Как выглядит будущее?

Оруэлл пишет о том, что новояз был призван «сузить горизонты мысли, и косвенно этой цели служило то, что выбор слов сводили к минимуму» (Orwell 2008 [1949]: 313; Оруэлл 1989: 201). Одним из последствий систематического сокращения словарного запаса стало то, что самые разные факты уходили в забвение. Это весьма схоже с тем, как в романе «1984» происходят исчезновения людей, которых должностные лица тотчас вычеркивают из истории, словно их никогда не существовало. В итоге в их числе оказывается и сам Уинстон Смит, работавший в Министерстве правды.

Согласно Оруэллу, цель, которую преследует описываемое общество, – это собственно власть: установление и удержание диктатуры в обществе, которым управляют жрецы от власти. Сама эта власть возможна благодаря контролю над умами граждан. Кто именно входит в число приближенных режима, граждане не знают. За Уинстоном Смитом наблюдение ведется на протяжении семи лет. После продолжительного периода борьбы он оказывается психологически сломлен. Он одерживает победу над прежним собой, познавая с радостью любовь к Большому Брату и в конечном счете придя к выводу, что дважды два действительно равняется пяти (Orwell 2008: 311; Оруэлл 1989: 175). Роман препарирует механизмы, посредством которых в будущем будет осуществляться власть, и в особенности опасную роль новых технологий наблюдения в возможных будущих мирах власти.

Последняя из рассматриваемых здесь антиутопий относится к иному жанру: речь о новелле Шарлотты Перкинс Гилман «Желтые обои» (Gilman 1892; http://www.publicbookshelf.com/romance/wallpaper/yellow-wallpaper; Гилман 2002). Сюжет новеллы также связан с темой заточения и контроля, правда, в данном случае заточение – результат действий супруга рассказчицы. В новелле описываются последствия заточения для психического здоровья рассказчицы и вызванное им развитие у нее психоза. Лишенная развлечений, она становится одержима рисунком и цветом желтых обоев, которыми оклеены стены ее комнаты. Находясь во власти своего супруга, покинуть эту комнату она не может. В конце повествования она одержима видениями ползающих под обоями женщин, и ей кажется, что она – одна из них. Она запирает комнату изнутри – теперь для нее это единственное место, где она чувствует себя в безопасности, – и отказывается покинуть ее. В более поздней феминистской фантастике часто встречаются схожие сюжеты заточения женщин своими мужьями с описанием возможных вариантов альтернативного «феминистского» будущего.

Заключение

Итак, я кратко описал некоторые концепции будущего, появившиеся в англоязычной культуре до середины XX в. В этой главе были рассмотрены разнообразные модели «социального будущего», среди которых были как утопии, так и антиутопии. В ней были представлены многие темы, которые затем будут более подробно рассмотрены в последующих главах и связаны со способами воображения обществ будущего.

Хотя «знать» заранее, что именно несет нам будущее, невозможно, во многих обществах, как мы смогли убедиться, были разработаны процедуры и дискурсы, позволявшие предвосхищать будущее, говорить о нем и в некотором смысле даже знать его. При этом неважно, считалось ли будущее зависящим от воли богов или человека – главное, что его все равно можно было предсказать. Люди воображали, прогнозировали, прорицали и предсказывали будущее. Эти формы предвидения будущего в прошлом о том, что можно условно назвать «прошлым будущим», предложили некоторые ключевые термины и темы для последующего «сотворения» будущего. В следующей главе мы встретимся с невероятным количеством новых антиутопий, появившихся в первые годы нынешнего столетия. Так, нам предстоит ознакомиться с идеей «нового катастрофизма» в общественной мысли.

3

Новые версии грядущих катастроф

Экономический рост и его противоположность

В 1990-х гг. на Западе было распространено представление о том, что новое светлое будущее вот-вот должно наступить. Это была оптимистическая утопическая глобализация, основанная на стремительно ускоряющемся движении денег, людей, идей, образов, информации и физических предметов. Предполагалось, что масштабы данного движения и стабильный экономический рост преобразуют общества посредством таких понятий, как общая планета, новые коммерческие предприятия, международная дружба, межгосударственные образования космополитического характера, взаимопонимание между странами и бóльшая открытость информации и контактов. Границы исчезали. Мир наполняли новый опыт, новые технологии и изделия. У людей появлялось все больше возможностей посещать дальние уголки планеты (Ohmae 1990). Особо значимым здесь оказался «цифровой утопизм» Всемирной сети, позволивший создать концепции виртуальных миров и открывший множество новых экономических и социальных возможностей (Turner 2006).

Этот «всемирный оптимизм», свойственный 1990-м гг., обещал прогрессивность открытых сценариев будущего. Джозеф Стиглиц говорил о «ревущих девяностых» (Stiglitz 2004, 2007; Стиглиц 2005). Одержав «победу» в холодной войне, Запад приступил к преобразованию остального мира в утопию открытых границ, всемирного потребления и выбора. Открылся доступ ко всему и все стало можно покупать и использовать: продукты питания, промышленные товары, тела, места, услуги, друзей, семью и ощущения. Многим как на Западе, так и в других частях Земли казалось, что экономический рост и мир без границ – это уже данность, которая останется с нами надолго.

