Среди осколков

4

– Но я хочу, – упрямился Эгирин, стоявший у большого стола в главном зале Смарагдиуса.

– Эгирин, послушай, это сложно! Я много лет сижу в судействе, и, уверяю тебя, испытания наитруднейшие. Чтобы занять призовое место, нужно быть сильным магом, – устало объяснял Сардер, потирая гудевший висок.

Он понимал желание внука участвовать в поединках, но сердце всячески противилось этому. От переживаний у Сардера с самого утра нещадно разболелась голова.

Эгирин, увидев, что дед морщится от боли, осторожно обошел его сзади и незаметно занес над его головой руку, от которой начало исходить теплое свечение. Через минуту он так же тихо отошел и продолжил неприятный разговор:

– Ты считаешь, что я слишком слаб?

– Нет, Эгирин. Ты очень умен. Но в поединках мало знаний. В первую очередь нужен опыт, а его можно приобрести, только постоянно тренируясь. Ты, увы, был лишен этого. Например, для первого этапа нужно представить такое изобретение, чтобы все удивились. И Эссантия в том числе. Если она сочтет твой труд незначительным или такое уже было изобретено, ты не двинешься дальше. Тебе бы успеть к экзаменам подготовиться. Ну какие могут быть поединки?

– К экзаменам в Смарагдиусе я вполне готов. Да и времени еще полно. Буду усиленно учить. Мне важно сдать их. Я хочу, чтобы меня признали выпускником земной школы и допустили к поединкам.

– Нет! Ты слишком много на себя берешь. Сдашь экзамены, перейдешь в Манибион, а вот на следующий год… – начал горячиться Сардер.

Он по привычке потер висок и неожиданно понял, что боль исчезла. Резко крутанувшись на стуле, он вперил строгий взгляд в невинные глаза внука.

– Ты, что ли, поколдовал, пока мялся за моей спиной? – воскликнул он.

– Нет! Что ты! – с сарказмом ответил Эгирин. – Я же ничего не умею.

– Что за шум? Кричите так, что вас слышно даже из сада, – раздался мелодичный голос, и в комнату вошла Янтария.

Длинные рукава изумрудного платья развевались, как крылья диковинной птицы.

– Кто-нибудь собирается мне ответить или я тихо говорю?

Сардер и Эгирин опустили глаза, словно нашкодившие школьники, и что-то невразумительно промычали в ответ. Когда нужно, Янтария могла быть несгибаемо твердой.

– Я должна повторить вопрос? – она приподняла темно-зеленые брови.

– Да просто я… Мы тут… – начал Эгирин, судорожно подбирая слова.

Он не знал, как рассказать обо всем, чтобы это не выглядело, словно он жалуется на деда. Сардера Эгирин любил. Да и вообще, в шестнадцать лет ябедничать уже не к лицу.

– Ничего такого… Просто мы… – Сардер тоже не знал, как рассказать жене обо всем, чтобы не нажаловаться.

Внука он любил не менее сильно, чем тот его, и тоже не хотел быть ябедой. Ябедничать в шестьдесят три года тем более не к лицу.

– Понятно, – фыркнула Янтария. – Вы опять спорите о поединках. Сардер, дорогой, ну почему ты упрямишься? Позволь мальчику участвовать. Неужели ты не веришь, что он справится?

– Но, дорогая… Я как никто другой знаю, какие там испытания. И ему некогда к ним готовиться. С нового учебного года он должен начать учиться в Манибионе. Какие могут быть поединки?

– Тс-с-с, – Янтария прижала палец к губам, – не горячись. Подумай сам. Больше у мальчика не будет такого шанса.

– Да! – поспешил поддакнуть Эгирин, обрадовавшись неожиданной поддержке.

Видя непримиримую позицию деда, он был уверен, что бабушка уж точно его никуда не отпустит.

– Почему не будет? Закончит Манибион и затем будет принимать участие в поединках на общих основаниях, как положено.

– А ты бы хотел соревноваться с участниками младше тебя? – вкрадчиво проговорила Янтария. – Для него это будет что-то вроде унижения.

– Да! – вновь вмешался в разговор Эгирин, который еле сдерживал себя, чтобы не разразиться многословной тирадой.

