Яд

— Да будет вам известно, мой юный друг, в мире ничего не появляется просто так, в особенности такого, что захватывает умы и сердца масс. Знаете ли вы, что изначально, в фольклоре, образ вампира, вурдалака, не-мёртвого не имел в себе ровно ничего привлекательного? Суеверные крестьяне вбивали колья в грудь особо подозрительным покойникам, отрезали головы, набивали горло чесноком, а встречи с теми, кто всё-таки восстал, описывали в далеко не восторженных тонах. Мертвецы, выбиравшиеся из могил, чтоб пить кровь живых, вызывали ужас и отвращение, они описывались как хищные животные, если не хуже, монстры без памяти и чувств, с единственным желанием — отнимать жизни… Таково было мышление в той среде, где родился этот миф. Когда же всё изменилось? С Брэма Стокера и его знаменитого произведения, скажете вы, и будете во многом правы. Вся эта, как молодой человек выразился, попса выросла из этого нашумевшего романа. Чтобы понять причину популярности жанра, надо понять причину популярности «Дракулы» Стокера, а для этого нужно знать эпоху… Вы, юноша, возможно, имеете общие представления о викторианской эпохе, которые можно получить из книг и фильмов, но едва ли интересовались ею глубоко, не так ли? — Спайк согласно-удручённо улыбался, — о, только не воспринимайте как упрёк, это совершенно естественно! Мрачные времена ханжества, лицемерия, торжества бесчисленных условностей, когда невиннейшая в современном понимании фраза могла испортить твою репутацию необратимо, когда женщина при особо неудачном стечении обстоятельств могла провести в трауре половину жизни, удивительное сочетание прагматизма и мистицизма… удручающее противоречие между формой, стремящейся закрепить, законсервировать некое привычное понимание блага, и живым человеческим духом, желающим перемен столь же справедливо, как выросшее дитя желает одежду своего размера. Какой смысл говорить, что было не только это, что люди всё равно жили, любили и радовались, след в культуре, в обывательском представлении оставлен такой, какой есть… Поэтому не правы те, кто думают, что всё дело только в популярности всякого рода мистики, в том, что общество испытывало потребность пощекотать себе нервы. Точнее, это только одна сторона. Потому что, как я уже говорил, именно тогда образ вампира становится не исключительно пугающим. А примерно тем, что он есть и сейчас — тёмная романтика, тёмный соблазн, тёмный эротизм. Это образ, отражающий подавленную сексуальность, протест против закрепощения живых человеческих чувств, желаний. Вампир всё ещё понимается, разумеется, как зло, угроза, но угроза уже не только для физического тела, и даже не только для души в том лишь смысле, что обращённый тоже становится монстром, обречённым убивать… угроза для разума. Жертва боится не столько смерти, сколько обращения, читатель, ассоциирующий себя с жертвой, трепещет от осознания не слабости и беспомощности перед убийцей в ночи — это касалось бы и обычного, не мистического убийцы, а собственных необузданных пагубных желаний, несовместимых с моралью и добродетелью. Да, вот это, кажется, мало кто понимает: монстр, в когтях которого они представляют себя, это они же сами, та тёмная сторона, которую они вырастили годами запретов. Неудовлетворённое желание в зачатке, в исходнике могло быть сдержанным и невинным, но будучи заклеймено чем-то дьявольским — таковым и стало. Не слушайте тех, кто будет с брезгливым видом говорить, что глупо и грубо всё сводить к сексу — в них говорит ровно то же ханжество и неспособность называть вещи своими именами. Нравится им это или нет, но к сексу сходится всё, или почти всё. Просто потому что это сильнейшая потребность человека из тех, что не связаны напрямую с его личным выживанием, а в отдельные моменты — важнейшая, и притом самая табуированная, окружённая огромнейшим довеском стыда, страха, всяких мифов и стереотипов… Никто не будет стыдить вас за то, что вы, будучи молодым здоровым юношей, или тем более девушкой, хотите есть, понимаете? Возможно, кто-то осудит вас за то, что вы поели не дома, что решили попробовать что-то экзотическое, что хотите достичь высокого мастерства в кулинарии или что купили себе тостер и вафельницу, но этого будет много меньше… Я надеюсь, моя аллегория понятна. Любые аллегории справедливы лишь до определённой степени и могут быть не поняты, не вызывать нужного эффекта, а это будет значить, что они неудачны. Моим студентам всегда нравятся мои аллегории, но может быть, это невинная детская лесть из нежелания иметь проблемы с зачётом, кто знает? И если кто-то считает наше время эпохой сексуальной свободы, где все проблемы остались в прошлом, я хотел бы порадоваться за этого человека, но увы, скорее всего, он лукавит. Разумеется, молодые люди гораздо легче знакомятся, вступают в отношения, не торопятся связать себя узами брака, расстаются или разводятся и находят новую любовь. Но они по-прежнему переживают о своей привлекательности, стесняются своих желаний, а иногда и сами осознать их не могут, по-прежнему интимное является предметом компромата… По-прежнему называется интимным, тем, о чём не с каждым можно заговорить, слишком велика вероятность пожалеть об этом. По-прежнему многие родители считают наилучшей заботой о детях ограждать их от всего, что связано с сексом, как от самой грязной грязи в мире. По-прежнему это приводит к поломанным судьбам. В лучшем случае личные драмы, скоропалительные браки и скандальные разводы, а в худшем — семейное насилие и расчленённые тела в лесополосе. Такие грустные дела, мой юный друг. Так что популярные сегодня образы кино и литературы, будь то смазливые кровососы или роковые соблазнители попроще — явление не новое и тем более уж не странное. И ошибкой было б думать, что это относится только к девушкам. К ним в большей мере, да, ведь женский пол и теперь испытывает гнёт сексуальных запретов в куда большей степени, чем мужской. Просто у мужчин этот гнёт иной — страх проявить свою сексуальность каким-то не одобряемым образом, быть отвергнутым, оказаться не на высоте… Вот вы, юноша. Вы не из тех, разумеется, кто подражает образу киношного вампира, нет должной нарочитости… потому что вы делаете это бессознательно — просто выбираете для своего имиджа черты, привлекательные для противоположного пола, как делают это все. Но то, каковы эти черты и какой в итоге образ они создают — не случайное совпадение. Это говорит об особенно сильной, болезненной потребности в принятии…

