Философы из Хуайнани (Хуайнаньцзы)

ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ТЕРМИНОЛОГИЯ

Целый ряд терминов соотносится в «Хуайнаньцзы» с понятием бескачественности, предшествующей всякому качеству. Ведь все, по представлениям авторов «Хуайнаньцзы», рождается из ничто, и потому ничто является основой для всего. Это, по определению А. Ф. Лосева, «доструктурные модификации», терминология, выражающая не соотношение идеи и образа, а характеризующая «качества» чистой идеи.

Простота и чистота. В этом значении употребляются в основном два термина: пу, имеющее собственное значение необработанного, невыделанного древесного материала; и су — необработанный, некрашеный шелк. Как и все другие термины в «Хуайнаньцзы», они используются и в своем прямом значении: как определения пород дерева, употребляемого на разные нужды — для изготовления гробов и саркофагов или для перекладин и решетин, могут быть тысячи способов их использования, но все это один древесный материал (7, 179); некрашеный шелк, т.е. белый шелк, использовался для траурных одежд и в этом значении не однажды встречается в тексте (7, 204, 326).

Терминологическое значение этих слов производно от их этимологического и характеризует первозданность, естественность и безыскусственную простоту той основы, из которой возник мир. Это простота Великого Единого, в котором еще не произошло разделения: «Небо и земля подобны друг другу, в хаосе образуют простую основу» (7, 235). Дао, которое управляет становлением, также характеризуется этим термином — оно просто и чисто, как «невыделанное дерево» (7, 12). В процессе становления вещи проходят «шлифовку» и вновь возвращаются к «простоте» (7, 2). Природное в отличие от человеческого, т.е. созданного руками и умом человека, понимается как «невыделанное дерево», «некрашеный шелк» (7, 6). Времена «золотого века» также характеризуются этой простотой и безыскусственностью: «В те времена... все само собой формировалось... [Первозданная] чистота и простота еще не рассеялись. Необъятная эта ширина составляла одно» (7, 28); век упадка связывается с представлением об утрате этой первозданной простоты и безыскусственности (7, 28, 169, 185), поэтому дело мудреца — возвратить простоту (7, 103). Достигается это освобождением от уз страстей (7, 117), потому что именно увлечение страстями приводит к разрушению первоначальной простоты (7,116).

Если в термине пу подчеркнуто значение материала, самой основы, которая затем будет подвергнута обработке, то в термине су явственно ощущается значение «белый» в смысле чистоты, беспримесности, сохранения сущности в нетронутом виде. Чаще всего этот термин встречается в контексте мудреца, совершенного человека и естественного человека: мудрец бережно хранит свою «высшую чистоту» (7, 22); естественный человек, овладев «простотой», странствует в области, где смыкаются небо и земля (7,103), мудрец не отягощает сердца размышлениями и возвращается в «высшую чистоту» (7, 109), «бережно хранит простоту и возвращается к естественности, чтобы странствовать в тончайшем» (7, 178). Эта же чистота и простота некрашеного шелка могут характеризовать дао (7, 27, 237) и «золотой век», соотносимый с временами Великого Единого (7,113).

Таким образом, простота и безыскусственность понимаются как некое идеальное состояние, к которому устремлены усилия мудреца. Это идеальное состояние присуще стадии, предшествовавшей рождению мира, и являет собой образец для него. Дао как направляющая мировой процесс сила несет в себе эти же свойства и воплощает их в природе. Отсюда и природа оказывается носительницей этих свойств.

С понятием чистоты как беспримесности связаны также и два других термина: чунь — чистый и белый, но выделанный шелк и цуй — чистый, но с тем же оттенком — очищенный, рафинированный (например, настой). Эти термины выступают синонимами первых двух — самостоятельно или в паре с ними: «То, что называю небесным (природным), — это беспримесная чистота», оно есть «невыделанное дерево», «некрашеный шелк», «то, что никогда ни с чем не смешивалось» (7, 6); целостность единого «чиста, подобно «невыделанному дереву» (7, 12); поступки мудреца «кристально чисты и не имеют примеси» (7, 23); когда дао устанавливается, народ «чист и прост» (7, 116); «высшая чистота в том, чтобы не смешиваться с вещами» (7, 12) и пр.