– Подумаешь! Всего лишь год разницы.

– Но, дорогой, это для нас с тобой год – пустяк, а для их возраста это целая пропасть.

– Да! – в третий раз поддакнул Эгирин и с надеждой посмотрел на деда.

Сардер задумался. Его лоб перерезала глубокая морщина, а губы упрямо сжались. Но долго он бы не смог продержаться. Как тут возражать, когда на тебя с такой надеждой смотрят две пары одинаковых зеленых глаз?

– Ну ладно, – со вздохом сказал он. – Только нужно получить одобрение стеллиума. Все-таки допуск тебя к поединкам – это нарушение правил.

– Я же не виноват, что все так сложилось.

– Конечно, не виноват. Поэтому я и разрешаю тебе попробовать.

– А давайте прямо сейчас поедем и узнаем, можно ли мне участвовать? Я не смогу ждать еще целый день.

Эгирин не мог даже спокойно стоять на месте. Сардер, ворча, поднялся из-за стола:

– Хорошо-хорошо, поехали. Позови Сентарию, она будет рада повидаться с Луной, да и тебе понадобится поддержка. Ждать вердикта придется долго. Уж что-что, а посовещаться мы любим. Но не забывай – последнее слово будет за Эссантией.

Эгирин, забыв, что ему уже шестнадцать и он без пяти минут выпускник, перескочил через подоконник и помчался по саду, во все горло зовя Сентарию, которая, как всегда, возилась в своем экспериментальном уголке. Услышав о предстоящей поездке, та собралась в мгновение ока. И вскоре все трое пустились в путь, отправив гонцов к остальным правителям.

Тем временем Аметрин тоже решил обсудить с отцом свое участие в поединках. Утром после завтрака он поспешил к нему в кабинет, чтобы посоветоваться по поводу предстоящих испытаний. Каково же было его изумление, когда отец резко оборвал разговор в самом начале:

– Ты не будешь участвовать в поединках!

Аметрин подумал, что ослышался.

– То есть как не буду? – растерялся он.

– Что тут непонятного?

Гиацинт заложил руки за спину и отвернулся к окну. От всей его позы веяло таким холодом, что Аметрин невольно поежился.

– Но почему?

– Потому что я не позволю своему сыну участвовать в балагане.

– Но, папа! Это же величайшие поединки! Какой еще балаган?

– Не понимаю, почему я должен тратить время, объясняя очевидное. Я был о тебе более высокого мнения.

Аметрин разозлился. Совсем не так он представлял себе этот разговор. Он собирался показать отцу свое изобретение, которым очень гордился. И вдруг такая реакция.

– Вынужден признаться в своем скудоумии и нижайше прошу пояснений, – с трудом сдерживаясь, произнес Аметрин.

Изо всех сил стараясь не надерзить, Аметрин невольно перешел на витиеватый язык хранителя Луны. Но, в отличие от Фиччика, получилось у него не забавно, а язвительно, что еще больше разозлило отца.

– Придержи язык, – прикрикнул Гиацинт, по-прежнему не оборачиваясь.

Аметрин, чувствуя себя то ли непочтительным сыном, то ли полным тупицей, пробормотал:

– Но я правда не понимаю…

– Что здесь непонятного? У тебя нет шансов. Победа достанется отпрыскам наших обожаемых правителей.

– Ты имеешь в виду Кианита с Эгирином?

– А кого же еще?

– Нет, отец! Неважно, что они внуки правителей! Это не дает им никаких привилегий!

– Это ты так думаешь. Но на самом деле там все подстроено. И я не позволю тебе позориться.

– Неправда! Поединки – честные соревнования. Они устроены так, что сжульничать невозможно.

– Да? А почему тогда в судейской коллегии сидят правители? А я тебе скажу! Они там сидят, чтобы помогать своим дочкам-сыночкам или любимым ученикам…

– Ну нет! Позволь мне с тобой не согласиться, отец. Правители никогда не давали повода усомниться в своей честности. А сидят они там, чтобы участники не хитрили. И баллы считают. От них же ничего не зависит, это всем известно.

