окнах целые батареи консервных банок с яркими наклейками, до отказа заставив витрины разными другими товарами, снабдив их пластмассовыми ценниками.

— Все только натуральное, — втолковывал молодой художник директору, пытавшемуся всунуть в витрину что-то из старого оборудования. — Никаких муляжей! Витрина призвана наглядно демонстрировать изобилие товаров, имеющихся в магазине. Задача — потрясти покупателя, вызвать эстетические чувства и желание купить.

Юльку отрядили помогать художникам, и она с любопытством прислушивалась к их разговорам. Декораторы вели между собой споры о цветовых гаммах, колорите, выразительности и экспрессии, которые могут быть достигнуты с помощью тех или иных консервных банок, головок сыра и коробок с конфетами. Из споров вытекало, как само собою разумеющееся, что в витринах создаются шедевры.

Закончили поздно вечером. И когда сняли холсты, которыми были занавешены окна, пока художники работали, все ахнули: витрины действительно оказались просто загляденье.

Декоратор отрекомендовал свои творения без лишней скромности:

— Маленькие симфонии цвета, преобразуемые воображением зрителя в музыку вкуса и запаха.

Виктор Егорович ничего не сказал, только с удовольствием потянул носом воздух, словно и впрямь мог понюхать эту музыку.

Торговый зал магазина тоже претерпел изменения. Его очистили от ящиков со стеклотарой, он сразу стал просторней и светлей. В бакалейном отделе, который начал работать по методу самообслуживания, появились передвижные секционные горки для продажи товаров. Они нарядно поблескивали хромом и мягко катались на маленьких колесиках. Очереди в отделе исчезли.

Алексей Андреевич, побритый, в новом синем халате, закручивал на электрокаре лихие виражи, вызывая жгучую зависть окрестных мальчишек. В назначенные дни в близлежащих дворах он принимал от населения порожнюю посуду, как то и предусматривал план мероприятий. Алексей Андреевич всегда был точен, по нему можно было проверять часы. Однако вечно во всем сомневающиеся хозяйки в каждый его приезд неизменно спрашивали, прибудет ли Алексей Андреевич в следующий раз. Ответ был значительным и веским:

— Гарантируем, хоть застрелись!

Руководителей молокозавода Федор Федорович «дожал» довольно скоро. Машины с товаром стали прибывать точно к открытию магазина, и покупатели теперь всегда имели свежие молочные продукты, чем, разумеется, были чрезвычайно довольны. Слух о том, что в магазине номер шестнадцать всегда бывает свежее молоко и сметана, быстро распространился по округе. Товарооборот молочной секции возрастал с каждым днем.

Совет покупателей вовсю занимался выявлением инвалидов Отечественной войны и одиноких больных пенсионеров, которым продукты будут доставлять на дом.

Майя поговорила с девчонками и от имени комсомольцев попросила, чтобы обслуживание инвалидов и больных пенсионеров поручили молодежи.

— Дирекция поддерживает! — Виктор Егорович был удовлетворен. — Как Федор Федорович выявит, так и начнете.

Как раз в это время цехком решил пересмотреть в связи с почином все социалистические обязательства — и коллектива, и отделов, и даже индивидуальные. «В сторону усиления», — сказала Лобанкова, председатель цехкома. Тут оказалось, что у Юльки вообще не было обязательства, поскольку принимали их в самом начале года, а она пришла в магазин значительно позднее.

Посоветовавшись с Антониной Сергеевной и Майей, продумав все и взвесив, Юлька составила обязательство и понесла его к Лобанковой. Были в нем такие, например, пункты: на две недели раньше срока пройти квалификационную комиссию торга и получить звание младшего продавца; бесперебойно доставлять на дом продукты инвалидам и больным пенсионерам; включиться в объявленный торгом конкурс вежливости; изучить по вузовским учебникам свойства и технологию изготовления товаров, реализуемых в отделе, чтобы знать о них все, что может интересовать покупателей; в течение трех месяцев овладеть профессией продавца гастрономического отдела, то есть иметь еще одну смежную специальность; побывать до конца года на предприятиях, поставляющих товары молочному отделу, с целью ознакомления с их работой и предполагаемыми к выпуску новинками.

Лиза прочла обязательство и позавидовала:

— Даже читать интересно! Поставщики, вузовские учебники… Дашь списать?

— Всегда пожалуйста! — сказала Юлька.

— По-твоему, выполнить смогу? — Лиза стала похожа на маленькую девочку, у которой собрались отнять полюбившуюся игрушку, — даже губы надула.

— Ты больше сможешь, — уверила ее Юлька. — Работаешь давно, и получается у тебя просто здорово. Красиво, верно!

Лиза тут же успокоилась и снова стала обычной Лизой.

У цехкома своего помещения не было, да Нина Семеновна и не являлась освобожденным председателем — в магазине такой не положен, — а совмещала свою общественную деятельность с обязанностями заместителя заведующей гастрономическим отделом. В этом отделе, как и в Юлькином, тоже имелась небольшая комнатка рядом с подсобкой. В ней стояла двухконфорочная газовая плита, и работники секции здесь обедали. В этой-то комнатенке Лобанкова вершила профсоюзные дела.

— Запаздывает ваш отдел с индивидуальными обязательствами, — недовольно сказала Нина Семеновна.

— Пишут, — ответила Юлька.

— Сколько ж их писать можно? — Нина Семеновна привычным движением протерла очки полой халата и углубилась в изучение принесенной Юлькой бумажки. Это ей не мешало продолжать разговаривать. — Поторопила бы там своих. Вон и Лизиных нет, и Калерии Ивановны…

— Кто тут обо мне речь ведет? — Калерия Ивановна оказалась легка на помине. Увидев Юльку, недружелюбно спросила: — Ты чего здесь, красавица? В отделе работы невпроворот, прохлаждаться некогда.