Понятие чистоты как прозрачности связано в тексте памятника с термином цин. Этимологическое значение этого слова — чистота воды. Его исходное значение очень важно для понимания богатства оттенков, которым оно обладает и которое активно используется в тексте. Мутный поток вырвавшегося на поверхность земли фонтана клокочет и бурлит, лишь постепенно входя в русло, успокаивает течение и «очищается» (7, 1); вода устанавливается в покое и обретает чистоту и прозрачность (7, 273); чистая и прозрачная вода обладает способностью зеркально отражать, отсюда ясность разума сравнивается с ясностью зеркала (7, 30); глубокая и чистая вода, в представлении авторов, — вода пучины, в наибольшей степени обладает этими свойствами, отсюда выражение «разум — это пучина ума. Когда пучина чиста, то ум ясен» (7, 29); «когда вода в покое, ее поверхность ровна, ровна — значит, чиста и прозрачна, чиста и прозрачна — значит, можно видеть форму вещей» (7, 291); «холодная осенняя вода обладает наибольшей прозрачностью, отсюда образ чистой и прохладной пучины» (7, 182). Собственное значение этого термина (чистота, ясность, прозрачность) в контексте синонимов, с которыми он употребляется («прозрачный», «чистый», «спокойный», «чистый и ясный», «ясный»), получает в результате такую насыщенность, что воспринимается всякий раз не в одном каком-то смысле, а зачастую во всех смыслах сразу, т.е. цин означает одновременно чистоту, прозрачность и ясность ровной водной поверхности, пребывающей в покое. Этим термином характеризуется опять-таки прежде всего Единое — «высшая чистота» (7, 22, 104, 107, 113, 189 и др.). Таково небытие, пребывающее в «равновесии и покое», в «чистоте и прозрачности» (7, 20). «Небо покойно благодаря чистоте, земля устойчива благодаря покою» (7, 99). Мудрец «чист, спокоен и свободен от размышлений» (7, 104). Кто хочет овладеть искусством дао, не овладев его «чистой ясностью и сокровенной мудростью», тот обречен на неудачу (7, 178). Разум мудреца «чист», и страсти не способны его взбаламутить (7, 30). «Человеческий разум легко замутняется и с трудом очищается» (7, 32). Времена упадка характеризуются, в частности, тем, что люди грязное и мутное берут за прозрачное и чистое (7,185, 251).

Таким образом, чистота понимается как идеальное состояние, присущее как Единому, небытию, дао, так и через посредство последнего — природе, мудрецу, разуму, когда они стремятся уподобиться совершенству Единого, небытия, дао.

Покой. Основным термином здесь является цзин. Два других слова, имеющие то же значение, — нин и ань — почти не употребляются как эстетические термины, а только в своем обыденном значении: покой в отличие от движения, мир, и соответственно в глагольном значении — привести в состояние покоя, успокоить, умиротворить. Надо заметить, что и термин цзин уже больше связан с чувственным миром, чем с идеальным. С этим термином мы еще встретимся, когда речь пойдет об искусстве. Здесь же в немногих словах следует сказать о его соотнесенности с идеальным. «Чистота и покой — это высшее выражение блага» (7, 11); небытие пребывает в «равновесии и покое» (7, 20); свойство человеческой природы — «мир и покой», страсти возмущают этот покой (7, 29); во времена «великой чистоты», т.е. в даосский «золотой век», все пребывало в свободном от дел покое (7, 113), и те, кто обретал дао, были «покойны, следуя небу и земле» (7, 254). Вот то немногое, что говорит о связи этого термина с идеальным, но и оно, как представляется, достаточно красноречиво.

