Краснодар: годы испытаний 1942-1943 годы. Книга первая

44летний Рис Адольф Борисович, беспартийный, плановик эвакуированный из РостованаДону;

43летняя Рис Альба Георгиевна, беспартийная, домохозяйка;

79летняя Красинская Татьяна Ароновна, беспартийная, мать советского офицера;

82летний Красницкийо Лев Онисович, беспартийный, отец советского офицера;

39летняя Дергулян Елена Матвеевна, беспартийная, домохозяйка;

34летний Бенников Михаил Иванович, беспартийный, рабочий артели «Кожевенник»

30летний Шишман Юзеф Соломонович, беспартийный, инженер строитель;

62летний Шишман Соломон Семенович, член ВКП(б), госэксперт;

58летняя Шишман Ольга Осиповна, беспартийная, домохозяйка;

62летний Кокенай Соломон Яковлевич, беспартийный, инструктор, ремонтной службы училища;

49летний Брескивер Яков Соломонович, беспартийный, кустарь;

48летняя Брескивер, беспартийная, домохозяйка;

24летний Алиев Семен, инвалид Отечественной войны.

В акте №4 «О злодеяниях фашистов» от 20 июня 1943 г.257 говорилось: «часть захваченных краснодарцев привозились во двор дома пл ул. Красной, 111 и запирались в комнату №5 (со стороны ул Красной) Здесь размещалась ГФП312 Гестапо. На следующий день, после допросов, арестованные раздевались до нога увозились душегубкой ко рву. Эти показания дали жители соседнего дома Желтобров Леонид Иванович и Соколовская Александра Александровна, проживающие по адресу ул. Шаумяна (Рашпилевская) 109.

Список части жертв полевого гестапо удалось собрать из предсмертных записок оставленных арестованными. Можно предположить, что не всем удалось оставить весточку о себе. Судя по документам архива жертв гестапо было значительно больше.

Краснодарская тайная полиция ГФП «Гехайме фельдполицай» делилась на четыре группы, каждая из которых занималась своим делом. Что же представляли собой эти нелюди? Группу специальной проверки русского населения возглавлял унтерштурмфюрер Пашен – старый разведчик, который в довоенные годы был резидентом чуть ли не во всех западноевропейских странах. Он хорошо владел французским, английским и итальянским языками. Хвастаясь перед сослуживцами, он уверял присутствующих, что к каждому человеку при желании он может подобрать ключик, надо только знать, какую человеческую эмоцию следует при случае использовать. Однако этот «опытный» и хитрый контрразведчик не смог распознать русскую душу, разоблачить наших разведчиков Тейлора, Аркадия и др. Справедливости ради следует отметить: Пашен убедился, что проверенная на Западе теория неприменима к русским ввиду их интеллектуальной «отсталости».

Унтерштурмфюрер Кирмер, в прошлом дипломированный полицейский сыщик, возглавлял группу из 12 офицеров. Эта группа занималась выявлением советского актива. Учитывая составленные ими три списка, эта «работа» не составляла особого труда.

Унтерштурмфюрер Сарго отвечал за борьбу с партизанами. Его группе доставалось больше всего. Причиной было то, что злополучный вояка не имел боевого опыта: до войны он был крупным виноделом и теперь тяготел больше к коммерции, нежели к службе, присматриваясь к краснодарским виноградникам, мечтая прибрать их к рукам.

Перед бегством из Краснодара фашисты в спешке заметали следы своих преступлений. Одним из них были советские военнопленные – те, кто не пошел на службу к врагу. На допросе военного трибунала, проходившего в нынешнем Дворце бракосочетаний, в октябре 1963 года вахман, каратель зондеркоманды СС 10А Еськов поведал следующее:

«…Расстрел военнопленных возглавлял немец, офицер, лет 40–45. Роста он был среднего, коренаст, широк в плечах, крепкого телосложения. Широкое лицо, тяжелая нижняя челюсть. В его движениях и взгляде было чтото звериное. В моей памяти этот человек остался как самый страшный из всех виденных мной палачей. В этот день нас было выставлено больше обычного. Как правило, на душегубку выставлялось человек 4–6, а здесь была организована вся команда, все принадлежащие ей машины. Кроме того, были выставлены машины и люди из немецких войсковых частей. Как только оцепление было выставлено, военнопленным приказали вылезти из машин и садиться в одном месте, метрах в пятидесяти от ямы… Мне кажется, что офицер, командовавший операцией, делал это, чтобы насладиться муками людей, которым надо было проходить такой большой путь к смерти. Приказали проходить по одному. Расстрел начался. Обреченные по одному, кто медленно, кто бегом, подходили и становились по колено в воду в ров. Офицер не торопился. Он даже указывал рукой, где стоять. Стрелял одиночными выстрелами в затылок, трупы падали в воду, мутная вода окрашивалась кровью. Так прошло примерно около 15–20 человек. Военнопленные уже стали без команды подбегать по два и по три человека сразу. Еще стоявшие на коленях не были расстреляны, как подбегали новые, поэтому некоторые успели упасть в воду, не замеченные палачом. В это время один из военнопленных, дойдя до ямы, не прыгнул в нее, а пробежал сзади офицера, перескочил через насыпь и скрылся в винограднике. Увидев это, палач зарычал, посмотрел на нас и побежал следом за ним. В эту минуту, когда расстрел временно прекратился, из ямы на другую сторону рва стал вылезать человек. Ктото крикнул: «Стреляй!»; я вскинул винтовку и выстрелил в этого человека. Он осунулся и упал в ров…

В другой раз мы прибыли к месту казни. Арестованные вышли. Больная женщина сказала: «Расстреливать привезли, гады». Мать громко рыдала, обнимая и целуя дочь. Женщина крепко прижала к груди ребенка. Больная, сбросив платок, сошла в окоп и, повернувшись, сказала: «Придет и ваша смерть, выродки!». Офицер выстрелил в нее и закричал: «Шнель!». Мы тоже кричали: «Быстрее! Быстрее!», подталкивая арестованных. Дочь вырвалась из объятий матери, громко крикнула: «Да здравствует Ленинский комсомол!». Прыгнула в окоп – ее застрелили. Мать побежала следом, ноги ее не слушались, она спотыкалась и падала. Добежав до окопа и крикнув: «Доченька!» – упала, обняв окровавленный труп дочери. Очередной выстрел оборвал ее рыдания, и они остались лежать, обнявшись, обливая друг друга кровью. Последней спрыгнула женщина с ребенком, закрывая его своим телом. Офицер стволом автомата повернул женщину и выстрелил в ребенка. Мать вскрикнула, крепче прижала ребенка к груди, но следующий выстрел разделил их: труп ребенка упал из рук матери и откатился в сторону. Мы закопали еще истекавшие кровью трупы. На обратном пути один из карателей нашел бутылочку с молоком и, смеясь, выпил: не пропадать же добру!»258.