Спасибо за покупку

Глава первая

«Младший продавец мясной гастрономии должен знать: ассортимент мясных гастрономических товаров на рабочем месте, их характеристику. Розничные це…»

Не дочитав фразу, Юлька отбросила книжку и стала смотреть в окно. Еще в восьмом классе она обнаружила, что, когда много задавали или когда надо было выучить длиннющее стихотворение, а времени оставалось в обрез, за окном сразу возникала удивительно интересная жизнь. Но стоило расправиться с делами, стать свободной хоть на час, ничего впечатляющего во дворе не происходило.

Сегодняшний день был расписан по минутам, забот набралось выше головы, так что по всем признакам внизу за стеклом должно бы случиться что-то особенное и длиться долго-долго. «На десять серий, — подумала Юлька. — Может, уж не смотреть?»

Теплый ветер мягко ударил в два растущих под окном кудлатых тополя, все листья вдруг задрожали мелко, словно старались стряхнуть с себя прилипчивую городскую пыль, засеребрились их нежные, чуть шершавые изнанки. Прилетел озабоченный чем-то воробей, потоптался на черных перилах балкона, покрутил головой, а затем вдруг канул вниз. На металлических качелях, установленных посреди детской площадки, слабо раскачивался лет пяти мальчишка в красном костюмчике, и делать это ему было, как видно, лень.

Словом, на дворе ничего интересного не происходило, и это Юльку встревожило и даже расстроило.

Затем она стояла в ванной комнате перед зеркалом, по детской своей привычке подогнув, как цапля, одну ногу, и вытирала слезы со щек.

— Нельзя реветь по всяким пустякам, — громко сказала Юлька своему плачущему отражению в зеркале.

Однако отражение не сразу послушалось Юльку и некоторое время еще продолжало плакать.

Выйдя из ванной, она вновь забралась с ногами в кресло, потянула к себе открытую книгу:

«Младший продавец мясной гастрономии должен знать: признаки доброкачественности мясных гастрономических товаров. Сроки реализации товаров. Отходы ликвидные и неликвидные».

— «Отходы ликвидные и неликвидные», — повторила вслух Юлька и протянула с сомнением: — «Не-лик-вид-ны-е»…

Что ж это за отходы такие, которые нельзя даже ликвидировать? Слово надежно скрывало некое простое, кому-то понятное и, наверное, привычное действие, не требующее излишних пояснений.

Юлька глубоко, прерывисто вздохнула. Последнее время ее преследовали всякие неприятности, а вернее сказать, несчастья, преодолеть которые или избежать не было никакой возможности. Может, и правда встречается в жизни что-то неликвидное? Если да, то Юлькины горести являлись именно такими.

Возникли же они вскоре после того, как ей, Юльке, вручили аттестат зрелости и, судя по всему, вот-вот должна была начаться удивительная, захватывающе интересная «взрослая» жизнь.

В который уже раз, отложив книгу, она принялась перебирать события последнего времени, забыв о данном себе обещании не заниматься бесполезным этим делом, обыкновенно кончавшимся новыми слезами.

…В тот вечер Юлька домой пришла поздно, около двенадцати. Просидели у Валерии, Юлькиной одноклассницы, теперь — как все-таки непривычно! — бывшей. Был серьезный и тихий Саша Жегин, был вездесущий Славка Колесов, верный Валерии паж. Слушали новые диски с записями поп-музыки. Когда Саша менял или переворачивал пластинку, Славка успевал ввернуть что-нибудь особенное о внешности Валерии. Хвастал, например, что небывалую ее красоту разглядел под личиной гадкого утенка еще в первом классе и будто бы уже тогда мысленно называл Валерию «первоклассной красавицей».

Впрочем, шансов у Славки не было никаких. Все это понимали, кроме него самого. Валерия казалась не то чтобы взрослее, но как-то значительнее своих друзей. Может, это потому, что предстояла ей жизнь необыкновенная — жизнь актрисы. Валерия сдала документы в Щукинское училище, и не принять ее туда не могли, сомнений на этот счет не возникало.

