Инопланетянка варвара (Лиз и Рахош)

— Ты еще не выздоровел…

— Моя самая большая боль вообще не имеет никакого отношения к костям, — говорит он, пальцами настойчиво перебирая складочки моей киски.

Хныканье срывается с моих губ.

— Наклонись вперед, — его дыхание щекочет мне ногу. — Я хочу испробовать на вкус свою пару.

Я сжимаю мокрую шкурку, которую использовала в качестве мочалки, и просто отбрасываю ее в сторону. Все мое тело полыхает жаром, и, хотя где-то в глубине моего сознания отдается мысль, что я не должна поддаваться желаниям инопланетянина, моя вошь напевает восхитительную мелодию в такт с его, к тому же я так возбуждена, что могу вылезти из собственной кожи. Так что я медленно наклоняюсь вниз и кладу руки на тыльной стороне голеней, словно я сейчас в тренажерном зале и занимаюсь растяжкой. За исключением того, что я — в чем мать родила, полностью голая и возбужденная.

Я чувствую, что Рáхош раздвигает пошире мои ягодицы, ну а потом его рот уже на моей киске и лижет с ненасытной свирепостью, от которой мои колени слабеют. Я издаю вопль и тут же, спотыкаясь, падаю вперед, слишком близко к огню. Лишь его сильная рука вокруг моих бедер не дает мне упасть в пламя. Более того, он, подняв меня, с размахом разворачивает по кругу до тех пор, пока не располагает меня лицом в шкуры, и тогда он подталкивает меня вперед, его рука все еще сжимает меня вокруг бедер. От его толчка я в шкурах по инерции скольжу вперед, щекой двигаясь к полу, а моя задница торчит в воздухе.

И по-прежнему он с целенаправленной интенсивностью пожирает меня. У меня пальчики на ногах подгибаются, и из моего горла раздается пронзительный вопль, когда его язык, шершавый и плотный, пронзает меня глубоко внутри моей сущности. О, черт. Это уже чересчур, чтобы я могла справиться. Ощущения слишком приятны.

Он издает стон и приостанавливается, пока я ловлю воздух, пытаясь отдышаться.

— Такая сладкая.

Это — единственное предупреждение, что я получаю, прежде чем он снова погружается внутрь, и мои ноги напрягаются от терзающей потребности всего этого. О, Боже. Я уже так близко к тому, чтобы кончить, а все, что он сделал, — нырнул лицом в мою киску и начал лизать. Ну, конечно же, перспектива этого сводит меня с ума, и я извиваюсь против его рта, все сильнее взбрыкиваю бедрами назад и пытаюсь тереться о его лицо.

— Моя, — рычит он в мою плоть, а затем снова толкается своим языком внутрь меня.

Я кричу и сжатыми в кулаки руками хватаюсь за шкуры, когда кончаю, и мои ноги жестко напряжены от оргазма, пронзающего меня насквозь. Я чувствую, как мое тело сотрясается в конвульсиях от силы моего оргазма, и влажность заливает мои ноги.

От этого у Рáхоша сносит крышу. Он издает рык и снова хватает меня за бедра. Прежде чем мне удается перевести дух, он перекидывает меня на спину, задрав мои ноги вверх. Он берет свой член в руку и толкается внутрь меня.

И я снова кричу. Такое ощущение, будто меня пронзили насквозь, настолько он огромный. Я чувствую себя совершенно потрясающе. У меня и раньше был секс, но я никогда не чувствовала каждый дюйм мужчины, когда он внутри меня. Обычно чувствуешь себя лишь более или менее наполненной.

Но это кажется насыщенно-интенсивным. Я ощущаю каждый нарост его члена, каждый бугорок, каждую вену. И, черт побери, я определенно чувствую шпору над его членом. В тот момент, когда он вонзается внутрь меня, она скользит между губами моей киски и задевает клитор, плавно двигаясь как еще один палец.

Я полностью перегружена очарованием ощущений.

Он замирает надо мной, его пылающие глаза сужаются, когда он пристально смотрит вниз на меня. Он совершенно неподвижен, даже не дышит. Я не могу разобрать выражение его лица.

