Идеалы Империи

* * *

День Империи выдался поистине праздничным: орбитальные зеркала усиливали солнечный свет и направляли его на столицу, а метеорологические службы изрядно потрудились, разгоняя весенний туман. Но, несмотря на все эти праздничные ухищрения, украшенные флагами и разноцветными лентами улицы и торжественные гимны, звучащие из мегафонов, Галену было необыкновенно тревожно.

Новоиспеченные офицеры военных академий со всей Империи строевым шагом проходили по площади перед дворцом, оцепленной вездесущей охраной. Они лихо отдавали честь Императору, а тот благосклонно взирал на молодежь из глубины своего капюшона, время от времени перебрасываясь короткими репликами с гигантом в черных доспехах. Парившие гравитационные платформы со зрителями чутко отслеживались соответствующей аппаратурой, а на каждой ступени, ведущей к тронному возвышению, застыли безмолвные фигуры в алых плащах, кирасах и глухих шлемах. Гален даже мог распознать в полуденном сиянии короткие вспышки дефлекторных щитов, защищающих Императора от дерзких попыток покушения. Да и какой безумец решился бы на это, зная, что рядом с Повелителем Галактики находится сам Дарт Вейдер?!

Эрсо отвел взгляд, пытаясь угадать, в какой из одинаковых шеренг кадетов, чеканя шаг, идет Джин. Думал ли он когда-нибудь о том, что будет стоять в почетной ложе и воочию наблюдать военный триумф Империи? Непобедимое чудовище режима поглощало все новые и новые жизни… Вот и его Джин стала одним из винтиков в этом жутком механизме.

Он закрыл глаза, чтобы не видеть воплощение своих кошмаров. Ужасно болела голова. Гален чувствовал себя старым, бесполезным и разбитым. Даже то обстоятельство, что он косвенно приближает победу Альянса повстанцев, передавая через связного новейшие редакции чертежей боевой станции, не приносило облегчения. Он считал, что поступает правильно, идя против Империи, но это не избавляло его от угрызений совести, потому что он предавал Орсона, при этом продолжая пользоваться им.

Парад был в самом разгаре: Император принимал присягу новых офицеров, и те добровольно клеймили свои души знаком «шестеренки». На это было тяжело смотреть, и Гален прикрыл слезившиеся от солнечного сияния глаза. За спиной неожиданно послышался стук каблуков, и рядом с ним встал сам Уилхафф Таркин, губернатор Внешнего кольца и вдохновитель политики геноцида и массового террора. Если бы Эрсо хватило смелости, он отшатнулся бы, но он остался стоять, невольно чувствуя себя жалким насекомым на ладони этого могущественного существа.

— Прекрасное зрелище, не так ли? — холодный голос с безупречным корусантским акцентом выражал что угодно, кроме истинного восхищения.

Гален нехотя кивнул, поддерживая образ послушного инженера.

— Полагаю, вы вправе гордиться своей дочерью. Несомненно, она — украшение вашей династии.

— Разумеется, — придав своему голосу убедительности, согласился Эрсо.

Таркин отвлекся от созерцания парада и уставился немигающим, как у хладнокровной рептилии, взглядом в лицо Галена. Помолчав немного, он насмешливо произнес:

— Никогда не думал, что скажу это, но ваш приятель действительно умеет грамотно использовать ресурсы.

— Моя дочь — не ресурс, — сквозь зубы процедил Гален.

— Надеюсь, ради вашего же блага, что на самом деле вы так не думаете, — тонко улыбнулся Таркин. — Все мы — лишь материал, из которого можно сотворить либо величие Галактики, либо то, что не жаль выбросить. Чтобы второе не произошло с вашей дочерью, я, пожалуй, возьму ее в свой штат. Она показала невероятные успехи в аналитике, а Кренник… Он ее избалует. У нашего общего знакомого есть такая черта — слишком оберегать то, что ему дорого.

