Дома вдовца

Сарториус. Тсс! Поговорим в кабинете. Там тоже топится камин и можно курить. Бланш! Наш старый знакомый.

Ликчиз. Для меня мисс Бланш всегда была доброй знакомой. И я этого не забыл. Как поживаете, мисс Бланш?

Бланш. Мистер Ликчиз! Я вас и не узнала.

Ликчиз. Да и вы малость изменились, мисс.

Бланш (поспешно). Нет, что вы, я такая же, как всегда. Как здоровье миссис Ликчиз и дет...

Сарториус (нетерпеливо). У нас дело, Бланш. Ты потом поговоришь с мистером Ликчизом. Пойдемте.

Сарториус и Ликчиз уходят в кабинет. Бланш, удивленная резкостью отца, мгновение смотрит им вслед, потом, заметив пальто Ликчиза на своем стуле, берет его в руки и с любопытством разглядывает.

Горничная. Какой шикарный, а, мисс Бланш? Он, наверно, наследство получил. (Доверительно.) Какие-то дела у него с хозяином. Посмотрите, мисс Бланш! Привез ему вот эту книжицу. (Показывает Бланш книгу в синей обложке.)

Бланш (с пробудившимся любопытством). Покажите. (Берет книгу и раскрывает ее.) Тут что-то про папу. (Садится и начинает читать.)

Горничная (убирает со столика и отставляет его в угол). А как помолодел, мисс Бланш, а? Я чуть со смеху не померла, как увидела его без бакенбард. Чудно с непривычки.

Бланш не отвечает.

Вы уже отпили кофе, мисс? Можно убирать?

Бланш не отвечает.

Видно, интересная книга, мисс?

Бланш вскакивает. Горничная только взглядывает ей в лицо и мгновенно на цыпочках выбегает из комнаты, прихватив поднос.

Бланш. Так вот почему он не хотел брать денег! (Пытается разорвать книгу, это ей не удается, тогда она с размаху бросает ее в огонь. Книга заваливается за каминную решетку.) Лучше б у меня не было ни отца, ни семьи, никого! Как нет матери! Священник! Негодяй! «Владелец худших трущоб во всем Лондоне». «Владелец трущоб»! (Закрывает лицо руками и дрожа опускается на стул, на котором висит пальто Ликчиза.)

Дверь из кабинета растворяется.

Ликчиз (голос его слышен из кабинета). Подождите пять минут, и я его привезу.

Бланш хватает какое-то рукоделие из корзинки и сидит выпрямившись и молча, делая вид, что шьет. Ликчиз входит в гостиную, продолжая разговор с Сарториусом, который идет за ним следом.

Он тут живет, за углом, на Гауэр-стрит; а мой экипаж ждет у подъезда. С вашего позволения, мисс Бланш. (Осторожно тянет свое пальто.)

Бланш (встает). Простите, пожалуйста. Надеюсь, я его не помяла.

Ликчиз (надевая пальто, галантно). Сделайте одолжение, мисс Бланш! Был бы счастлив, если бы вы его еще помяли — сейчас, например! Не прощайтесь со мной, мисс, я скоро вернусь и парочку друзей с собой привезу. Пока, Сарториус! Я мигом! (Уходит.)

Сарториус оглядывается, ища книгу.

Бланш. Я думала, ты покончил с Ликчизом.

Сарториус. Нет, еще не совсем. Он тут оставил мне книгу для просмотра, большую, в синей обложке. Горничная, что ли, убрала? (Видит брошюру за каминной решеткой, смотрит на Бланш и добавляет.) Ты ее не видала?

Бланш. Нет... да... (Сердито.) Нет, не видала. Какое мне до нее дело?

Сарториус достает книгу, стряхивает с нее пепел, спокойно садится и читает; пробежав взглядом несколько страниц, кивает, словно найдя именно то, чего ожидал.

Сарториус. Подумай, Бланш, как странно, что господа из парламента, которые пишут эти книги, до такой степени ничего не смыслят в практической жизни. Ведь прочитать это, так можно подумать, что мы с тобой — самая алчная, прижимистая, бессердечная парочка на свете!

Бланш. Это неправда, что тут написано? О состоянии домов?

Сарториус (спокойно). О нет, это чистая правда.

Бланш. Но мы в этом не виноваты?

Сарториус. Видишь ли, Бланш, если бы я отремонтировал как следует эти дома, пришлось бы повысить квартирную плату настолько, что бедняки не смогли бы ее платить и остались бы на улице, без крова.

