Ящик Пандоры, или пропавшие дети

Всё же Стася заставила себя изобразить улыбку на лице. Приветственно воздела правую руку и медленно изрекла:

– Жители далёкой планеты! Вас приветствует астронавт с планеты Земля!

– Зьемь… лья? – переспросил стоявший чуть впереди остальных инопланетянин. И, указав на небо, повторил: – Зьемьлья!

Тем же плавным жестом он указал вниз:

– Грациэлльо!

И, махнув рукой в сторону, где должна была закончиться дорога, произнёс чуть иначе:

– Грациэньо!

Он показал знаками девочке, чтобы она следовала за ним, и по трапу вошел на корабль. Стася подчинилась, хотя ей стало не по себе, когда его спутники сомкнулись за её спиной, словно конвоиры, и следом за ней поднялись на корабль. Прошли по узкому, тускло освещённому коридору в каюту, где возле пульта со множеством мерцавших лампочек стояли пластмассовые кресла с металлическими зажимами для рук – видимо, вместо земных ремней. Едва они успели сесть, как летающая тарелка мгновенно взмыла ввысь и плавно полетела над пустыней. И уже через несколько минут впереди показался город с одинаковыми, будто слепленными из идентичных – одна к одной – деталей детского конструктора, высокими домами- небоскрёбами.

– Грациэньо! – торжественно вымолвил командир экипажа. И Стася послушно повторила за ним название столицы.

Блюдце приземлилось на плоской крыше одного из небоскрёбов. Инопланетяне встали, указывая девочке на выход. На этот раз её сопровождение ещё больше напоминало конвой: командир важно вышагивал впереди, двое по бокам Стаси, и трое замыкали шествие. В руках у них были серебристые, будто из алюминия, трубки. Они вполне могли оказаться бластерами. Но не стоит прежде времени бояться, подумала Стася. Вряд ли они привезли бы её в такую даль, если хотели бы уничтожить. Это ещё проще было бы сделать в пустыне. Нет, они – конечно, не эти пешки, а руководители планеты – вступят с ней в контакт, обменяются посланиями, а потом… А потом будет видно.

И она высокомерно задрала подбородок, стараясь произвести впечатление на инопланетян. Скорее всего, сейчас её приведут в телестудию – чтобы вся планета смогла увидеть Гостью с Земли. И она скажет: «Я – посланница Планеты Земля! Ваша планета прекрасна, и мы хотим стать вашими друзьями!..»

Стася обдумывала речь и в кабине довольно-таки обшарпанного лифта: спуск вниз продолжался ужасно долго. Наконец лифт остановился – да так резко, что все попадали друг на друга. Стасе с трудом удалось скрыть своё отвращение, когда её руки коснулись по-лягушачьи холодных и скользких тел инопланетян, и она постаралась скорее высвободиться из большого копошащегося кома. Но и хозяева не остались в долгу. Их противные лица брезгливо кривились, и, наконец расцепившись, инопланетяне принялись трясти перепончатыми лапами, будто стряхивая налипшие молекулы чуждого – Стасиного! – тела. А главный даже прострекотал что-то вроде: «Бррр-р-р-р-р-ц-ц-ц!..»

Двери лифта разошлись, и перед Стасей оказался длинный и узкий коридор со множеством дверей. Одна из них открылась, и грациэлляне втолкнули Стасю в крохотную комнатку без единого окна. Вдруг со всех сторон ударили направленные на Стасю тугие струи едучей и отвратительно пахнущей жидкости.

Что это: душ? Но она же в одежде! Впрочем, уже через минуту нельзя было назвать одеждой или обувью то, что было на земной девочке. Ужас: под действием «душа» блузка и брючки превратились в бурые слипшиеся тряпки, на хорошенькие итальянские туфельки не позарился бы и последний бомж. А что стало с волосами…

Санобработка длилась всего ничего, но этого хватило, чтобы безнадежно испортить её замечательный наряд и вообще настроение. Жидкость иссякла, и кабину душа тут же заполнили вихри горячего и тоже ужасно едкого воздуха. Одежда и обувь мгновенно просохли, зато сама девочка чуть не задохнулась.