Потом ребята поспорили о поп-музыке. Славка орал что-то про музыкальный хаос, свалку звуков, вспомнил рецепт ноздревского повара — «катай-валяй, было бы горячо». Тихий Саша спокойно и обстоятельно возражал, говорил, что никакого хаоса нет, поскольку в поп-музыке он находит по крайней мере два организующих начала — ритм и оглушительную громкость. Спор грозил перейти на личности, но Валерия подошла сзади к прыгавшему на стуле Славке, сжала ему щеки ладонями и попросила вынести мусорное ведро.

Славка вскочил сияющий. Вернувшись, сказал примирительно:

— Ладно, поп да поп… Кому — поп, а кому… — и хитро умолк.

Все засмеялись и стали прощаться. Прощаясь, договорились поехать утром в Серебряный бор купаться. И чтоб больше до экзаменов в институт — ни-ни, никуда!

Дверь в Юлькину квартиру оказалась приоткрытой. «Глупость какая», — подумала Юлька и вошла в переднюю.

На нее тут же налетела соседка с их площадки, толстая, вечно пахнущая пирогами Полина Савельевна, запричитала басовитым шепотом:

— Юлинька, девочка, ты только не волнуйся, не волнуйся, нет-нет… Все будет хорошо!

— Что вы, я не волнуюсь, — незнакомым, каким-то не своим голосом сказала Юлька и почувствовала, как напряглось тело, словно ей предстояло сейчас прыгнуть в ледяную воду и каждая клеточка, каждый нерв противились этому отчаянному ее намерению.

— Юлия! — слабо позвал отец из комнаты.

Она скорее ощутила, чем услышала его зов.

Отец лежал на диване, неестественно вытянувшись, с землисто-серым лицом, глаза виновато помаргивали. Но главное, в них засел страх, в его глазах. Она сразу это заметила, потому что до сих пор этого не видела никогда.

За столом что-то писал врач — молодой, угрюмого вида, усатый. По телефону не спеша переговаривалась девушка, одновременно пристально разглядывая и потирая пальцем какое-то пятнышко на халате. На волосах ее непонятным образом удерживался лихо посаженный синий берет с красно-золотой эмблемой «Скорой помощи». Она чему-то негромко рассмеялась, рукой надавила на рычажки аппарата, а затем уже положила трубку.

«Они не то делают, совсем не то!» — в отчаянии думала Юлька, проклиная свою беспомощность. Надо было кричать, звонить, звать на помощь, чтобы появился здесь кто-то другой — настоящий, не этот равнодушный писака, не смешливая модница под синим беретом, но заботливый, внимательный, большой и добрый человек, который в одно мгновение развеял бы незнакомый пронзительный страх, застывший в глазах отца. Она, кажется, понимала, что призывает сюда Айболита — милого толстого волшебника, умеющего все поправить и излечить и даже не сделать при этом больно. Детская вера в чудо овладела Юлькой. Ведь и у страшной сказки всегда счастливый конец, надо лишь потерпеть. Чуть-чуть потерпеть и дождаться.

И только потом, когда Юлька, проводив отца, вышла из приемного покоя больницы, на нее гремящей лавиной хлынуло горе, не давая дышать, шевельнуться.

Больше недели отец пролежал в реанимации — все висело на волоске. Дни и ночи для Юльки спутались…

Сейчас отец на третьем этаже, в светлой трехместной палате. Зыбкое равновесие, игра в «тянем-потянем» между жизнью и смертью окончилась, хоть, возможно, и не навсегда.

— Инфаркт-то обширный какой! — вздыхала и горько поджимала губы Полина Савельевна, соседка. — Это еще чудо, что все обошлось.

Да, разумеется, чудо. Правда, оказалось, что в жизни оно выглядит совсем по-иному, чем в сказке. Совсем, совсем по-иному выглядит в жизни чудо!..

