Дома вдовца

Бланш. А если и подумает, то не осудит. И тебя тоже. (Встает и принимается беспокойно ходить взад и вперед.) Гарри, мы не можем жить на семьсот фунтов в год. И нечестно требовать этого от меня только потому, что ты боишься, как бы люди о тебе плохо не подумали.

Тренч. Дело не только в этом, Бланш.

Бланш. А в чем же?

Тренч. Да нет, ни в чем... я просто...

Бланш (подходит к нему сзади, кладет руки на плечи и, нагнувшись к нему, говорит с наигранной шутливостью). Ну конечно, ни в чем. Не глупи, Гарри. Будь пай-мальчиком и выслушай меня. Я знаю, как мы сделаем. У тебя есть гордость, ты не хочешь жить на мой счет. А у меня тоже есть гордость, и я не хочу жить на твой. У тебя семьсот фунтов в год. Я попрошу папу, чтобы он пока давал мне тоже ровно семьсот. Вот мы и будем квиты. Против этого тебе уж нечего возразить.

Тренч. Это невозможно.

Бланш. Невозможно?

Тренч. Да, невозможно. Я твердо решил, что ни одного пенни не возьму у твоего отца.

Бланш. Да ведь он мне даст эти деньги, а не тебе.

Тренч. Это все равно. (Хочет сыграть на чувстве.) Я так люблю тебя, что не вижу разницы. (Нерешительно протягивает ей руку через плечо. Она с такой же нерешительностью берет ее. Оба искренне стремятся к примирению.)

Бланш. Это очень мило сказано, Гарри. Но я уверена, что тут еще что-то кроется, что мне следовало бы знать. Может быть, папа тебя все-таки обидел?

Тренч. Нет, он был очень добр... то есть по крайней мере со мной. Дело не в этом. Ты все равно не догадаешься, Бланш. Да и не к чему тебе знать. Ты только огорчишься, а пожалуй, еще и рассердишься. Это, конечно, не надо так понимать, что мы всю жизнь будем жить па семьсот фунтов в год. Я всерьез займусь медициной. Увидишь, как я буду работать! До кровавых мозолей.

Бланш (играет его пальцами, все еще склонившись над ним). Но я совсем не хочу, чтоб у тебя были кровавые мозоли. Гарри, я требую, чтобы ты объяснил мне, в чем дело. (Он отнимает у нее руку. Она вспыхивает гневным румянцем, и когда заговаривает, в голосе ее нет и следа благовоспитанных, светских интонаций.) Ненавижу секреты! И не выношу, когда со мной обращаются как с ребенком!

Тренч (ему не нравится ее тон). Тут нечего объяснять. Просто я считаю неудобным пользоваться щедростью вашего отца, вот и все.

Бланш. Полчаса тому назад, когда мы разговаривали в зале и вы показывали мне письма, вы не находили это неудобным. Ваши родные не находят это неудобным. У них нет возражений против нашего брака. А у вас теперь, значит, есть?

Тренч (серьезно). Не против брака, Бланш. Речь идет только о деньгах.

Бланш (умоляюще; еще раз голос ее становится мягким и кротким). Гарри, не будем ссориться. Не надо. Папа никогда не допустит, чтобы я целиком зависела от тебя. И, правду сказать, мне это самой не нравится. Если ты заикнешься ему об этом, он разорвет нашу помолвку. Только этого ты и добьешься.

Тренч (упрямо). Тут уж я ничего не могу поделать.

Бланш (бледнея от бешенства). Ничего не можешь! А... я начинаю понимать. Хорошо, я избавлю вас от хлопот. Можете сказать папе, что я вам отказала. Это разрешит все ваши затруднения.

Тренч (поражен). Бланш! Что с тобой? Ты обиделась?

Бланш. Обиделась! Вы еще смеете спрашивать!

Тренч. Смеете!

Бланш. Гораздо достойней было бы признаться, что вы только играли мной тогда, на Рейне! Зачем вы сегодня приехали? Зачем писали вашим родным?

Тренч. Бланш! Ты сердишься и сама не знаешь, что говоришь...