А грациэлляне, не обращая внимания на её состояние, выволокли Стасю в коридор, грубо встряхнули, понуждая твёрдо встать на ноги. Ноги не слушались и разъезжались. Стася почти падала – но трубки «бластеров» – или что это было у них в конечностях – грубо и больно толкали её под рёбра. Грациэлляне сердились на непредвиденную задержку.

И тут самый главный из них заметил золотисто блеснувший на шее девочки медальон. Глаза его алчно расширились, он уже потянулся к украшению – и вдруг отдёрнул пальцы в суеверном ужасе. Разглядев изображение рогатого монстра, он томно закатил глаза и бухнулся на колени, умоляюще залопотал что-то, по-птичьи защёлкал. Следом за ним грохнулись на колени и остальные пятеро. Кажется, прикажи им Стася вылизать с пола лужу грязи, набежавшей из-под двери душа, они с превеликим усердием сделали бы это. Смотреть на это было даже ещё противнее, чем самой терпеть от них унижения. И Стася сердито крикнула:

– Встаньте, что ещё выдумали!

Мгновенно выражение испуга и угодливости исчезло с серо-зелёных лиц, и инопланетяне спокойно встали с колен. Учтиво, но без подобострастия поклонились и пошли – теперь уже с самым обычным деловитым видом. Пройдя немного по коридору, они вновь вошли в лифт – точнее, двое инопланетян вместе со Стасей вошли, а остальные разбрелись в разные стороны.

Этот лифт был поприличнее первого. Стены его, отделанные пластиком, казались довольно новыми, здесь были перильца и даже узкая скамеечка, на которой могли бы усесться два грациэллянина. Что они и сделали – ничуть не заботясь, удобно ли Стасе в её каменных латах стоять, придерживаясь за хлипкие перильца. Хорошо, что на этот раз доехали быстро и затормозил этот лифт почти без толчка.

Здесь тоже был коридор, но дверей оказалось гораздо меньше. К одной из них и направились инопланетяне, а за ними потащилась и Стася.

Вам не приходилось искупаться – а после этого обсохнуть – во всей одежде в растворе строительного бетона? Тогда вы даже приблизительно не можете себе представить, как тяжело было Стасе в невероятно твёрдой и к тому же вонючей амуниции. Ну да сейчас уж, конечно, её приведут в нормальный душ, ещё лучше – в баню! – а потом переоденут во всё чистое (хорошо бы серебристых или нежно-сиреневых оттенков!), приведут в порядок причёску. А тогда уж – хоть на аудиенцию к первым лицам государства, хоть на телестудию.

Как же горько она ошиблась! Никто и не подумал о самом элементарном. В таком вот нелепом и безобразном виде её ввели в роскошный кабинет. За большим письменным столом сидел и тыкал пальцами в кнопки ноутбука грациэллянин, судя по всему, очень высокого ранга. Он смерил вошедших таким изумлённо-презрительно-гневным взглядом, что существа поумнее просто превратились бы в три неравные кучки пепла. Эти не превратились.

Конвоиры, перебивая друг друга и размахивая конечностями, противно залопотали, указывая на Стасю и на её золотой медальон. Хозяин кабинета приподнялся в кресле, вперил взгляд в медальон, а потом нетерпеливо махнул перепончатой кистью сопровождавшим Стасю: пошли вон! Те повернулись и вышли.

Не хватало только щёлкнуть каблуками и вытянуть руку: «Яволь, майн фюрер!..»

А хозяин вышел из-за стола, подошёл к девочке и уставился на медальон, словно придирчиво сверяя, всё ли на нём изображено так, как надо. И вдруг, глядя теперь уже в глаза Стасе, с лёгким акцентом начал говорить:

– Привьетьствую тебья, дьевочкьа с планьеты Зьемьлья! Нье удьивьльяйсья, ньам хьорьошьо знакьома вашьа планьета, и я бьиваль на ньей.