Не дожидаясь ответной реплики Галена, будь то согласие или отказ, Таркин добродушно хлопнул ученого по плечу и удалился.

* * *

Джин стояла у панорамного окна и, открыв одну из секций, меланхолично курила, сбрасывая пепел прямо на подоконник. В горле горчило от дыма, однако девушка не придавала этому значения, сосредоточившись на той информации, что она может доверить бывшему куратору. Еще в академии она крепко усвоила одно правило: не стоит раскрывать свои карты сразу и особенно — доверять тем, кто рядом с тобой и может использовать каждое твое слово в своих целях. Однако она хотела верить Орсону, несмотря на тот уровень допуска, который ей предоставил ее новый руководитель.

Разумеется, губернатор Таркин знал, что в первую очередь Джин обратится к тем сведениям, которые касались ее куратора, и только во вторую — отца. Орсон Кренник был опасен. Тем, что имел слишком много власти на вверенных ему объектах и расставлял на ключевых постах верных исключительно ему одному людей. Тем, что был достаточно умен и хитер, чтобы избежать около двух десятков покушений на свою жизнь, безжалостно подставляя своих политических противников под удар. Тем, что пользовался малейшей возможностью, чтобы сохранить и умножить любое свое преимущество в борьбе за власть. Но даже у него были слабости.

Джин выдохнула горький дым и еще раз мысленно составила план будущего разговора, понимая теперь, как долго она ходила по лезвию бритвы, будучи буквально заложником в яростной гонке за успехом в передовых разработках нового вида оружия. Вот только вряд ли ее несуществующее влияние на отца стоило таких усилий со стороны спецслужб.

Зашипев, входная дверь отъехала в сторону, и вошел Орсон, на ходу отстегивая свой великолепный белый плащ и небрежно роняя его на пол новенькой квартиры Джин. У него был приоритетный доступ и ключи от всех дверей, и Джин не собиралась менять это даже после того, как узнала много нового о своем возлюбленном. Напротив, она улыбнулась ему ласково и тепло, обняла, вдыхая знакомый аромат древесно-цитрусового парфюма. Озорно усмехнувшись, он позволил ей сбить уставную каскетку со своих седеющих волос. Джин знала, что ей можно все, и приняла окончательное решение.

— Ты оказался прав, — немного хриплым голосом сообщила она, делая очередную затяжку. — Почти сразу после церемонии присяги повстанцы нашли способ связаться со мной.

Орсон приподнял брови в ожидании продолжения. Джин бросила ему силикат-флешку, и он проворно поймал ее и спрятал в поясной карман.

— Здесь вся подробная информация: видео и аудиозаписи разговоров, попытка вербовки, имена… Не думаю, что они пользуются настоящими, но твои спецы это выяснят, верно?

— Конечно, — кивнул Орсон. — Но, может быть, есть что-то, о чем ты хотела бы поговорить без протокола?

— Ты имеешь в виду мои собственные выводы?

Джин отвела взгляд, чтобы он не увидел, как она благодарна ему за это внимание. Орсон всегда предпочитал узнавать ее собственное мнение, и ей нравилось то, что с ним ей не нужно было притворяться.

— Судя по тому, как топорно все было обставлено, они явно считают, что на дочери гениального Галена Эрсо природа отдохнула.

— Надеюсь, ты не стала их переубеждать? — мягко хмыкнул Кренник.

— Ну что ты, я, как могла, изображала наивность и всецело поддерживала имидж обеспеченной девушки, которую куратор и отец с громкими именами пристроили на непыльную работу в штат самого Уилхаффа Таркина. Разумеется, повстанцев это заинтересовало. Они пели красивые песни о свободе и равенстве в Галактике после свержения режима — шпарили, как по методичке, да только я их пропаганду наизусть выучила еще в академии, поэтому мне не составило сложности поддакивать в нужных местах.

Орсон внимательно слушал, а еще, кажется, заинтересованно принюхивался к тому, что именно курит Джин. Наконец он спросил:

— Это они дали тебе эту дрянь?