Однако оказалось, что ситуация 1990-х гг. вовсе не была преддверием долгой, оптимистической и открытой утопии. Скорее, ситуацию эту стоит сравнивать с ситуациями конца эпох, которым свойственны роскошь, декаданс и предчувствие неминуемой катастрофы. И катастрофа эта действительно случилась, когда 11 сентября 2001 г. рухнули башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке (сюда же можно отнести и крах интернет-компаний, пришедшийся на 2000–2002 гг.). Это медиатизированное окончание декадентских «ревущих девяностых» и их утопического воображаемого в свою очередь породило множество различных апокалиптических картин для нового столетия. Видео-и фотоматериалы того, что произошло 11 сентября в Нью-Йорке, затмили любые антиутопии, которые когда-либо описывались массмедиа (Urry 2002). Однако картины бомбардировок Багдада в начале войны, развязанной в 2003 г. с намерением обратить Ирак в «шок и трепет», вскоре превзошли ужасы Нью-Йорка, явившись воплощением иной антиутопии. Бывший рядовой американской армии Рой Скрэнтон, описывая пережитое им во время этих бомбардировок, говорит о том, что он буквально наблюдал «конец света» (Scranton 2013).

Таким образом, оказалось, что у глобализации есть свои темные, антиутопические стороны. Открытость границ означает также миграцию террористов, отвергающих утопию, к которой стремятся западные общества, экологические риски, войны, пандемии, торговлю женщинами и наркотиками, международную преступность, вывод рабочих мест в другие страны, работорговлю, порнографию, волны беженцев, спекуляцию, ввоз незаконной рабочей силы, перевозку токсичных отходов, финансовые риски и денежные потоки, не облагаемые налогами. Все эти потоки были задокументированы посредством новых видов «мобильных» исследований (Urry 2014a; о контрабанде наркотических веществ см.: Kloppenburg 2013).

Значимость данных потоков породила в общественной мысли феномен, который можно назвать «новым катастрофизмом». Появилось множество антиутопических сценариев, основанных на теории сложных систем. Причины катастроф лежат в системных и зачастую искаженных последствиях человеческой деятельности, лавинообразно распространяясь на финансовую, климатическую, религиозную, продовольственную и энергетическую системы, а также систему безопасности (Walby 2015).

Особо важны здесь долгосрочные сдвиги в обществах – то, что Фернан Бродель называет «большой длительностью», – противопоставляемые краткосрочной сосредоточенности на отдельных событиях. Бродель говорит о «неподвижной истории, истории человека в его взаимоотношениях с окружающей средой; медленно текущей и мало подверженной изменениям истории, зачастую сводящейся к непрерывным повторам» (Braudel 1972: 20; Бродель 2002: 20). Зачастую исторические сдвиги заметны лишь в ретроспективе. Тектонические сдвиги по линиям разлома, происходящие в том или ином обществе, нередко становятся видны только после начала процесса. При этом нам следует не увязать в мешанине текущих событий, а сосредотачивать внимание на долгосрочных и зачастую незаметных сдвигах.

Подобные долгосрочные сдвиги могут быть связаны с тем, что Реймонд Уильямс назвал «структурами чувства». Он поясняет то, что имеется в виду, следующим образом:

Выбор в пользу термина «чувство» объясняется необходимостью подчеркнуть отличие от таких более формальных концепций, как «мировоззрение» или «идеология». Вопрос не только в том, что нам следует выходить за рамки официальных или систематических представлений <…> нас интересуют смыслы и ценности в том виде, в каком они активным образом переживаются и ощущаются <…> не чувство, противопоставляемое мысли, но мысль как чувство и чувство как мысль: практическое осознание настоящего в живой и взаимосвязанной непрерывности. После чего мы определяем данные элементы как «структуру» – как некое устройство, которому свойственны особые, внутренние отношения, одновременно взаимосвязанные и противоречивые (Williams 1977: 132).

Соответственно, одна из главных трудностей в прогнозировании будущего связана с долгосрочными сдвигами в структурах чувства, мысли как чувства и чувства как мысли. Поэтому, когда я говорю о будущем как о «социальном феномене», я делаю это в том числе и для того, чтобы подчеркнуть возможность изменений в перспективе «большой длительности», тектонических сдвигов в структурах чувства, которые нелегко заметить тем, кто живет в определенную эпоху. Хотя подобные изменения заметны немногим, они могут иметь долгосрочные последствия (о некоторых таких тектонических сдвигах, произошедших в период после окончания Второй мировой войны, см.: Turner 2006).

Такие структуры чувства можно сравнить с «темной материей», которая, как считается, необычайно широко распространена во Вселенной. Темную материю нельзя увидеть, но она оказывает гравитационное воздействие на видимую материю. Аналогичным образом изменения в структурах чувства влияют на силу групп населения и социальных институтов, но при этом их трудно выявить, задокументировать и – особенно – измерить. Предвосхищение будущего зависит от способности определять сдвиги в перспективе «большой длительности», в том числе сдвиги в структурах чувства, которые, подобно темной материи, способны изменять гравитационное воздействие различных систем и, соответственно, силу, вес и значимость социальных институтов, групп и практик.