Бланш. Это не ответ. Вы надеялись, что ваши родные не согласятся, — а они как раз и согласились; видно, рады поскорей сбыть вас с рук. Просто сбежать у вас совести не хватило, а сказать правду стыдно. Вот вы и придумали — разозлить меня до того, чтобы я сама от вас отказалась. Очень красиво и совершенно по-мужски — постараться свалить всю вину на женщину! Хорошо, будь по-вашему: возвращаю вам ваше слово. Только лучше бы вы придумали другой способ открыть мне глаза, хоть самый грубый... ударили бы меня, что ли, чем вот так вилять, как вы сейчас!

Тренч (в гневе). Вилять!.. Ну, знаете, если б я думал, что вы способны так кидаться на человека, я б с вами никогда не заговорил. Мне что-то и впредь с вами говорить не хочется.

Бланш. И не придется. Больше никогда не придется. Уж я об этом позабочусь. (Бежит к двери.)

Тренч (встревожен). Что вы хотите сделать?

Бланш. Принести ваши письма — ваши лживые письма — и ваши подарки — ваши ненавистные подарки, и вернуть их вам. Я очень рада, что наша помолвка расстроилась; я никогда...

В ту минуту, когда Бланш берется за ручку, дверь отворяется изнутри; входит Сарториус и плотно затворяет дверь за собой.

Сарториус (перебивает ее, строго). Тише, Бланш! Ты уж себя не помнишь, кричишь так, что слышно по всему дому. В чем дело?

Бланш (она в таком бешенстве, что ей безразлично, слышит ли ее кто-нибудь или нет). А это ты у него спроси. Денег, видите ли, брать не хочет! Придумал благовидный предлог!

Сарториус. Предлог? Для чего предлог?

Бланш. Для того, чтобы меня бросить.

Тренч (возмущенно). Никогда я не говорил...

Бланш (еще более возмущенно). Нет, говорил! Говорил! Вы только это и говорили!

Бланш и Тренч говорят оба сразу, каждый старается перекричать другого.

Тренч. Совсем я не хочу вас бросить! Неправда! Вы сами знаете, что неправда! Ложь! Наглая ложь! Я не потерплю...

Бланш. Нет, хотите, хотите! Но я вас сама знать не желаю! Ненавижу вас! Всегда ненавидела! Грубый, наглый, подлый...

Сарториус (выйдя из терпения). Молчать! (Еще более грозно.) Молчать!

Бланш и Тренч умолкают.

(Твердо продолжает.) Бланш! Надо все-таки владеть собой. Я уже предупреждал тебя, что не потерплю таких сцен. Прислуга все слышит. Доктор Тренч может сам за себя ответить. А тебе лучше всего уйти. (Распахивает дверь оранжереи и зовет.) Мистер Кокэйн, можно вас сюда па минутку?

Кокэйн (из оранжереи). Иду, дорогой мистер Сарториус, иду. (Появляется в дверях.)

Бланш. Я и сама не хочу тут оставаться. Надеюсь, что когда я вернусь, ты будешь один, без посторонних. У Тренча вырывается нечленораздельное восклицание. Бланш уходит, по пути окинув Кокэйна гневным взглядом. Он удивленно смотрит ей вслед, потом вопросительно глядит на обоих мужчин. Сарториус сердито захлопывает дверь и поворачивается к Тренчу.

Сарториус (вызывающе). Ну, сэр...

Тренч (перебивает, еще более вызывающе). Что, сэр?

Кокэпн (становится между ними). Спокойнее, дорогой мой друг, спокойнее. Учтивость, Гарри, соблюдайте учтивость.

Сарториус (овладевает собой). Если вы хотите мне что-то сказать, мистер Тренч, я готов вас выслушать. А затем разрешите сказать мне.

Тренч (пристыжен). Простите. Виноват. Выкладывайте.

Сарториус. Должен ли я это понимать так, что вы отказываетесь жениться на моей дочери?

Тренч. Ничего подобного. Это она отказывается выйти за меня замуж. Но так или иначе, а мы не женимся, если вы об этом спрашиваете.

Сарториус. Доктор Тренч, я буду с вами откровенен. Я знаю, что Бланш не в меру вспыльчива. Это такая же неотъемлемая ее черта, как сильная воля и большая смелость, — в такой степени эти качества редко встречаются даже у мужчин. С этим вам нужно заранее примириться. Если для этой ссоры нет других причин, кроме характера Бланш, то, поверьте мне, завтра все забудется. Но я понял из се слов, что возникли какие-то препятствия из-за денег.