Он снова уселся в кресло – единственное в просторном кабинете – и стал долго разглагольствовать о мире и дружбе, которые теперь, безусловно, установятся между звёздными мирами, о том, что Грациэлльо – самая лучшая планета во всей вселенной. Здесь всё разумно, гуманно, правильно; климат восхитительно мягок, жилища удобны и красивы, а жители – самые грациозные, утончённые, прекрасные существа!

Если бы Стася услышала всё это в первые минуты после своей телепортации, она приняла бы на веру большинство этих тезисов – даже о дивной красоте этих двуногих лягушек. Ведь понятия о прекрасном могут быть диаметрально противоположными. Но – гуманная планета? С «восхитительно мягкой» пустыней, которая едва не убила её немилосердным зноем. И, верно, то, что проделали с ней в этом здании – верх человеколюбия!

Да разве он не видит, как с каждой минутой ей всё тяжелее стоять, как у неё мутится в глазах, как больно измученному телу в бетонных оковах!..

Не видит!.. Он продолжал самозабвенно вещать и прервался лишь услышав гулкий грохот рухнувшей на пол живой статуи. Теряя сознание, девочка услышала, как он возмущённо заверещал что-то на своём режущем слух языке. Несколько инопланетян подхватили её тяжеленное тело и поволокли прочь из роскошных апартаментов, где не полагается падать в обморок.

Всё закружилось, поплыло – и растворилось в удушливой тьме.

Белое пёрышко Гретхен

Стася очнулась в душной полутёмной каморке. Она лежала на полу – всё в той же застывшей одежде. Обвела взглядом комнату и поняла, что её притащили в кладовку. Рядом с ней громоздились какие-то ящики и коробки, непонятные приборы. Девочка попыталась приподняться – и не смогла. Застонала, не в силах даже крикнуть, позвать на помощь.

Но инопланетяне услышали – а может быть, в кладовке у них установлена видеокамера и они увидели, что «гостья» пришла в себя. Кто-то ухватил её за руки и выволок в коридор, нимало не заботясь о том, чтобы не повредить её руки резкими рывками. Вытащивший её грациэллянин сердито прострекотал что-то, и ещё двое подошли к нему. Втроём они с большим трудом помогли Стасе подняться и повели её ещё куда-то. Стася с облегчением перевела дух, когда увидела, что теперь идти было недалеко, в соседнюю комнату.

Это опять оказался душ! Но не тот, карантинный. Здесь было намного просторнее, и бившая со всех сторон вода была почти без едких примесей. Мягкая пенистая жидкость окутала Стасю с головы до ног, и девочка почувствовала, как понемногу отмякают её одежда и обувь. Вскоре она уже могла свободно шевелить руками и ногами. Но как раздеваться – при этих существах? Она жестами попросила инопланетян выйти из комнаты. Те, недоумевая – зачем? – всё же послушались и вышли.

С каким наслаждением Стася плескалась, отмывая слипшиеся волосы и тело! Потом простирала в этих же пенистых струях одежду, отмыла туфли. Прополоснуть бы всё, и с себя смыть бы пену… Тут Стася заметила, что струи стали совершенно прозрачными, с лёгким ароматом неведомого цветка.

Очень скоро и сама она, и – увы, потерявшая прежний вид – одежда были чистёхоньки. Стася натянула на себя мокрую блузку и брюки, и тут потоки воды сменились тёплыми струями воздуха. За несколько минут всё просохло, а короткие, но густые волосы застыли в довольно-таки оригинальной причёске…

За дверью душа никого не было, и девочка растерянно остановилась: куда же теперь идти? Неожиданно словно прямо из стены выступили двое инопланетян и повели Стасю к лифту. Теперь она вышагивала бодро, душ не только освободил её от бетонных оков, но и прибавил сил. Можно было продолжить аудиенцию у говорливого грациэллянина.