Именно поэтому я утверждаю, что, после того как оптимизм «ревущих девяностых» сошел на нет, в странах «богатого Севера» произошли радикальные изменения в структурах чувства, или Zeitgeist. Этот долгосрочный катастрофизм заметен во многих произведениях общественной и научной мысли, опубликованных с 2003 г. Среди англоязычных произведений можно отметить следующие: «Наше последнее столетие» (Rees 2003), «Коллапс. Как и почему одни общества приходят к процветанию, а другие – к гибели» (Diamond 2005; Даймонд 2011), «Катастрофы и меньшие бедствия: причины массовых вымираний» (Hallam 2005), «Конец вечеринки: нефть, война и судьба индустриальных обществ» (Heinberg 2005), «Следующая мировая война: племена, города, государства и экологическая катастрофа» (Woodbridge 2005), «Положительная сторона несчастья: катастрофа, созидательность и построение новой цивилизации» (Homer-Dixon 2006), «Что нас ждет, когда закончится нефть, изменится климат и разразятся другие катастрофы» (Kunstler 2006), «Месть Геи» (Lovelock 2006), «Мировые катастрофы: краткое введение в проблематику» (McGuire 2006), «Жара: как не дать планете сгореть» (Monbiot 2006), «Когда пересохнут реки» (Pearce 2006), «Планета-самоубийца: как предотвратить всемирную климатическую катастрофу» (Hillman, Fawcett, and Raja 2007), «Доктрина шока: расцвет капитализма катастроф» (Klein 2007; Кляйн 2011), «Полевые заметки о катастрофе: фронтовой отчет об изменениях климата» (Kolbert 2007), «Ветра перемен: климат, погода и крах цивилизаций» (Linden 2007), «Грязь: эрозия цивилизаций» (Montgomery 2007), «Стремительно и жестоко: почему ученые боятся переломных моментов в процессе изменения климата» (Pearce 2007), «Следующая катастрофа» (Perrow 2007), «В центре шторма: комплексный взгляд на устойчивое развитие и противодействие изменениям климата» (Riedy 2007), «Последний нефтяной шок» (Strahan 2007), «Неопределенное будущее: обеспечение правопорядка, национальная безопасность и изменение климата» (Abbott 2008), «Климатический катаклизм: последствия изменений климата для внешней политики и национальной безопасности» (Campbell 2008), «Повторное изобретение краха: пример СССР и перспективы Америки» (Orlov 2008), «Глобальные катастрофы и тренды. Следующие 50 лет» (Smil 2008), «Угрозы миру» (Beck 2009), «Время вышло! Нецивилизованное решение для общемирового кризиса» (Farnish 2009), «Жаркий, плоский, многолюдный» (Friedman 2009; Фридман 2011), «Причины разногласий относительно изменений климата» (Hulme 2009), «В последний момент: противодействие климатическому коллапсу» (Orr 2009), «Цивилизация эмпатии: на пути к глобальному сознанию в пораженном кризисом мире» (Rifkin 2009), «Бегущие от климата» (Collectif Argos 2010), «Реквием по биовиду» (Hamilton 2010), «Читатель посленефтяной эпохи» (Heinberg and Lerch 2010), «Гея: ускользающий лик» (Lovelock 2010), «Ложные ценности: как неумеренная алчность исказила мечту, подорвала мировые рынки и привела к катастрофе» (Tett 2010), «Бури моих внуков: правда о грядущих климатических бедствиях и наш последний шанс спасти человечество» (Hansen 2011), «Тропик хаоса» (Parenti 2011), «Жизнь на исходе времен» (Žižek 2011), «Наложение катастроф» (Faye 2012), «Великое потрясение: каким образом климатический кризис трансформирует мировую экономику» (Gilding 2012), «Горячий вопрос: если мы не можем сжечь половину мировых запасов нефти, угля и газа, как нам отказаться от них?» (Berners-Lee and Clark 2013), «Несгораемая нефть 2013 г.: растраченный впустую капитал и севшие на мель активы» (Carbon Tracker 2013), «Есть ли будущее у капитализма?» (Wallerstein, Collins, Mann, Derluguian, and Calhoun 2013; Валлерстайн, Коллинз, Манн, Дерлугьян и Калхун 2015), «Идея: как построить мир с нуля» (Dartnell 2014), «Кризис без конца? Крах западного процветания» (Gamble 2014; Гэмбл 2018), «Это все меняет: капитализм против климата» (Klein 2014), «После Фукусимы: эквивалент катастроф» (Nancy 2014), «Крах западной цивилизации: взгляд из будущего» (Oreskes and Conway 2014), «Дивиденды приспособляемости: как важно быть сильным в мире, где все идет наперекосяк» (Rodin 2014), «Шестое вымирание: неестественная история» (Kolbert 2015), «В эпоху катастроф: противодействие грядущему варварству» (Stengers 2015) и «Преступление и воображаемые бедствия: постапокалиптическая литература и кризис общественного порядка» (Yar 2015).