Бланш. Ну так выгони их вон и пусти приличных жильцов. С какой стати нам терпеть неприятности из-за того, что мы даем кров всяким нищим?

Сарториус (широко раскрывает глаза). Это несколько жестоко по отношению к ним. Ты не находишь, дитя мое?

Бланш. Ах, я ненавижу бедняков. По крайней мере вот таких грязных, пьяных оборванцев, которые живут как свиньи. Если непременно нужно о них заботиться, пусть это делают другие. Как можно ожидать, чтобы люди нас уважали, когда про нас пишут такие вещи, как в этой мерзкой книжке.

Сарториус (холодно, с оттенком грусти в голосе). Я вижу, что мне удалось сделать из тебя настоящую леди, Бланш.

Бланш (вызывающе). Ты жалеешь об этом?

Сарториус. Нет, дорогая, конечно нет. Но знаешь ли ты, что моя мать была очень бедна, и в своей бедности не она была виновата?

Бланш. Может быть, но те, с кем мы хотим водить знакомство, этого не знают. А я в этом тоже не виновата и не понимаю, почему я должна из-за этого страдать.

Сарториус (в гневе). Кто это вас заставляет страдать, мисс? Где б ты была сейчас, если б твоя бабушка не простаивала по тринадцать часов в день у корыта, чтобы только поднять меня на ноги, почитая себя богачкой, когда ей удавалось заработать пятнадцать шиллингов в неделю?

Бланш (сердито). Жила б, наверно, так же, как она, вместо того чтобы жить лучше. А по-твоему, нужно залезть обратно в эти трущобы — вот те, что здесь описаны, и копошиться там в грязи в память бабушки? Мне противно об этом думать! Я знать об этом ничего не хочу! Я тебя за то и люблю, что ты воспитал меня для лучшей доли! (В сторону, отворачиваясь.) Я бы возненавидела тебя, если б ты этого не сделал.

Сарториус (сдается). Хорошо, дитя мое. Должно быть, для тебя, при твоем воспитании, естественно так чувствовать. Так именно и чувствуют настоящие леди. Не будем ссориться из-за этого. Больше тебе не придется страдать. Я решил отремонтировать эти дома и впредь пускать квартирантов совсем другого сорта. Ну? Ты довольна? Я только жду согласия владелицы земельных участков, на которых они построены, — леди Роксдэл.

Бланш. Леди Роксдэл?

Сарториус. Да. Но я рассчитываю, что и держатель закладной возьмет на себя часть риска.

Бланш. Держатель закладной! Ты хочешь сказать... (Не решается закончить. Сарториус делает это за нее.)

Сарториус. Гарри Тренч, да. И заметь, Бланш, если он одобрит мой план, мне придется встречаться с ним на дружеской ноге.

Бланш. И приглашать его к нам в дом?

Сарториус. Только по делу. Ты можешь не выходить к нему, если не хочешь.

Бланш (очень взволнована). Когда он придет?

Сарториус. Тут нельзя терять времени. Ликчиз поехал за ним.

Бланш (в смятении). Так он сейчас будет здесь! Что мне делать?

Сарториус. Советую тебе поздороваться с ним, как будто ничего не произошло, а затем уйти и не мешать нашему деловому разговору. Или ты боишься встретиться с ним?

Бланш. Боюсь! Нет, я не боюсь. Еще бы я стала бояться! Но...

Голос Ликчиза (за дверью). Прямо, прямо, доктор. Вы тут еще ни разу не бывали, но я-то знаю этот дом, как свой собственный.

Бланш. Они уже приехали. Не говори, что я тут. (Убегает в кабинет.)

Входит Ликчиз, а с ним Тренч и Кокэйн, оба во фраках. Кокэйн с чувством жмет руку Сарториусу. Тренч, какой-то огрубевший и надутый, — видно, он еще не примирился с нанесенной ему обидой, — коротко и сухо кланяется Сарториусу. Общую неловкость несколько рассеивает Ликчиз, который говорит без умолку, пока все они рассаживаются вокруг большого стола: Тренч ближе к камину, Кокэйн к роялю, а остальные между ними; Ликчиз рядом с Кокэйном.

Ликчиз. Ну, вот мы опять все вместе. Собрание друзей? Мистера Кокэйна вы помните? Он теперь со мной работает, помогает мне, как друг, насчет писем и прочего. Секретарь, одним словом. Я-то не бог весть какой писатель, литературного слога у меня нет, вот он и подпускает его куда надо, в письма или там в проспекты и объявления. Верно, Кокэйн? Что ж, зазорного в этом ведь ничего нет. Вот он мне и сегодня помог — уговорил своего старого приятеля, доктора Тренча, насчет того дельца, о котором мы с вами беседовали.