Тренч (снова приходя в волнение). Все препятствия были с ее стороны. Да это бы еще ничего, но она тут такого наговорила!.. Показала, что вот настолько (делает жест пальцами) меня не любит!

Кокэйн (умиротворяющим тоном). Дорогой мой друг...

Тренч. Замолчите, Билли! После таких сцен, право, отпадает охота даже глядеть на женщин. Вы посудите сами, мистер Сарториус. Я ей объяснил положение со всей деликатностью, со всей осторожностью, ни словом не упомянул о причинах, только спросил, согласна ли она жить на один мой доход, а она накинулась на меня, словно я грубиян какой-нибудь!

Сарториус. Жить на один ваш доход! Это невозможно: моя дочь привыкла совсем к другой обстановке. Разве я не сказал уже, что дам необходимые средства? Разве Бланш не говорила вам, что я ей обещал?

Тренч. Да, да, я знаю, мистер Сарториус. И я очень вам благодарен. Но я предпочел бы ничего не брать у вас, кроме самой Бланш.

Сарториус. Почему же вы раньше этого не сказали?

Тренч. Неважно почему. Не будем говорить об этом.

Сарториус. Неважно! Нет, это очень важно, сэр. Я требую ответа. Почему вы не сказали раньше?

Тренч. Раньше я сам не знал.

Сарториус (раздражен). Так надо было знать, прежде чем брать на себя такое серьезное обязательство. (Начинает возбужденно ходить по комнате.)

Тренч (в негодовании). Надо было знать! Кокэйн, ну где тут здравый смысл? (Лицо Кокэйна выражает усилие беспристрастно оценить положение, но он ничего не отвечает, и Тренч снова обращается к Сарториусу, на этот раз гораздо менее почтительным топом.) Откуда мне, черт возьми, было знать? Вы мне ничего не говорили.

Сарториус. Не увертывайтесь, сэр. Вы только что сказали, что раньше сами не знали своих намерений.

Тренч. Ничего подобного я не говорил. Я сказал, что не знал, откуда у вас деньги.

Сарториус. Это ложь! Я...

Кокэйн. Спокойнее, дорогой мистер Сарториус. Спокойнее, Гарри. Возьмите себя в руки. Suaviter in modo, fort...5

Тренч. Пускай сперва он себя возьмет! Набрасывается на меня чуть не с кулаками!

Сарториус. Мистер Кокэйн, будьте свидетелем. Я дал исчерпывающие объяснения по этому вопросу. Я сказал, что своим положением я обязан только самому себе: все, что у меня есть, нажито моим трудом. И я этого не стыжусь.

Тренч. И все вранье. Я только что узнал от вашего агента, этого... Ликчиза, или как его там зовут, как вы нажили состояние. Вымогали последние гроши у несчастных бедняков, не брезгуя при этом пускать в ход угрозы и насилие и всякого рода мелкое тиранство!

Сарториус (в ярости). Сэр!

Угрожающе смотрят друг на друга.

Кокэйн (кротко). За квартиру нужно платить, дорогой мой. Тут ничего не поделаешь, Гарри, ничего не поделаешь. Тренч в сердцах отворачивается. Сарториус с минуту смотрит на него в раздумье, затем, снова приняв спокойный и полный достоинства вид, говорит с подчеркнутой вежливостью, но также и с ноткой снисхождения к его молодости и неразумию.

Сарториус. Боюсь, доктор Тренч, что вы еще очень неопытны в делах. Простите, что я на минуту забыл об этом. Могу я попросить вас воздержаться от окончательного приговора до тех пор, пока мы с вами не побеседуем спокойно и обстоятельно и не обсудим со всех сторон ваши сентиментальные представления? Не обижайтесь, что я так их называю. (Берется за стул и жестом предлагает Тренчу сесть на другой, рядом.)

Кокэйн. Очень деликатно выражено, дорогой мистер Сарториус. Гарри, сядьте и выслушайте... и давайте обсудим дело спокойно и беспристрастно. Не упрямьтесь.

Тренч. Хорошо, я сяду и выслушаю. Только пе знаю; как вы ухитритесь из черного сделать белое. И мне надоело, что все мне читают нотации, словно я тут один виноват. (Садится.)