— Лиз? — спрашивает он. — Я… сделал тебе больно?

Он тянется рукой к своему рту, и я понимаю, что за своим тщательно замаскированным выражением лица он скрывает свое беспокойство.

— Я в порядке, — говорю я ему и приподнимаю свои бедра. — Прошу тебя, не останавливайся.

Он издает низкий гортанный рык, и его лицо снова накрывает дикое, необузданное выражение. Он наклоняется вперед и кладет руки мне на бедра, а затем снова врезается в меня.

И я снова кричу, потому что, о Господи, как же мне не кричать? Такое ощущение, будто он трахает мою душу, выворачивая ее наизнанку. Это самое потрясающее, что я когда-либо испытывала. Его волосы свисают близко к моему лицу, и я хватаю несколько локонов, цепляясь за них так же сильно, как он вцепился в меня.

— Не смей прекращать трахать меня, — рычу я ему в ответ. — Никогда не смей останавливаться!

У него раздуваются ноздри, и тогда Рáхош врезается в меня еще сокрушительнее, чем прежде. Я кричу, когда кончаю, дергая его за волосы и вскидывая бедра, чтобы встречать его полные страстного желания толчки. Такое впечатление, что мой оргазм, который у меня был несколько мгновений назад, так и не проходил. Он просто все продолжает накатывать на меня, и я кричу и воплю, пока он все продолжается и продолжается. С каждым толчком шпора Рáхоша терзает мой клитор, и мне кажется, будто я ступаю по небесам обетованным. Я не могу справиться с таким сильным наслаждением. Это мне не по силам.

Тело Рáхоша двигается резкими толчками, и какое-то мгновение мне кажется, что он вот-вот начнет сетовать на свое колено или судороги в мышцах, настолько крайне удивленное выражение у него на лице. Но тогда у него с шипением вырывается дыхание сквозь его туго сжатые губы, его тело судорожно подергивается, и я понимаю, что он тоже кончает.

РÁХОШ

Я полностью переродился.

Все мышцы моего тела, все сухожилия, все органы — ничто больше не принадлежит мне. Все это забрала себе Лиз. Я целиком и полностью принадлежу ей.

Я обрушиваюсь поверх своей пары, обессиленный от нашего бешенного спаривания. На это ушло совсем немного времени, и мой член все еще подергивается, несмотря на то, что похоронен глубоко внутри нее, и я кончил. Однако резонанс не проходит. Если уж на то пошло, с каждым моментом он становится все сильнее, и наши кхай объединились в общую песню.

Руки Лиз выскальзывают из моих волос, и ее лицо искажается в гримасу, увидев длинные пряди волос на своих пальцах.

— Я…, кажется, выдернула немного. Прости.

Она возвращает мне их обратно.

Я беру эти пряди волос и отбрасываю их в сторону.

— У меня их более чем достаточно.

Она может выдрать хоть все, если ей хочется. Мне плевать. Я лишь хочу остаться навсегда внутри нее. Я переворачиваюсь на бок и прижимаю ее к своему телу, опуская ее лицо к своей груди. Я никогда не чувствовал себя настолько… хорошо.

Она моя. Полностью моя. И сейчас она полна моим семенем. Я чувствую, как ее влагалище сжимает меня горячими, сильными спазмами, проходящими сквозь ее тело. Она слегка задыхается от каждого из них, и мне думается, что они возбуждают ее. Я поглаживаю ее светлые косы, мокрые от купания.

— Моя пара, — шепчу я. — Моя Лиз.

С губ моего человека срывается приглушенный полувздох-полустон, полный наслаждения. Она прижимается лицом к моей груди, а рукой проводит вниз по моей руке. Я делаю ей то же самое, наслаждаясь различием структур наших тел. У нее нет мягкого пушка, покрывающего кожу моих людей. Человеческая кожа совсем не похожа, но… я наслаждаюсь ею. На ощупь она ощущается слабой, привыкшей к неге, и я сразу вспоминаю, как лизал ее гладкое влагалище.