— Ага, целую пачку, представляешь? Аттракцион невиданной щедрости. Будто я не знаю, что зициум при регулярном применении вызывает привыкание и ослабление воли.

— Ты уже отправила Таркину отчет?

— Пару часов назад. — Джин выкинула окурок в форточку и посмотрела Орсону прямо в глаза. — Что? — с вызовом спросила она, нервным жестом поправляя жесткий воротничок. — Осуждаешь?

— За что именно?

Орсон плавно сделал шаг и оказался совсем рядом с Джин. Так, что она почувствовала его чистое, теплое дыхание на своей щеке. Он осторожно привлек девушку к себе, и она расслабленно уткнулась носом в его плечо, прекрасно понимая, как часто такие вот нежные объятия превращались в смертельный захват. Для других.

— Может быть, ты ждешь, что я буду добиваться твоей верности теперь, когда Таркин, без сомнения, предоставил тебе мое досье? Или думаешь, что виновата в том, что отчет для губернатора будет более полным, чем тот, что ты только что отдала мне?

— Я виновата, — тихо буркнула Джин.

— Нет. Просто ты слишком хорошо усваиваешь все уроки. За это нельзя ругать. Кстати, если впредь тебе понадобится наркота… Не бери этот дрянной мусор у своих новых «друзей». Я всегда смогу обеспечить тебя всем необходимым без вреда для твоего здоровья.

Щелкнул красивый серебряный портсигар, откинулась крышка, и Джин с удивлением подняла глаза на Орсона.

— Ты не шутишь?

— Рекомендую вот эти, — его пальцы пробежали по ряду из сигарет черного цвета с узкой синей полоской по фильтру. — Рилий помогает расслабиться и не ведет к зависимости.

Криво улыбнувшись, Орсон добавил:

— Я же не твой отец. Я даже больше не твой куратор. А ты, Джин, уже большая девочка, так что решай сама.

Прикуривая с его помощью новую сигарету со спайсом, Джин внимательно всматривалась в такое знакомое с детства лицо, подмечая, как он, оказывается, изменился. Заметив ее пытливый взгляд, Кренник почти виновато развел руками.

— Да, я постарел, а вот ты расцвела, моя Звездочка.

Джин коснулась ладонью его щеки, пригладила большим пальцем сеточку морщин в уголке глаза. Глаза Орсона по-прежнему сияли глубоким и чистым синим цветом, и она любила все оттенки этой синевы, от предгрозового темного до шального искристо-голубого. Орсон казался ей странно напряженным, и Джин чувствовала, знала, что если прямо сейчас она отпустит его, то он никогда больше не придет, и дверь, разделявшая их все эти годы, навсегда останется закрытой. Даже если Орсон использовал ее в своих целях, Джин не могла отказаться от того болезненного влечения, что испытывала к нему, не могла отказаться от него.

Мягкий, полынно-травяной запах спайса забивал ноздри, туманил зрение, смешивал чувства, пока сладкая истома не охватила все ее существо. Джин медленно потянулась и поцеловала губы Орсона, и на этот раз он не отстранился, а сам подался навстречу и тихо, коротко застонал. Его большие теплые ладони обняли лицо Джин, и к ней вернулось почти забытое ощущение безопасности. Она дома.

Они стояли у окна, за которым красочные блики рекламных вывесок и проносившихся мимо каров прогоняли темноту ночи, и неспешно наслаждались этим поцелуем. А затем он плавно перерос в нечто большее. Джин с улыбкой отвечала на нежные прикосновения губ, которыми Орсон дразнил ее, увлекая в какую-то головокружительную игру — сладкую, совершенную…

— Что, и не будешь отговаривать? — с насмешкой спросила она.

Орсон фыркнул.

— Я что, похож на сумасшедшего? — с мягкой иронией в хрипловатом голосе спросил он. — В моем возрасте, дорогая, если мужчине предлагает секс молодая девушка, он обычно считает это за честь.