– Это все твоя Луна! Крутишься там возле нее во дворце, а потом их защищаешь! Но я знаю, что говорю. Поэтому ты в поединках участвовать не будешь. И точка!

Неизвестно, на что рассчитывал Гиацинт. На то, что Аметрин покорится и забудет о поединках? В таком случае он плохо знал своего сына.

– Ну уж нет! – вспылил Аметрин. – Я не верю, что правители помогают своим детям и внукам. Хочешь так думать – думай, а я буду участвовать, и ты мне не запретишь! В конце концов, мне уже шестнадцать.

– Это что за тон? – Гиацинт тоже повысил голос.

Он наконец-то повернулся к сыну и отошел от окна. Его янтарные глаза сузились, а лицо исказилось от гнева.

– Я сказал нет, значит, нет! Как ты смеешь спорить и не подчиняться?

– Я не твой солдат! Я твой сын. Ты не можешь мной командовать. И мне не нужно твое разрешение. Я уже достаточно взрослый, чтобы самому думать о своей судьбе.

Гиацинт в один миг оказался рядом с сыном и наотмашь ударил его по лицу. Рука Аметрина сначала инстинктивно дернулась, чтобы блокировать удар, но потом безвольно повисла вдоль тела. Лисса, до этого сидевшая на стуле, огненной молнией взлетела ему на плечо, зашипела, взмахнула хвостом, и в Гиацинта полетел сноп искр. Аметрин успокаивающе погладил ее.

Раздосадованно отмахнувшись от искр, Гиацинт произнес сквозь зубы:

– Не смей мне перечить. То, что вы каким-то чудом одолели Жадеиду, не сделало тебя всесильным. Спустись с небес на землю! Тебе ни за что не победить в поединках. В финале будут Эгирин и Кианит, а ты слетишь еще в отборочном туре. Нашей семье такой позор не нужен. К тому же у меня на тебя другие планы. Может, тебе даже и экзамены не понадобятся.

Последние слова были сказаны так тихо, что Аметрин не услышал их.

– Я буду участвовать! И теперь я еще больше хочу победить. Чтобы доказать тебе, что ты не прав!

Выкрикнув это, Аметрин с горящей щекой вылетел из кабинета. Он чувствовал себя униженным, и это чувство ему не нравилось. Отец всегда был строг с сыновьями, иначе невозможно поддерживать дисциплину, но чтобы так?!

Выскочив из дома, юноша широкими шагами прошел сквозь крохотный сад и, выйдя за забор, сел под раскидистым деревом. Ему нужно было остыть и прийти в себя. Лисса тоже никак не могла успокоиться, она гладила крохотными лапками красную щеку Аметрина и чуть не плакала.

– Я не должна была допустить этого, – сокрушалась она. – Хранители не могут вмешиваться в отношения родителей и детей. Но то, что произошло сегодня, выходит за всякие рамки. Он не имеет права бить тебя. Я должна была… но я растерялась.

Крохотная слезинка скатилась по рыжей шерстке. Аметрин еще раз погладил Лиссу.

– Ты ничего не могла сделать. Я бы все равно не стал драться с отцом.

– Ты как? – тихо спросил Пиритти, подходя к Аметрину и садясь рядом.

С другого бока примостился Пироппо, в чьих глазах стояли слезы. Он-то уже предвкушал, как они с Пиритти будут хвастаться победой брата, в которой оба не сомневались. Но, подслушав разговор Аметрина с отцом, мальчишки вообще перестали понимать, что происходит. А то, что отец не считает важным их участие в победе над ведьмой, оскорбило их до глубины души. Лица братьев горели не меньше, чем у Аметрина, на правой щеке которого все еще виднелся след от удара.

– Нормально, – глухо ответил Аметрин, ни капли не удивившись тому, что Пиритти и Пироппо всё знают.

Сейчас он настолько растерялся, что даже обрадовался их присутствию. Оставаться один на один с непонятными мыслями ему не хотелось.

– Что бы там папа ни говорил, мы за тебя! Мы знаем, что поединки честные, и ты обязательно победишь, – воскликнул Пиритти. – И я, когда окончу школу, тоже буду участвовать.