Это — приятные воспоминания, и это то, что я хочу немедленно снова повторить. Я пальцами движусь к основанию моего члена, по-прежнему всаженного глубоко внутри нее, и провожу пальцами вдоль краев ее щели, где она охватывает меня в глубоких тисках внутри себя. Ее складочки туго растянуты.

Она втягивает воздух.

— Что…

— Мне нравится ощущать, когда я внутри тебя, — говорю я ей, и ее покрасневшее лицо обретает еще более ярко красный цвет. — Тебе приходится широко растянуться, чтобы принять меня.

— Хвастунишка, — говорит она дразнящим тоном, а ее рука старательно спускается вниз по моей груди. — Кстати, как бы это сказать, но мы сделали все совершенно неправильно.

— Неправильно? — я ни на шутку потрясен, что чем-то умудрился разочаровать ее. — У людей есть какой-то ритуал, который я пропустил?

Она хихикает и кончиками пальцев пробегает по мышцам моей груди, а затем щелкает по моему соску.

— Ну, не то, чтобы уж совсем, если только не считать прелюдию ритуалом, — она сдвигается, и своим членом я ощупаю каждую мышцу внутри ее тела. Я резко вдыхаю, потому что готов прямо сейчас снова взять свою пару, однако она все еще разговаривает, так что пытаюсь внимательно ее слушать. — В основном, — продолжает она, — женщины хотят, чтобы их соблазняли к сексу.

Соблазняли к сексу? Я не понимаю. Она взывала ко мне. У меня во рту до сих пор ощущается вкус ее влажного возбуждения. Я секунду изучаю ее, задумываясь над этим. Ааа, наверное, настал момент выразить то слово, означавшее ухаживание.

— Нeвввп, — говорю я ей.

Она шлепает меня по груди.

— Что ты хочешь сказать этим своим «нeввп»? — она выглядит оскорбленной. — Может, я ожидаю что-то вроде чертовой прелюдии! Не думаю, что я многого прошу.

— Погоди. Разве это слово не означает ухаживание?

Она возмущенно вскрикивает.

— Я просила тебя всего лишь о прелюдии, а ты говоришь мне «нет»?

— Я сказал нeввп, — уточняю я. — Это неправильно? Ты ведь говорила мне это раньше, и было совершенно очевидно, что тебе нравились мои прикосновения.

Лиз скептически смотрит на меня и толкает меня в грудь.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, чудак. Отпусти меня…

— Никогда, даже и не мечтай, — заявляю я и наматываю на кулак ее волосы так же, как она сделала со мной. Она все еще в моих объятиях, и я разглядываю ее и вижу, что на ее красивой шее учащенно бьется пульс, в ее глазах пылает яростный гнев и похоть. — Ты должна объяснить мне, что такое эта «прелюдия».

— Черт, ты, должно быть, шутишь надо мной?

Это слово крутится у меня в голове, но его перевод не кажется правильным.

— Нет, мой член не стал бы утверждать тебе о том, что шутит.

— О Господи, я не это имела в виду. Я… — она тяжело вздыхает от разочарования. — Ну, ладно. Прелюдия. Это, когда ты типа тискаешь сиськи и все такое. Тебе нужно подготовить девушку к сексу. Позаботиться, чтобы она была готова, намокла и нуждалась в этом.

Я смотрю на нее сверху вниз хмурым взглядом.

— Ты была мокрой.

— Знаю! Но…

— Я лизал твою влагу изнутри твоих бедер. Твое влагалище было настолько промокшим, что из него прямо стекало…

Она пальцами сжимает вместе мои губы и выглядит при этом… крайне смущенной.

— Такие пошлости нельзя говорить.

Пошлости? Было так прекрасно воочию увидеть всю ту влажность, которую я вызвал. Я пил бы ее сладкий нектар час за часом, но ей, кажется, неудобно даже думать об этом. Люди очень странные.

— Тогда объясни мне, — настаиваю я. — Что такое «тискать сиськи»? Я не понимаю смысл этих слов.

— О, Боже, — выдыхает она. — Чему из земного, спрашивается, этот переводчик научил тебя? — она похлопывает себя по груди. — Понимаешь, сиськи. Груди. В смысле, если к ним прикасаешься, от этого испытываешь удовольствие.