— Принесла свое обязательство, — взяла под защиту Юльку Нина Семеновна. — Читаю вот.

— Дело! — одобрила Калерия Ивановна. — Про свадьбу-то пишешь? Обязуюсь, мол, свадьбу сыграть раньше установленного срока?

— Какую еще свадьбу?

— Калерия Ивановна шутит, — сказала Юлька.

— Шучу, точно, — Калерия Ивановна протянула Нине Семеновне две бумажки, каждая в полтетрадной странички. — Мое и Манино морально-индивидуальные обязательства. Пожалуйте! От руководителей, так сказать, отдела. Мы тоже передовые, не отстающие.

— Виктор Егорович разгон дал?

— Официальный! — пожаловалась Калерия Ивановна. — Будто от этих обязательств появится за прилавком сгущенка без сахара или другой какой дефицитный товар.

— Усвоила же ты проработку, — с досадливой иронией сказала Лобанкова и, взглянув на обязательства, переданные ей Калерией Ивановной, подозрительно спросила: — Почему одним почерком?

— Обсуждали вместе, а рисовала я, — объяснила Калерия Ивановна. — Совместное творчество. Да нормально все! Маня подпись поставила собственноручную, так что не сомневайся.

— Не больно много вы совместно натворили, — отметила Нина Семеновна и прочла вслух: — «Обязательство. Индивидуально обязуюсь досрочно выполнить все решения, предусмотренные XXV съездом КПСС».

Лобанкова повертела бумажки в руках, но ни на лицевой стороне, ни на обороте ничего больше написано не было. Кроме подписей, естественно, и даты.

— Все?

— А тебе мало?

— В решениях съезда сказано не про одну торговлю. Там и про легкую промышленность, и про тяжелую, и про сельское хозяйство, и про искусство с культурой. Ты это все по очереди выполнять собралась? Или оптом?

— Ладно придираться-то, Нин! Для отчета сойдет.

Калерия Ивановна повернулась уйти.

— Постой!

Приказ свой Нина Семеновна отдала тоном властным, какого Юлька у нее никогда не замечала. И вообще, мягкая, всегда немного медлительная Лобанкова неожиданно приобрела вид грозный, даже очки у нее зло заблестели.

— Ты, Калерия Ивановна, старые привычки оставь. Довольно нам формализм разводить. Хватит! Хорошо, на собрании тогда вмешался Виктор Егорович да вон Юля еще…

— Заладила все — Юля, Юля! — вскипела Калерия Ивановна. — Ягодка какая скороспелая нашлась!

— Человек, между прочим, слушает тебя, — угрюмо напомнила Нина Семеновна. — Как можно?

— Я и в ее присутствии скажу, чего об ней, думаю. Не постесняюсь!

— Скажите, Калерия Ивановна, — попросила Юлька. — Интересно.

Никак не могла Юлька понять, из-за чего, по какой такой причине взъелась на нее Калерия Ивановна, чем и почему обижена? Распоряжения ее Юлька всегда выполняла, в пререкания не вступала, к советам стремилась прислушаться, поскольку заместитель заведующего отделом была работником опытным. И на́ тебе, как коса на камень наткнулась Калерия Ивановна на Юльку. Может, потому так получается, что держит себя Юлька независимо, может, это не нравится? Но ведь и другие продавцы не слишком-то заискивают перед материально-ответственными лицами. Кроме, пожалуй, Клавы. Скорее, даже наоборот — сами материальщики готовы одалживаться перед продавцами, знают: обидишь несправедливо, возьмут да и разбегутся. Продавцы требуются во всех магазинах, без работы дня не просидят. Откуда же такая неприязнь?

— Интересно тебе? — переспросила Калерия Ивановна. — Тогда слушай. Я так думаю: с человеком пуд соли съешь — и то не всегда угадаешь, кто он такой есть на самом деле. Так что судить тебя не берусь, только кой-чего все-таки скажу.

Волоокие глаза Калерии Ивановны сузились в недобром прищуре, словно собиралась она целиться и стрелять.

— Самый красивый в лесу гриб какой, знаешь? — заговорила она через секунду-другую. — Самый, можно сказать, активный? Мухомор! Его не просят, а он знай себе в глаза всем лезет — берите меня, рвите, я красивый! А внутри чего? Яд да погань!

— Не в лесу же мы живем, Калерия Ивановна, — сдержанно возразила Юлька, еще надеясь, что та не станет продолжать разговор в подобном духе и обернет, наконец, свои сравнения в шутку.

— Меж людей такое тоже случается: красив с лица, а внутри гнильца. Вот ведь как!

Дикость этих обвинений оглушила Юльку. Стремительным рывком бросилась в голову кровь, словно качнули ее туда мощным насосом.

— У вас нет повода, чтобы так говорить обо мне, — сдавленным обидой голосом произнесла Юлька. — Нет ни причины, ни повода!

Насос продолжал в ней работать, только теперь он действовал в обратном направлении, вытягивая жизнь из самых мельчайших жилок щек и лба, не оставляя в них ни кровинки.

— Стыдись, Калерия Ивановна, стыдись! — с силой выдохнула Лобанкова. — Хочешь знать, что внутри у этой девочки есть? Этого хочешь?

Нина Семеновна, перегнувшись через стол, попыталась втиснуть в руку Калерии Юлькино обязательство.

— Вот! Вот!

— Чего ты мне в нос-то тычешь? Что это?

— Обязательство ее социалистическое! Обязательство Юли Роговой. Читай! Как раз и будешь знать, что у нее внутри. Читай! — переходя на крик, приказала Лобанкова.