Спайк тогда так охренел от всего услышанного, что проводил выбранную было жертву до дома в целости и сохранности. Профессор, беззастенчиво наслаждаясь отсутствием необходимости самому как-то поддерживать тело в вертикальном положении и притом явно не задумываясь, что спутнику слишком легко даётся его немаленькая ноша (всё-таки алкоголь притупляет критическое мышление, даже у профессоров), продолжал вещать.

Сейчас Спайк жалеет, что ввиду уже несовершенной дикции не всё разобрал, а ввиду параллельно развернувшегося собственного мыслительного процесса не всё и запомнил из этой занимательной беседы. Дорога была как будто не слишком длинной, но в неё уместилось многое: краткий экскурс в мифологию западных и восточных славян, разбор пары типовых сюжетов фильмов о вампирах — боевиков и мелодрам, всякие неожиданные фольклорные корни там, где ты и не подумал бы их искать… Спайк о своём выборе не жалел — привилегия хищника иногда отпускать жертву, и даже не позволять ей узнать, что она прошла по краю. Он нашёл новую буквально сразу же после того, как в окне на третьем этаже зажёгся свет и замаячил грузный малоустойчивый силуэт, и на смену странному подспудному удовлетворению от успешности миссии по доставке случайного собутыльника до дома пришёл знакомый и приятный охотничий азарт, этот аналог душевного комфорта для того, у кого нет души. Да, всё было сделано как нельзя более правильно, двухметровый пышущий молодостью и здоровьем бугай, на котором куртка, кажется, пыталась треснуть, как кожура на переспевшем фрукте, и что интересно, не пьяный — куда более достойная добыча. Спайк от души погонял его по парку и паре прилежащих кварталов, то позволяя заметить слежку, то давая поверить, что от неё удалось уйти; выбрать момент для атаки это ведь тоже целое искусство — не слишком скоро, чтоб успеть насладиться предвкушением и азартом, но не слишком затягивать, чтоб не измотать жертву, не лишить её способности к мало-мальскому сопротивлению. Нельзя сказать, чтоб Спайк имел что-то принципиально против жертв беспомощных — детей или вот таких тюфяков, как первоначально выбранный им вариант, но в итоге решил, что этой ночью желает другого блюда. Потом сидел у склепа, колупая облупившуюся краску на скамейке, ждал Друзиллу, в голове было в основном сыто-пусто, но временами всплывали какие-то обрывки услышанного, например, вот это — что молодые люди эпатируют публику мрачным имиджем и нетривиальными, да что там, неодобряемыми интересами вследствие неудовлетворённости. Не только сексуальной, хотя что уж там, её тоже, а вообще, отношенческой, жизненной. Вызывая у окружающих пугающие ассоциации, богохульствуя, оскорбляя общественную мораль, они испытывают экстаз, которого не могут получить обычным образом, из-за глубоко внутри сидящего страха. Это и крик о помощи, и крик возмущения. Кто-то, быть может, мог бы посмеяться над такими заключениями, Спайку же было что вспомнить…

Размышления прерываются самым неожиданным и банальным образом — в помещение врывается Баффи.

— Тебя стало возможно застать врасплох? Предположила б, что ты заболел, если б такой абсурд был уместен. И давно ты там смотришь стену? Что показывают?

Спайк оборачивается. Смотрел он, конечно, не стену, и даже не книжку, которую положил на полку — хорошо, что положил, а не поставил, соответственно, корешок Баффи не виден, но если это вообще возможно объяснить, рассказ придётся начать издалека.

— Думал, что почему-то до сих пор не спросил твоего компетентного мнения — как ты считаешь, почему людям, особенно молодёжи, особенно девчонкам, нравятся фильмы про вампиров?

Баффи к тому времени расстегнула и стянула куртку, и уже готова была бросить её на кровать.

— Потому что они ни хрена о вас не знают, даже не подозревают, что вы существуете, и насколько вы не похожи на нарисованный образ трагического страдальца в чёрном плаще, не способны даже вообразить, насколько вы отвратительные, циничные и жестокие монстры, встреча с которыми обещает отнюдь не прогулки под полной луной среди романтично шелестящих кладбищенских цветов, а разорванное горло и переломанные кости? Если эта популярность греет тебе то, что вместо души, то ты ещё тупее этих девчонок — расслабься, они любят тщательно продуманный режиссёром образ, с тобой это никак не связано, встречи с вами реальными не искала б и самая конченая из идиоток!

— Самокритично, — хмыкает Спайк.

— Пошёл ты нахрен! — Баффи в психе вылетает вон. Тут же возвращается за курткой, это возвращение, несколько снижающее серьёзный эффект отбытия, выбешивает её, видимо, ещё больше, хотя кажется, куда больше. Кажется, бормочет на грани разборчивости несколько выражений, которые смутили б бывалого работника автосервиса, и удаляется окончательно.