В тот день, когда отцу стало легче, Юлька приняла важнейшее за все свои сознательные годы решение: отказаться от поступления в институт, идти работать.

Она слышала и читала, что подобного рода выбор обычно связан у людей с колебаниями и сомнениями, и очень удивилась себе, поскольку ничего похожего не испытывала. Юлька понимала: отец не поправится долго, а когда поправится, ему дадут инвалидность и работать он больше не сможет. Во всяком случае, работать, как раньше. Но если бы даже захотел и смог, не смогла бы Юлька. Не смогла бы больше мириться с его вечными командировками, вечными к нему звонками из дальних мест, где рабочий день в разгаре, когда в Москве спят; с его ответственностью за все и вся, с круглосуточными заботами о планах — выполненных и невыполненных, с увязками чего-то с чем-то, а также какими-то неувязками, с тысячью других вещей и понятий, о которых она наслышана с детства.

Юлька у папы одна. И он один у Юльки. Маму она не помнит. Мама умерла давно, когда Юлька была совсем маленькой. Неожиданно умерла — от гриппа. С тех пор дома болезнь эта считалась самой коварной и страшной. Во втором классе Юлька тяжело захворала — высокая температура, бред.

Надо было видеть папину неимоверную радость, когда врач определил корь!

Кстати, выбор Юлькой института — медицинский, и никакой другой! — как раз и определялся тем, что на свете продолжал существовать гриппозный вирус — грозный, неистребимый.

Приняв решение не сдавать в институт, а поступать на работу, Юлька никак не ожидала, что работать ей идти в сущности некуда.

На досках объявлений, развешанных на каждом шагу, в приложении к газете «Вечерняя Москва», на стендах у заводских проходных — повсюду бросались в глаза слова «требуются» и «приглашаются», за которыми следовали длинные перечни самых различных профессий и специальностей.

В ком только не нуждался город!

Требовались и приглашались строители и механики, шоферы и машинистки, бухгалтеры и плотники, научные работники и швеи-мотористки. «Водитель трамвая — интересная профессия!» — взывала афиша. «Водитель троллейбуса — интересная профессия!» — как бы спорила с ней другая. И невозможно было решить, какая же из них все-таки интересней.

В общем, требовался кто угодно и сколько угодно. Не требовалась никому лишь одна-единственная девушка, вот эта: рост метр шестьдесят пять, вес пятьдесят четыре, цвет глаз в плохую погоду серый, в хорошую — голубой, волосы русые, пора бы их чуточку постричь, лоб в меру высокий, нос ничего себе — нос как нос, не хуже, чем у других, улыбка… ну, нельзя сказать, чтобы обворожительная, но вполне подходящая, веселая улыбка. Девушка имеет аттестат зрелости со средним баллом четыре и пять, так что не совсем уж круглая дура, ноги, по мнению того же Славки, на зависть манекенщицам, нрав общительный, характер сносный, то есть характера, кажется, еще нет, но скоро какой-нибудь да появится.

Окончив пристрастное саморазбирательство, Юлька напоследок строила себе рожу и отходила от зеркала.

Было, разумеется, немало объявлений, призывающих молодежь учиться. Техникумы, институты, самые различные училища и школы извещали о наборах студентов, курсантов, учащихся. Однако Юльке подобные объявления не были интересны. Юлька не собиралась учиться, а уж потом работать. Она хотела начать работать, а уж потом учиться, точнее, учиться одновременно с работой. Она стремилась стать самостоятельной как можно быстрее, чтобы к тому дню, когда выйдет из больницы отец, факт свершился.

Именно реальное действие с ее стороны, в некотором даже смысле жертва, потребует от отца уж никак не разговоров, но ответного, встречного действия, тоже, если хотите, жертвы. Решительный Юлькин отказ от давным-давно взлелеянной мечты стать врачом не мог для него ничего не значить.