Кокэйн (с видом неподкупной добродетели). Нет, мистер Ликчиз, я его не уговаривал. Нет. Для меня это вопрос принципа. Я сказал ему: Гарри, это ваш долг — ваш долг! — превратить эти омерзительные конуры в удобные и благоустроенные жилища. Ваша обязанность, как человека науки, содействовать оздоровлению общества. В вопросах долга нет места уговорам, даже со стороны лучшего друга.

Сарториус (Тренчу). Я тоже, как прекрасно выразился мистер Кокэйн, смотрю на это как на свою обязанность; обязанность, которой я, быть может, слишком долго пренебрегал из сострадания к беднейшим нашим квартирантам.

Ликчиз. А конечно, обязанность, это же ясней ясного, джентльмены. Долг! В делах я, знаете ли, сам жох, своего никому не уступлю. Но раз долг — тут уж не поспоришь!

Тренч. Не знаю, почему это сейчас мой долг, а четыре месяца тому назад не было моим долгом? Для меня это просто вопрос выгоды.

Кокэйн. Стыдитесь, Гарри, стыдитесь! Позор!

Тренч. Заткнитесь, дурак!

Кокэйн вскакивает.

Ликчиз (хватая его за полу и удерживая на месте). Легче, легче, мистер секретарь. Доктор Тренч пошутил.

Кокэйн. Я требую, чтобы он взял назад свои слова! Меня назвали дураком!

Тренч (мрачно). А вы и есть дурак!

Кокэйн. В таком случае вы набитый дурак! Вот вам!

Тренч. Очень хорошо. Этот вопрос, значит, улажен.

Кокэйн, фыркнув, садится.

Я хочу сказать вот что. Нечего тут разводить канитель. Насколько я понимаю, Робинз Роу решено снести и на ее месте проложить новую улицу с выходом на набережную; и вся штука в том, чтобы нам получить побольше компенсации.

Ликчиз (ухмыляется). Правильно, доктор Тренч. В самую точку.

Тренч (продолжает). И по-видимому, положение таково: чем грязней дом, тем больше от него дохода, а чем он чище, тем большую за него дают компенсацию. Поэтому долой грязь и да здравствует чистота.

Сарториус. Я бы не стал, пожалуй, употреблять столь резкие выражения, но...

Кокэйн. Совершенно справедливо, мистер Сарториус, совершенно справедливо! Трудно найти более безвкусные, более бестактные выражения!

Ликчиз. Ну, ну, ну!..

Сарториус. Тут я с вами не согласен, мистер Кокэйн. Доктор Тренч говорит откровенно, как деловой человек. Я смотрю шире — как общественный деятель. Мы живем в век прогресса, когда гуманные идеи получают все более широкое распространение: это нужно принять в расчет. Но практические доводы у меня те же, что и у него. А при данных обстоятельствах я не счел бы себя вправе требовать большой компенсации.

Ликчиз. Ну да. А если бы и потребовали, так вам бы не дали. Позвольте, я вам объясню, доктор Тренч. Весь фокус, видите ли, в том, что церковные советы имеют законное право совать нос в такие вот дома, где живет всякая голь перекатная, и вполне могут испортить нам всю музыку. В доброе старое время это не имело значения, потому что церковные советы — это были мы сами. Ни про какие выборы тогда и слуху не было, а просто приходили мы все десять человек, в одну комнату, да и выбирали друг другана потом делали все что нам угодно. Ну, эта лошадка больше не играет: короче говоря, таким людям, как вы и мистер Сарториус, тут больше делать нечего. Мой вам совет — воспользуйтесь случаем и развяжитесь с этими домами. В том корпусе, что на углу Крибс-Маркет, сделайте ремонт, не пожалейте денег, пусть хоть с виду будет этакий образцовый жилой дом. А другой корпус сдайте мне под склады для Северо-Лондонских мясохладобоен. Не пройдет и двух лет, как эти дома снесут, чтобы очистить место для новой магистрали, которая перережет город с севера на юг, и вам выплатят компенсацию в двойном размере против нынешней их стоимости плюс расходы по ремонту. А оставите так, как есть,—вас того и гляди оштрафуют да еще притянут к суду, а дома все-таки снесут. Так что ловите момент.