Равновесие (пин, цзюнь). Здесь материал также невелик и также большей частью должен быть отнесен к искусству. Поэтому и здесь мы ограничимся тем, что приведем цитаты, относящиеся к нашей теме. Опять-таки небытие пребывает в «равновесии и покое» (7, 20); «равновесие есть основа дао» (7, 27, 236; основа — букв. «некрашеный шелк»); дао высоко так, что нет ничего выше, глубоко так, что нет ничего ниже, «равновесие его подобно выверенному по уровню» (7, 153); когда человек «следует естественному ходу неба и земли (Вселенной), тогда и равновесие шести пределов окажется недостаточно выдержанным», т.е. их равновесие, которое мыслится как высшее, уступает той степени равновесия, которой достигает этот человек (7,5).

Тонкое и малое. Эти значения в основном связаны с двумя терминами — вэй и мяо. Оба слова могут иметь значение малого и тонкого и пониматься как «малое и тонкое» одновременно. Когда, например, речь идет о заоблачной дымке, то выражение вэй мяо скорее означает «тонкая дымка», но когда говорится, что благородный муж распространяет запреты и на вэй, потому что когда «малое зло собирается, то образует большое зло» (7, 165), то ясно, что вэй в данном случае значит «небольшое», «малое», «незначительное», могущее перерасти в свою противоположность. Но у этих двух терминов есть помимо всего значение «смысл», и в таком контексте они могут пониматься как «мельчайшее и тончайшее», т.е. суть и смысл. «Близнецов только мать может распознать, нефрит от простого камня только хороший мастер может отличить, «мельчайшее и тончайшее» преданий и легенд только мудрец способен растолковать» (7, 344). Последнее значение «смысл», «идея» высказывания не случайно.

Отделяя небытие от абсолютного небытия, авторы говорят: «Когда оно (т.е. небытие-пустота. — Л. П.) становится абсолютным небытием, то достигает такой тонкости, что ему невозможно следовать» (7, 20). Самая малая материальная вещь, которая только может быть мыслима, — «кончик осенней паутинки». Но есть то, что не обладает и этой тонкостью и малостью, — это дао (7, 25). Благодаря своей сверхтонкости оно, «выходя из небытия, входит в не имеющее промежутка», «проскальзывает в не имеющее промежутка», «нет места, где бы его не было» (7, 10, 25, 254, 370). Ван Цяо и Чи Сунцзы, овладевшие дао, «отвергли ум, бережно хранят простую основу («некрашеный шелк»), вернулись к естественности, чтобы странствовать в сокровенной тонкости» (7, 178). Тонкостью обладает и человеческий разум, причем интересно, что его тонкость понимается как результат шлифовки. Выражено это не прямо, а через сравнение: если уж твердые породы нефрита можно гравировать, то «что уж говорить о мыслях! Разум, гибкий и податливый, тонкий и малый, устремляется вслед за изменениями, покорный движению вещей» (7, 339), иными словами, его ювелирная тонкость позволяет ему проникать в тончайшие связи вещей (7, 264), в саму их внутренность (7, 261).

Малое и тонкое рассматривается как бы на нескольких ступенях: в обывательском значении это просто малое, незначительное, и здесь синонимом является сяо — малое в отличие от большого (7, 165, 326); малое и тонкое, относящееся к смыслу (7, 344); и предельно малое и тонкое, выходящее за пределы умопостигаемого: это есть «сокровенная тонкость, глубочайшая малость, которую не постигнуть рассуждением, не изъяснить в речах» (7, 90, вар. 91). Малое и тонкое средней ступени поддается расчету (7, 25), но предельно малое и тонкое уже настолько мало и тонко, что становится равно самому большому, как бы растворяясь в нем (7, 280, 289), и такое малое и тонкое уже не поддается расчету, поскольку не имеет меры (7, 178). Это последнее есть качество дао и бесформенного.